— Ты далеко зашел, тебе так не кажется? — Макс? Его желваки заиграли, а кулаки сжались, что не укрылось от взгляда охраны, и человек, что целился в парня, поудобнее встал в позицию для выстрела.

— Волков, папа не научил, что ко взрослым на «вы» обращаться нужно, — мужчина засмеялся, а у меня скрутило желудок от того, насколько этот смех был ядовитым.

— Заткнись! — прорычал Максим, и хотел было кинуться в сторону Стрельцова, когда оружие наведенное в его сторону, точно прицелилось в область сердца. Один выстрел, и он труп.

— Зато, я могу обратиться к тебе на «ты», папочка, — ядовито сказала я, становясь на сторону защиты Волкова. Не знаю, что случилось с отцом Максима, но раз папа был его другом, значит он хороший человек, а говорить так о хороших людях я не позволю.

— Ой, Сонечка, ты уже называешь меня папой, может присоединишься к нашей семье, — мужчина указал на людей стоящих позади. Это была его жена, дочь и сын, но явно он не ценил их как семью, возможно, сына, и то, как наследника, не как ребенка.

— Прости, я люблю свою семью, которая меня воспитала и которая меня любит, — мама мне мило улыбнулась, а в уголках глаз собрались слезы, хотелось подбежать и обнять её, но не могу, — И поверь, я очень хотела быть похожей на маму и иметь её красивые серые глаза, а не то, что вместо них, — я выплевываю эти слова, и вижу как ему неприятно это слышать.

— Знаешь, Сонь, я бы не отказывался. Я смогу дать тебе больше чем он, — с брезгливостью, Стрельцов кивает в сторону моего папы.

— А мне ничего и не надо. У меня свой заработок, я питаюсь только за счет родителей, — я складываю руки на груди и ухмыляюсь этой сучке Карине, которая до сих пор висит на шее у папочки.

— Какие мы самостоятельные. Прям вижу в тебе свой характер, — он подходит ко мне и смотрит прямо в глаза. Я не отвожу взгляда, глядя в идентичные глаза биологического отца.

— Не твой, а мой, собственный, выработанный, благодаря моей «сестричке», — последнее я кидаю, словно это гниль, хотя, это так и есть. Она гнилой человек.

— Жаль, что у Вани нет такой хватки, двадцать, а на шеи до сих пор висит, — мужчина смотрит на своего сына, который отводит взгляд, ему неприятно слышать такое от родного папы, —

Знаешь, а может я оставлю всех в покое, если ты станешь моей дочерью, возможно, я сделаю тебя своей наследницей, — задумчиво тянет «папа». Я хмыкаю и отворачиваюсь. Никогда. Смотрю в глаза родителей, которые просто в диком шоке.

— Нет! Ни за что! — на этих словах, двоим в голову охранникам выстреливают в головы. Наши.

Люди с оружием начинают хаотично крутить оружие в разные стороны, ища того, кто стрелял. Щелчок — ещё двое. Два щелчка — четверо. Ещё 2 выстрела и все 10 охранников лежат на полу. Все в шоке. Все действо длилось пару секунд и никто ничего не успел понять, как вышла Марго и Дима.

Они нацелились с двух рук в Лероновых и Стрельцовых.

— Они уходят, а вы остаетесь со своими головами, — ухмыляется Рита и держит палец на спусковом механизме, который, в свою очередь, нацелен в голову папиного брата.

— Сейчас уйдут, но позже, вам это так с рук не сойдет, — шипит злой до чертиков «папочка». Дима показывает нам головой чтобы мы уходи, пока те всё ещё держат прицел, мало ли что он выкинет.

Мы выходим с зала заседаний и бежим к лифту. Держа кнопку блокировки двери, мы ждем наших спасителей, которые мигом залетают и дверь закрывается.

Я прикладываю руку к груди, чувствуя, как сердце практически соприкасается с моей ладонью. Нас только что чуть не убили, в голове не укладывается.

Все молча, без лишних слов, выходят с Москва сити и расползаются по машинам. Единственное, что я улавливаю, благодаря своему чуду слуху, это как родители договариваются о переселении в загородный дом Волковых. А потом рычание моторов и с пылью под колесами все разъезжаются.

***

Я сижу в своей комнате уже который час, всё ещё в непонятке всей этой ситуации. Папин брат — мой отец. Он же готов был убить всех, вплоть до меня. Карина — моя сестра. Что за?

В голове только одна мысль — уехать. Не мешать. Из-за меня могли умереть дорогие мне люди. Я встаю и вижу в своему шкафу вновь толстовку Волкова. Отдам брату, тот передаст. Достаю с обувной коробки свои сбережения, и садясь на пол, пересчитываю.

В целом, здесь достаточно денег на перелет куда-то на другой конец света, и ещё на месяц жилища, там же, в неплохом отеле.Достаю свой любимый белый, уже немного потрепанный чемодан, спасибо мировым авиалиниям, и начинаю тупо закидывать туда вещи. Глаза начинает щипать, а слезы медленно катиться по щекам.

Мне врала моя же семья. Всю жизнь и обо всем.Я люблю их и буду любить, но мне сложно принять всю эту ситуацию. Мама залетает в комнату и видит картину раскиданных по комнате, в которой всегда убрано, вещей, чемодан по средине и я, сидящая на коленках и ревущая.

— Соня! — мама кидается обнимать меня, а я крепко сжимаю её плечи. В голове пролетает мысль оттолкнуть, но не могу, просто не могу.

— Мама, я не могу… — я всхлипываю и утираю слезы тыльной стороной ладони, — Я не могу так… Это очень сложно принять, — новый поток эмоции и я опять начинаю плакать, утыкаясь носом в мамино плече. Я никогда так много не плакала, как за эту неделю.

— Солнышко, ты всё можешь. Ты же у меня сильная девочка, — слова « у меня» просто добивают, и я уже впадаю в истерику.

— Я только твоя… не ваша, — сквозь комок в горле, я старюсь донести до мамы всю суть её слов. Она молчит, ей нечего сказать, нечем оправдаться. Ей тоже больно, ей было больно, наверняка, ещё с того момента, как она узнала, что папа не мой отец.

Папе тоже не легко. Я видела, как он иногда посматривал на маму, во время езды домой. Он простит, я знаю. Это было 18 лет назад, а с тех пор ссоры родителей в нашем доме большая редкость. Ни мама, ни папа, не давали друг другу повода для ревности.

-Я хочу уехать, на месяц, у меня есть деньги, — утерев слезы, и слегка успокоив свои нервы, говорю я, отдаляясь от мамы, и продолжаю закидывать вещи в чемодан.

— Ты не можешь, — я резко перебиваю мать.

— Могу, так вы сможете жить спокойной, — кричу я и уже запихиваю что попало в мое белое чудо и сажусь на его, закрывая молнию.

— Он найдет тебя в любом уголке мира. Теперь-то, он знает как ты выглядишь, — я на момент застываю, все ещё сидя на чемодане и задумываюсь. Но, как говориться, хочешь жить — умей вертеться, по этому выдаю маме свое ответ:

— Обрежу волосы, перекрашусь, начну краситься и сменю фамилию, — поднимаюсь и поднимаю за собой огромный багаж, который весит больше меня, наверное. Но мне удается его поднять, так как адреналин всё ещё играет в крови.

— Вот этого я тебе не позволю, — мама хватает меня за руку и останавливает на выходе из комнаты, — Мне жаль, что так вышло, правда, но как ты сказала — «мы твоя семья», и отец не перестанет тебя любить, из-за того, что ты дочь его брата, — я вижу отца, поднимающегося по лестнице к нам на крик, и он кивает, улыбается маминым словам.

— Да, Сонь, ты — моя дочь и я буду тебя любить не меньше, чем раньше, — и папа обнимает меня, отталкивая ногой, чемодан на четырех колесиках, в глубь комнаты.

— Пап, — я крепко обнимаю его, практически вися на его шеи. Тепло разливается внутри, когда мама обнимает меня сзади. Вот она — моя семья, любимая семья. А когда я чувствую трепание по голове, то понимаю, что это мог сделать только один человек. Брат.

— Денис, — я кидаюсь и на брата, зная, что он ненавидит обниматься, ну конечно, кроме как с Сашей и, иногда, со мной. Это отместка за то, что я не люблю, когда меня трепают, гладят и трогаю в целом мою голову.

— Это, конечно, хорошо, что ты собралась, но перебери вещи и готовься — мы переезжаем, на время, в загородный особняк Волковых, там будут и Давыдовы, и Архиповы, и Стрельниковы, возможно, даже Сашка Денискина приедет, — мама мило улыбается на последних словах.

Все же, мама уже поженила Сашу и Дэна, вот серьёзно вам говорю.