– Ав Двево! – воскликнула она, раскинув руки, и будто обезумевшая от предчувствия скорой грозы чайка кинулась нам навстречу. – Какими фудьбами? Майфик мой!

Женщина нежно обняла Иана за талию. Ну, попробовала обнять: руки её и близко не сходились у мужчины на спине

– Офень! Офень вада! Ну, пйивнавайфа! Фяфлив видеть фтавуфку?

– Безмерно счастлив, Жанна Ивановна! – по-доброму рассмеялся Джеро и крепко обнял забавную маленькую женщину, а я поняла, что, во-первых, догадываюсь, почему комендант общежития литераторов не понимает шуток, а во-вторых, что сложно будет общаться с человеком, который не выговаривает двадцать из тридцати трех букв алфавита.

Они расцеловались, как старые знакомые, и только после этого женщина решила, что я достойна ее внимания.

– М-м-м, – протянула она, глядя на меня снизу вверх. – Пойагаю, вы и ефть та фамая фободная айита, котовую мы фе так вдем? А?

И подмигнула зачем-то Иану, а мне несколько секунд понадобилось на то, чтобы перевести услышанное хотя бы на один из трех освоенных мною языков, и наконец ответить:

– Она и есть. Арита Вертинская. Можно просто Агата.

– Агата, – с удовлетворённым видом повторила женщина. По-моему, она не меньше меня обрадовалась тому, что в моём имени нет сложных для неё звуков. – Идём.

Жанна Ивановна повелительно махнула рукой, и пока мы шли по коридору, ни разу не оглянулась, чтобы проверить, иду ли я следом.

Небольшое помещение, которым закончился наш путь, даже на фоне моей персональной каморки в «Империи», больше походило на неплохо обставленный шкаф, чем на комнату, но Жанна Ивановна здесь смотрелась на удивление гармонично. Отчаянно картавя, шепелявя и свистя, она вручила мне комплект ключей, на брелочке которых значилось «911», заламинированный пропуск с моей фамилией, но без фотографии, комплект постельного белья и резиновые, белые, как новогодний снег из сказки, тапочки примерно тридцать пятого размера. Недоумевая по поводу последних, я посмотрела на камендантшу и спросила:

– Что это?

– Тапофьки, – ожидаемо ответили мне. – Дйа дуфа… Вафпифание гойафей воды на дфейах пофмотйиф.

То есть, мало того, что душ у них общий, так ещё и горячая вода по расписанию? Возмущению моему не было предела, но я сдержалась и не сказала милой женщине ни единого обидного слова. А вот ару Ингвару Эрато, чувствую, достанется… Что я там хотела? Отдельную комнату? Ну уж, дудки! Комнату и персональный душ с круглосуточной горячей водой к диспозиции. И это я очень, очень скромна в своих требованиях! В конце концов, я уже пожила своё в общежитиях, пошлялась по съёмным квартирам! Четыре года после того, как умерли тётки, по чужим углам скитаюсь. Надоело!

– Тапофьки так тапофьки, – проворчала я и, понимая, что полученные вещи я со своими костылями буду до утра в комнату перетаскивать, посмотрела на Джеро.

Ар улыбался. Нет, судя по дрожащим губам, с трудом сдерживал смех.

– Что такое? – всполошилась я, а мужчина молча подхватил приготовленные Жанной Ивановной вещи (даже про бесполезные тапочки не забыл), кивнул комендантше и только после этого произнёс:

– Пойдём, провожу тебя до комнаты. И вещи помогу донести, и заодно с той самой свободной аритой, о которой я тебе говорил, познакомлю.

Я почувствовала, как у меня вытягивается лицо, и в который раз за утро едва не обзавелась ещё одним переломом, лишившись костылей.

– То есть бешеный хомячок – это и есть моя коллега по несчастью? – пробормотала я. – Вы что, издеваетесь?

Услышав мои слова, Иан замер и сначала удивлённо посмотрел на меня, а потом снова захохотал:

– Бешеный хомячок? Хм… Мне больше нравится прозвище Пятнадцать Дециметров Чистой Ярости, но Бешеный хомячок тоже очень хорошо. А когда вы успели познакомиться?

Мой выразительный взгляд Джеро лишь рассмешил. А смеялся он так весело, так заразительно, и так восхитительно обозначалась на щеке ямочка-шрам, что я… я зажмурилась и торопливо отвернула лицо. Что с тобой происходит, Агата? Иан Джеро даже не самый симпатичный мужчина в твоей жизни, так откуда эта реакция? Матерь Божья, да я так на представителей противоположного пола даже в подростковом возрасте не реагировала!!! Может, у меня рак мозга? Или щитовидной железы? Где-то я читала, кажется, что бунт эмоций и неожиданная реакция на обычные вещи – это первый звоночек к тому, чтобы провериться у врача…

Общежитие литераторов на «Олимпе» мало чем отличалось от множества других общежитий, которые мне посчастливилось посетить. Тусклые лампы в полутёмных коридорах, издающие это нагнетающее тоску жужжание, запах сгоревшей еды, половой тряпки и никотина, болотного цвета стены и серый каменный пол. На такие вещи не обращаешь внимания, когда ты студентка и только вырвалась из-под опёки двух старых дев. Хотя какое смирение! Когда мне удалось заполучить комнату в общежитии, мне казалось, что в мире нет ничего лучше этих окон со щелями толщиной в руку, общего душа и одного на пятьдесят комнат туалета. Всё это казалось такими мелочами, когда перед тобой открывается вся романтика студенчества.

С возрастом моё отношение к жизни несколько изменилось. Из-за тонких стен до меня долетали обрывки разговоров и смех. Чужие жизни, которые, если я буду плохо стараться, вполне возможно станут частью моей. Иан толкнул дверь комнаты 911, предварительно легонько стукнув, и на нас сразу же обрушился раздирающий душу стон Rammstein:

– Mutter!!! Oh gib mir Kraft!!

Я невесело усмехнулась, удивляясь, как точно эта композиция передаёт моё эмоциональное состояние.

Бешеный хомячок лежал на кровати и, в такт мелодии покачиваясь на панцирной сетке, задумчиво выпускал сизые кольца дыма. Что ж, по крайней мере, можно было порадоваться тому, что у девчонки хороший музыкальный вкус. Было бы гораздо хуже, если бы её предпочтения в музыке совпадали, к примеру, с предпочтениями Галки Терещенко.

– Дания! – возмутился Джеро даже раньше, чем я успела осознать, что кто-то курит в той комнате, где мне предстоит спать. – Ты куришь? Я на тебя Жанне Ивановне пожалуюсь. И Криспину заодно!

– И что они мне сделают? – девушка щелкнула пультом от музыкального центра, занимавшего весь подоконник, а когда мелодия началась с начала, с удовольствием зажмурилась и затянулась. – Выгонят из общежития или домой отпустят?

Иан проворчал что-то не вполне цензурное, а затем опустил мои вещи на свободную кровать и, протянув руку в сторону девчонки, потребовал:

– Дай сюда!

Она пожала плечами:

– Травитесь на здоровье… Кстати, ар Джеро, вы бы сказали вашей подопечной, чтоб она вещички не распаковывала, надолго она здесь всё равно не задержится, потому что это моя комната, а мне соседки не нужны…

– С детства мечтала жить в таком гадюшнике, – проворчала я, осматривая комнату. Н-да, не густо. Встроенный шкаф, две кривобокие кровати, обеденный стол, три стула, две тумбочки и лампочка, спрятанная под самодельным плафоном. «Олимп» бы мог и расстараться для своих собирателей. – Общий тут, я так понимаю, не только душ, но и туалет… Прямо все удовольствия в одном флаконе. Не знаю, кого и благодарить… То ли ара Эрато, то ли какого другого ара…

Я покосилась на Джеро.

– Все претензии к Ингвару, – хмыкнул тот, и не думая замечать намеки. – Он как твой начальник решает, какое жильё тебе предоставить… Ты, конечно, можешь отказаться и подобрать себе что-то более…

Он поиграл пальцами, подыскивая подходящее слово, а я фыркнула:

– То есть я ещё и собственную камеру оплачивать должна? Оригинальное решение квартирного вопроса… – Иан открыл рот, чтобы возразить, но я махнула рукой:

– Не стоит. Я всё поняла. Спасибо, что проводил, с девушкой, как видишь, мы уже успели познакомиться, так что…

– Прогоняешь?

– Просто не хочу вас задерживать, многоуважаемый ар, – сладко пропела я.

Джеро, к счастью, оказался очень понятливым аром и в отличие от большинства моих знакомых мужчин не начал настаивать на продолжении знакомства и напрашиваться на чай, лишь ещё раз попросил Хомячка «не курить хотя бы в комнате» да протянул мне квадратик своей визитки.