Мать: Доминик, где ты? Доминик?
С озадаченным видом она закрыла за собой дверь. Вновь позвала сына по имени. Затем, обернувшись к рампе, нашла взглядом в зале Доминика, который, остолбенело созерцал происходящее.
Мать: Ах, вот ты где. Иди сюда, Доминик! Иди ко мне...
Доминик удивился, но повиновался словам матери - безотчетно, точно во сне. В ситуации было что-то сюрреалистическое. Он интуитивно понял, что надо не сомневаться, а просто подыгрывать матери.
И он подыграл.
Забравшись на сцену, он ощутил на лице жаркие лучи софитов - и понял, что преодолел некий барьер.
Его охватило волшебное чувство, известное всякому актеру по моменту, когда занавес поднимается и ты выходишь на сцену.., но к этому привычному ощущению примешивалось нечто совсем иное...
Доминик: А где папа? Его ведь там не было, правильно?
Мать (отводя глаза): Нет, Доминик... Мне очень жаль. Не знаю даже, куда он подевался-. Вообще не приходил еще с работы.
Она замялась, поправляя кружевную накидку на диване. Затем вновь обернулась к сыну.
Мать: Но, Доминик, это было просто чудесно! Самый красивый спектакль в моей жизни! И ты замечательно играл! Как я тобой горжусь, мой мальчик!
Улыбнувшись, Доминик подошел к ней и обнял. И поймал себя на том, что не может припомнить, когда вот так обнимал мать. Открытые проявления чувств в его доме были редкостью. Их чурались почти с ужасом.
Доминик: Спасибо, мама.
Мать: Я всегда знала: ты просто молодчина. Я всегда знала, что когда-нибудь буду тобой гордиться.
Доминик: Правда?
Отстранившись от матери, он заглянул, ей в глаза.
Доминик: Тогда почему ты мне никогда этого не говорила, когда я был маленьким? Когда я действительно в этом нуждался.
Мать, отвернувшись, уставилась на раковину.
Мать: Тебе не понять, Доминик. Ты не знаешь, сколько раз мне хотелось что-нибудь сказать, но...
Доминик: Но он не давал, верно? Господи, мама, неужели ты до такой степени его боялась? Как ты могла спокойно Стоять и смотреть, как он ломает жизнь твоему единственному сыну?
Мать: Не надо так говорить, Доминик. Я за тебя молилась, Доминик... Целыми ночами молилась, чтобы ты стал сильнее меня, чтобы ты дал ему отпор. Я делала все, что могла, Доминик...
Доминик: Мама, одних молитв мне было недостаточно.., ну да ладно, Я понимаю. Извини, что я на тебя так ополчился.
Раздался скрежет ключа - должно быть, кто-то пытался попасть им в скважину. Громко, зловеще щелкнул замок. Дверь медленно распахнулась, и в проеме возникла привалившаяся к косяку фигура отца Доминика. Очевидно, он был пьян. Джозеф Кейзен ввалился в гостиную, не обращая внимания на жену и сына. Плюхнувшись в свое любимое кресло, он уставился куда-то в пространство.
Доминик: Где ты был?
Отец уставился на него со злостью, которую не смягчала даже осоловелость взгляда.
Отец: А тебя это е...?
Доминик: Да. Ты мой отец. Сыновья за своих отцов обычно беспокоятся.., или это тебе в новинку?
Отец (закашлявшись): Ты мне это, не мудри! Ща токо встану, как врежу косточек не соберешь!
Доминик (с печальной улыбкой): Ты знаешь какие-нибудь другие способы общения с людьми? Или все "врежу" да "врежу?
Отец (хихикая): Да что с тобой говорить! Ишь, учеными словами выражаешься... Хоть раз попробуй быть мужчиной!
Доминик: Папа, я так хотел, чтобы сегодня ты был в зале. И ты знал, что я хочу тебя там видеть - знал ведь?
Отец посмотрел на Доминика, и злоба в его глазах чуть-чуть рассеялась. Глядя себе под ноги, Джозеф Кейзен тихо проговорил.
Отец: Д-да... Я знал.
Доминик: Так почему же ты не пришел? Неужели это так уж приятно заползти в одну из тех помоек, что ты зовешь барами, и нажраться, как свинья? Ты, что, думал, что если напьешься, все это исчезнет? Что ты...
Отец: Заткнись! Заткнись, а то врежу!
Отец Доминика прикрыл уши руками, чтобы не слышать обидных слов.
Доминик: Нет уж. По-моему, ты больше никому не врежешь. Никогда.
Отец: Ишь как расхрабрился! Чудак на букву "М"!
Доминик: Ты со мной о храбрости не заговаривай. Почему ты сегодня не пришел на спектакль? На мой спектакль! Спектакль, в котором играет твой сын!
Отец: Ты это куда клонишь, а?
Доминик: Чего ты испугался, папа? Что тебя увидят твои дружки? Что они скажут: "Джо пошел на пидоров смотреть"?
Отец: Ха! Гля, сам признался!
Мать Доминика встала между мужчинами.
Мать: О Господи, поглядели бы вы на себя! Столько злобы.., столько ненависти. Перестаньте, ради всего святого!..
Доминик: Ненависти? Нет, мама, ты не права. Любви особой я к нему не питаю, верно.., но ненависть? Разница есть.
Отец (глядя на сына): Да что ты понимаешь, сопляк?
Доминик: По-моему, в этом-то и состоит суть проблемы: любовь в нашем доме в дефиците. Ни капли любви. Ни капли тепла , ни капли любви.
Отец: Тьфу! Я тебе расскажу про любовь! Тридцать пять лет на твою мать работаю. Как папа Карло! Но зато она дома царствует и не ходит на работу, как у других мужей жены! Усек, паршивец?
Произнося каждое из этих слов, отец конвульсивно трясся. На опухшем багровом лице выступил пот.
Доминик: Папа, любовь проявляется не только в этом. Например, наши с тобой отношения... Когда я был маленьким, ты хоть раз подсаживался со мной поиграть? Рассказал мне хоть одну сказку? Пробовал меня рассмешить? А на рыбалку мы с тобой ходили? А змеи запускали? Хоть разочек?
Отец: Мужчина должен работать!
Доминик: Ты, значит, до такой степени любил свою работу?
Отец: Ты это куды клонишь?
Доминик: Ты работу любил больше, чем меня?
Отец (растерянно, со злостью)! Ты это.., попусту не бзди!
Доминик: Слово "бздеть" здесь неуместно. Послушай, когда я был маленький, то много времени проводил один. Ведь братьев и сестер у меня не было. Иногда я нуждался в ком-то, кто направлял бы меня, учил.
Отец: Я вас бросил? Нет! Я в жизни не пришел домой позже восьми.., у матери спроси! Я всегда был дома, каждый вечер!
Доминик (с печальной улыбкой):
- О да, твоя физическая оболочка присутствовала дома. Но в том, что касалось эмоций - тебя дома не было! Разве ты не понимаешь? Я помню, как подглядывал на улице за другими ребятами - как они гуляют со своими отцами и занимаются всякими разностями. Я помню, как жгуче я их НЕНАВИДЕЛ - потому что чувствовал себя обделенным. Это было куда побольнее твоего ремня, намного больнее.
Отец, смолчал, уставившись на свои колени, на бессознательно сцепленные руки.
Мать: Доминик, не трогай его сейчас. Давайте кофейку выпьем, а потом...
Доминик: Нет, мама. Давайте дойдем до конца. Давайте все друг другу выскажем. К этому давно шло. (Отцу): Послушай, папа.., ты знаешь, что ты ни разу на моей памяти меня не хвалил и не подбадривал? Разве что приказывал заниматься всей этой фигней. "Настоящий мужчина..."!
Отец: Ты что называешь фигней?
Доминик: Помнишь ту дешевую гитару? Я ее купил на заработанные деньги, когда газеты разносил.
Отец: И чего?
Доминик: Но, бьюсь об заклад, ты забыл, как на меня тогда разорался. "Нам не по карману тебе учителя нанимать!" "Музыканты - все пидора!"
Отец: Что-то не припомню...
Доминик: Зато я помню. А когда я тебе сказал, что сам выучусь играть, ты расхохотался, помнишь?
Отец: Так-таки и расхохотался?
Доминик: Да. И мне не надо напрягаться, чтобы это вспомнить. Оно врезалось в мое сердце. Вся эта треклятая сцена.
Отец: Да слыхано ли, чтобы кто-то выучился музыке сам? Чушь собачья!
Доминик: Может быть.., но я-то выучился, разве нет! И играл в группе до того вечера, когда поздно пришел домой с танцев, а ты поджидал меня в прихожей. Помнишь, папа? Помнишь, как разбил мою гитару об раковину?
Отец отвел глаза. Похоже, ему все-таки стало стыдно.
Доминик: Вот какая у меня была жизнь, папа; я занимался всякими интересными вещами НАПЕРЕКОР тому, что получал от тебя. Или лучше сказать, чего я от тебя не получал.
