Обратившись к истории цивилизованных народов, мы на сей раз обнаружим большую заинтересованность в крови. Упоминая о заговоре Катилины, Геродот пишет: «Вступающие в дружбу, чтобы освятить установляемую между ними связь, издревле смешивали свою кровь и выпивали ее вместе: это питие крови делало чуждых друг другу людей как бы близкими, кровными родичами. У армян, иверцев и других древних народов цари, при заключении мира и дружественных союзов, перевязывали на своих руках большие пальцы, прокалывали их и лизали друг у друга выступавшую кровь» (1: 74). Ниже автор рассказывает о таком же обычае скифов (4: 70), а Помпоний Мела его подтверждает, снисходительно замечая при этом: «Так что даже и свои союзы не могут они заключить без пролития крови». У Тацита восточные цари высасывают друг другу кровь из пальцев: «Заключенный подобным образом договор почитается нерушимым, будучи как бы освящен кровью его участников» (Анналы 12: 47). По рассказу Диодора Сицилийского, чтобы завладеть македонским городом Кассандрией, Аполлодор обманом заманил некоего юношу, «заклал его богам, дал заговорщикам съесть его внутренности и выпить смешанную с вином кровь».

При недоверии к крови, испытываемом средневековыми людьми, приходится удивляться живучести обряда братания. В IX в. совместное питие крови было организовано венгерскими магнатами, приносившими клятву верности своему вождю Альмошу. Обычай пить кровь или смешивать ее при заключении договоров был хорошо известен ирландцам и южным славянам. По словам Гиральда Камбрийского, «когда ирены заключают договоры, то пьют кровь друг друга, которая добровольно пускается с этой целью» («Топография Ирландии», XII в.). В видении Конхобара лейнстерцы и улады пьют из одной чаши, в которой человеческая кровь слита с молоком и вином. В толковании этого видения затейливо смешались языческий и христианский мотивы: «Ибо кровь в том сосуде — это слившаяся кровь двух королевств. Молоко — песнопения Господу нашему, что поют клирики двух королевств. Вино в этой чаше — плоть Христа и Его кровь, подносимые клириками» (сага «Приключения Фергуса, сына Лейте»)[37].

В легенде из «Римских деяний» умный рыцарь побуждает глупого заключить братский союз: «Тут же они накапали крови в чаши, и каждый выпил крови своего друга, и с тех пор стали они жить вместе». По мнению Ле Гоффа, средневековые рыцари вряд ли отдавали себе отчет в «языческих» последствиях таких договоров, для них они служили символами предков, удостоверявшими вассальную присягу[38].

Обмен кровью пережил Средневековье и, получив новую романтическую окраску, сохранился у немецких буршей (еще они расписывались в альбомах кровью), итальянских разбойников и других искателей приключений. В славянских деревнях прибегали к обряду побратимства по всякому, на первый взгляд пустяковому, поводу. Например, группа парней, пивших или слизывавших языком кровь друг друга, делались братьями и должны были защищать девушек от домогательств парней из других кварталов или селений.

Подчеркну — дело происходило в XIX столетии! Неужели парней и разбойников не страшила угроза вампиризма? Не страшила — ведь живые люди не считались вампирами, они становились ими только после смерти. Поэтому кровь живых запросто использовалась в медицине. Она, к примеру, считалась хорошим средством от судорог у детей. В Баварии отец делал себе укол в палец и давал ребенку в рот три капли крови из раны. А русский заговор от злобы гласил: «Не велик я день родился, тыном железным и оградился, пошел я к своей родимой матушке, к родному батюшке и ко всему роду и племени, загневалась моя родимая родушка, ломали мои кости, щипали мое тело, топтали меня в ногах, пили мою кровь».

Но приобщение к крови мертвеца, пусть даже и родственника, считалось мерзостью. Именно поэтому европейцы не поощряли питие крови убитых врагов. В ирландской саге Мис, дочь короля Дайре, узнав о гибели отца, находит его тело на поле сражения и пьет кровь, сочащуюся из ран. В результате она теряет рассудок, живет, скитаясь по долинам, нападает на скот и людей, убивает их и высасывает их кровь (редкий пример неумершего вампира).

Данте и Вергилий в аду. Картина В. Бугро (1850). «Они дрались… друг друга норовя изгрызть в клочки» (Ад 7:112–114).

Одна из ужаснейших форм мести в средневековых легендах — заставить врага выпить крови его близких, то есть мститель действует иначе, чем наемники у Геродота, сами пившие кровь сыновей Фанеса. В сказании о Нибелунгах Гудруна мстит своему мужу Атли за убийство братьев, давая ему съесть сердца двух его малолетних сыновей, изжаренные на вертеле, и выпить их кровь, смешанную с медом или пивом, в кубках, сделанных из их черепов. В старинной датской и фарерской балладе «Рыцарь Ловмор, или Кровная месть» Сигнильда, мстя за смерть отца и братьев, чью кровь ей тоже пришлось отведать, преподносит своему мужу Ловмору чашу с кровью его детей. Марко Кралевич, герой южнославянских сказаний «Женитьба Степана Якшича» и «Женитьба Дмитрия Якшича», закалывает сыновей Бечского цесаря и насильно поит его их кровью и кормит их мясом.

Случаев пития собственной крови немного. Часть их можно списать на аллегорию возмездия: «И притеснителей твоих накормлю собственною их плотью, и они будут упоены кровью своею, как молодым вином» (Ис. 49:26), хотя обычно врага заставляют пить кровь родичей, а не свою кровь.

Во время Битвы тридцати (1351) Жан де Бомануар, возглавляющий французов, мучается от жажды и просит напиться у своих бойцов. Услышав просьбу командира, дю Буа кричит: «Пей свою кровь, Бомануар, и твоя жажда пройдет!» Эти слова вразумляют Бомануара, и он с новыми силами бросается в бой. А вот французский принц Генрих (с 1574 г. король Франции под именем Генриха III), избранный королем Польши, к своему ужасу, увидел, как один из встречавших его польских всадников действительно пил свою кровь. Поляк вытащил саблю, уколол себе руку, собрал кровь в ладонь и выпил ее со словами: «Государь, горе тому из нас, кто не готов пролить всю кровь, которая у него в жилах, на службе вам, — поэтому я не хочу напрасно терять ни одной капли своей».

На последствия, которые влечет за собой питие собственной крови, указывают мифы североамериканских индейцев. В мифе вишу (Северная Калифорния) помышляющая об инцесте героиня, случайно порезавшись, лижет рану. Вкус крови внушает ей такой сильный голод, что она поедает саму себя и становится катящейся головой, которая набрасывается на людей с целью съесть их. В мифе васко (низовья реки Колумбия) каменотес, изготовляя наконечники для стрел, нечаянно порезал себе палец. Он начал слизывать кровь и, найдя ее очень вкусной, не смог остановиться и съел целиком самого себя. От его тела остался только скелет с маленькими кусочками мяса на плечах, куда он не смог дотянуться, и сердце, висевшее между ребрами. Он охотился за жителями соседней деревни, а так как обглоданные кости были неуязвимы, никто не мог убить его.

До классического вампира эти существа не дотягивают — они пожирают мясо людей, а не пьют их кровь, но сам процесс превращения в людоедов весьма впечатляет. В Европе тоже были зафиксированы случаи поедания самих себя. Вы не догадываетесь, кем были эти несчастные? Заживо погребенными!

По легенде, изложенной в «Церковных анналах» (XVI в.) Цезаря Барония, подобный казус произошел с императором Флавием Зеноном. После эпилептического припадка императора сочли мертвым и похоронили. Мучимый голодом в склепе он изглодал до крови свои руки. Иоанн Дунс Скот (по официальной версии, скончался от инсульта в 1308 г.), будучи погребенным в Кельнской церкви, изгрыз свои руки, в чем не преминули удостовериться вскрывшие его гроб свидетели (рассказ Кальме).