В прозрачной радужке на мгновение промелькнула тень растерянности, но тут же исчезла за полыхнувшей горячей яростью. За дальнейшими изменениями Дин не следил – его кулак уже направлялся прямиком в неосторожно подставленный нос футболиста. В часы большой перемены спортзал довольно пустынное место, но их милой перебранке, естественно, нашлись благодарные зрители – сначала случайно заглянувший член футбольной команды, затем пара проходивших мимо девчонок, а потом и целая толпа зевак, падких на «горячее». Дин не обращал на них внимания, увлечённый просчитыванием ходов наперёд, хотя где-то на периферии вертелась назойливая мыслишка, что у него опять будут неприятности. Отмахивался от неё, словно от назойливой мухи – со всем разберётся позже, сейчас нужно проучить Бейна как следует, чтобы впредь неповадно. Не помнил, как их растаскивали сбежавшиеся учителя и яростных воплей разъярённого директора, к которому их с Бейном оттащили для разборок – адреналин продолжал бурлить в крови яростной силой, а сбитые до крови костяшки пальцев саднило наверняка не меньше, чем кровоподтёки на лице хмурого как никогда Аластора. Пока названивали их родителям, Дин в душе довольно усмехался – воспоминания о сегодняшней стычке будут сильными.

— Сколько можно, Дин?! — взорвался уже дома Джон, окончательно созрев после воспитательной беседе в кабинете школьного руководства.

Дин молча покривился, трогая кончиками пальцев разбитую нижнюю губу. Отец давно на него не орал – не было повода, ибо большую часть проблем парень традиционно решал самостоятельно. К тому поневоле приучили годы заброшенности, когда сломленный смерью жены глава семьи сутками напролёт пропадал вне дома, появляясь порой уже под утро и непременно навеселе. Детей он никогда не обижал, но и заботу о них добровольно переложил на плечи старшего сына. В частности, Сэму Дин был куда больше отцом, чем Винчестер-старший, но об этом никто не упоминал вслух. Дин точно знал, что сейчас Джону стыдно за свои методы воспитания, и его способом извиниться в последнее время был хрупкий нейтралитет между ними. В некоторых семьях отлично умеют делать хорошую мину при плохой игре – это он не понаслышке узнал с момента переезда в Лоуренс. Джона лишь иногда прорывало, как сегодня, когда Дин своим поведением определённо перегнул палку.

— Столько, сколько нужно, — мрачно процедил он, метнув взгляд на тревожно маячившего в дверях брата. Во взгляде Сэма читалось мучительное чувство вины – кажется, тот уже осознал, насколько был неправ в отношении Дина.

— Не дерзи мне! — рыкнул Джон, нависая над обманчиво расслабленным сыном. — Я слишком долго не вмешивался, но ты переходишь все границы. Марш в свою комнату и до завтра никуда не выходить!

Дин саданул по закрывшейся за ним двери спальни с такой силой, будто намеревался превратить дом в руины. Ярость клокотала в нём, но её чуть утихомиривало ощущение собственной неправоты. Отец обязан был отреагировать должным образом на звонок из школы, но он даже не попытался узнать о причинах выходки отпрыска. Привычный беспорядок вокруг как назло напоминал о том – на столе забытый Касом учебник по физике; в углу пылится мяч, которым они любили перебрасываться при повторении формул, старая фотография на стене укоризненно перекосилась после его демарша – только три дня назад Новак интересовался местом, что на ней заснято. Присутствие друга до невозможного остро ощущалось в каждой мельчайшей детали, крича о том, что Дин так и не прояснил вопрос его отсутствия до конца. А теперь он вообще заперт в собственной берлоге без права выхода. Чудненько!

— Дин, — послышалось осторожное из-за двери, и парень невольно усмехнулся, представив напряжённую мордашку младшего брата. — Дин, ты там?

— Нет, телепортировался в соседнюю вселенную, гений, — ехидно сообщил он, стекая по двери на пол.

— Я знаю, где Кас, — сообщил младший.

— Мне-то зачем об этом сообщаешь? — с деланным равнодушием пожал он плечами, словно брат мог его видеть. — Сам и сходи, я всё равно под арестом.

— Он меня не станет слушать, — сердито прозвучало в ответ. Дин так и видел возмущение в каре-зелёных глазах. Сэм помолчал, а потом сообщил доверительным полушёпотом: — Отец ушёл, а я знаю, где ключ.

— Смотри, тоже запрут, — хмыкнул он с каким-то весёлым удивлением. На его памяти Сэмми впервые шёл против воли Джона. Странно, но для него, воспитанного практически единолично Дином, отец всегда был непререкаемым авторитетом, и плевать на его пьяные выходки. Дин иногда задумывался, а не он ли привил младшему подобное идолопоклонство, но от ответа самому себе обычно уклонялся. Он и сейчас не желал провоцировать брата на противостояние, но Каса и впрямь следовало отыскать.

Щёлкнул замок, скрипнула открывшаяся дверь, рука машинально потрепала взъерошенные больше обычного вихры по пути прочь из узилища, а пару минут спустя снаружи взревел натужно мотор «детки» – Дин рванул из дома, словно за ним черти гнались. Возможно, ему удастся вернуться раньше, чем Джон закончит работу. Возможно, нового конфликта не случится. Возможно. Пока что он предпочитал об этом не думать.

Кастиэля он и впрямь нашёл на пустыре, где сам любил побездельничать на солнышке. Место, в чём-то сродни его излюбленному дереву за спортзалом, только сюда по определению приходило не так много народу. В очень давние времена здесь стоял старинный особняк, потом его снесли, а участок так никто и не приобрёл. Обломки былого поросли мхом и травами, кругом разрослись деревья, а бесприютные бродяги вроде Винчестера любили прятаться на пустыре от своих невесёлых дум и бытовых неприятностей. Помнится, сразу после переезда сюда он частенько здесь оказывался – ссоры с решившим начать новую жизнь отцом были тогда особенно бурными. После долгих лет разногласий сложно верилось в благие намерения Джона, решившего последовать приглашению старого друга Бобби Сингера – слишком часто последний обманывал надежды подростка.

Джон всегда был для него самым близким и одновременно самым далёким человеком, и в том не Дина вина. В детстве он видел в отце главного кумира, но время развенчало наивные идеалы. Остался разбитый жизнью мужчина без цели и смысла существования, обратившийся к пьянству как единственному спасению. Дин не считал себя вправе осуждать, но жизнь дала наглядный урок, как не нужно заботиться о семье. В своей дальнейшей судьбе он намеревался руководствоваться иными принципами. Сколько их было, попыток повлиять на обезумевшего от горя Джона, и не сосчитать – упрямство у Винчестеров фамильная черта. И тем сложнее было всякий раз признавать поражение.

Теперь, когда забрезжил свет в окошке, ссориться особенно больно. Джон искренне старался – завязал со спиртным, нашёл работу в крошечной охранной фирме соседнего городка, как мог заботился о сыновьях. С другой стороны, он неправ насчёт мотивов Дина – мог бы и выслушать, прежде чем ставить точку своим волевым решением. Он иногда чрезмерно резок в своих благих намерениях, а присутствие Кастиэля всегда сглаживало витавшую в семье неловкость. Новак – будто ангел, появившийся как нельзя кстати, и сейчас Дин радовался сидевшему на камнях в позе лотоса девятикласснику, словно тот и впрямь явился ему в образе небожителя.

— Ты меня отравить решил? — поинтересовался он чуть позже, когда на следующий день они оба торчали на привычном месте за спортзалом. Отец решил-таки выпустить его из заточения, предварительно прочитав длинную нотацию о вреде драк и прочей лабуде, а умиротворённый улаженными делами Дин благоразумно помалкивал, опустив очи долу.

— Почему? — недоумевающе свёл брови Новак, не переставая меланхолично работать челюстями. Пакет с пирожками небрежно лежал на земле между ними, и в нём ещё оставалось достаточно, чтобы заставить мучиться животом целый полк.

— Как ты это ешь? — в шутливом ужасе воскликнул Винчестер. Вкус угощения и впрямь был кошмарным, о чём Дин и не преминул бесхитростно сообщить вполне недвусмысленной гримасой. Кастиэль лишь криво усмехнулся в ответ – он-то знал, что кулинар из тётки никакой, сколь бы искренне она ни старалась. Вечно то недосолено, то перепечено. Неудивительно, что Рафаил постоянно заливал еду тонной кетчупа, а Гавриил предпочитал вредные сладости нормальной домашней пище.