— Легилименс.

Он никогда раньше не произносил этого заклинания, но сейчас у него не было и шанса на выбор. Страх поглотил его, казалось, что он превратился в бестелесное существо, наблюдающее за всем со стороны.

Для Гарри перестало существовать всё. И дети, которые требовали помощи, и отряды, ожидающие приказов и даже убитые, которых надо отнести отсюда.

Всё его внимание сейчас занимала только Гермиона. Вся её вина потеряла для него смысл. Мысль, что он больше не увидит этих карих глаз, в которых он видел и заботу, и ярость, и усталость, и страсть, и любовь, была невыносимой. Он не собирался жить без этой женщины. Ни в этом мире, ни в каком другом.

— Прошу тебя, Гермиона, — умолял он про себя, надеясь, что она слышит его, — ты же сама меня не простишь, если мы оставим детей одних, а без тебя я здесь жить не буду, слышишь меня? — закричал он в своём сознании.

***

Через минуту он уже шептал заживляющее заклинание, и страх, сковавший сердце, потихоньку отступал.

В комнату вбежал Снейп и хотел оттолкнуть Гарри, но наткнувшись на безумный взгляд, сделал шаг назад.

— Вы справились, — одёрнул он тёмный сюртук, словно в волнении, — я приятно удивлён, но сейчас вы нужны здесь, а я переправлю мисс Грейнджер в Мунго.

Гарри ещё секунду пялился на Снейпа, потом позвал Стивенсона и сказал, чтобы тот глаз с Гермионы не спускал.

Снейп поднял Гермиону на руки и через секунду скрылся.

Гарри смотрел, как уносят остальных пострадавших, и даже не заметил взгляд старшего сына, который внимательно наблюдал за отцом. Гарри думал только о том, что увидел в сознании Гермионы помимо нужной информации. Почему-то там всплыло воспоминание Лейстренджа, которое им показывали в школе Аврората, когда маглу зарезали, полоснув кинжалом по горлу. Гермиона могла увидеть это только в том случае, если кто-то специально показывал это ей в надежде запугать. И кажется Гарри знал, кто мог такое сделать.

К нему неожиданно на руки запрыгнула Роза Уизли, очевидно, потому что его лицо было самым знакомым из присутствующих, а отца, который так и остался за стеклом, она даже не увидела. Гарри не растерялся и трансфигурировал свой платок в плед. Он укутал девочку и с этой ношей покинул здание, оставляя Отдел Правопорядка разбираться с последствиями своего недосмотра.

***

Над кабинетом Дамблдора время не властно. Никто из директоров, занимавших его после, даже не посмел что-то переделать здесь.

Гарри оглядывался, вспоминая многие часы, проведённые здесь, и собственную истерику после битвы в Министерстве в 1995 году. Его вдруг заинтересовало, не было ли здесь наложено специальных чар влияния, которые помогали оставаться кабинету в прежнем состоянии.

Он попал сюда, как глава Аврората, и ни у кого не было даже мысли его не пропустить. Возможно, Дамблдор ждал его.

— Гарри, мой мальчик. Я уже и не надеялся увидеть тебя не на колдографии.

— Вы не были великим волшебником, — сразу начал Гарри, не собираясь даже разговаривать с портретом. Он пришёл сюда лишь с одной целью. — Вы были манипулятором, преследовавшим свои цели. Что вам мешало сразу рассказать о крестражах? Что мешало вам лучше меня подготовить или хотя бы объяснить, что меня ожидает? Вы же просто переставляли нас, как пешки на своей шахматной доске. С самого первого курса, а может и раньше. Я всё чаще задумываюсь, а не было ли правление Волдеморта тоже вашим продуманным планом.

— Гарри, ты не можешь так думать!!!

— К сожалению, могу. Слишком много неувязок со всем произошедшим в том же восемьдесят первом году. Я знаю, как должна была поступить настоящая мать. Она должна была забрать меня и скрыться, как только узнала об опасности. Но она сидела и ждала. Ждала своей смерти, чтобы возродился избранный. Так ведь, Альбус!? Вы методично избавлялись от всего, что связывало меня с жизнью. Готовили жертву!

— Гарри! Послушай! Ты не понимаешь…

— Даже не собираюсь, — Гарри поднял руку, останавливая поток слов. — Вы всего лишь образ того человека, которого я однажды возненавидел, но и вас можно уничтожить.

Сквозь целый рой жужжащих голосов со всех сторон Гарри направил палочку вверх и произнёс два латинских слова. Первое заклинание надело чёрную ленту на глаза всем персонажам портретов, а второе пустило искру в портрет Дамблдора.

Гарри с удовольствием наблюдал, как образ великого манипулятора покрывался пламенем и исчезал в нём. Как только это произошло, кабинет начал преображаться, превращаясь в огромное круглое помещение, в котором неизменны остались лишь портреты и омут памяти.

***

Гермиона медленно приходила в себя, но всё ещё плавала в облаках бессознательного состояния, вызванного обезболивающими зельями. Она медленно открывала глаза и пыталась вспомнить, кто она и что это за место. Повернув голову вправо, Гермиона некоторое время с улыбкой наблюдала за бушующим морем в окне, почему-то прекрасно осознавая, что это иллюзия. Но откуда…

— Я помню, что ты полюбила именно такое море, — послышался мужской голос, — неуправляемое и безумное.

Гермиона резко повернула голову на голос и уткнулась взглядом в Гарри Поттера, который стоял очень близко к больничной койке.

Наконец, воспоминания заполнили разум. У неё были сотни вопросов и сотни слов, но она не захотела ничего говорить, только стремительно поднялась с кровати, но через секунду была вжата в койку мужским телом.

Она гневно взглянула в зелёные глаза.

— Не считаешь, — прошептала она хрипло, сама удивляясь своему голосу, — что это не вовремя.

— Тебе пока лучше не вставать, а это первое, что пришло мне в голову…

— Ну конечно. Пусти. Я хочу проведать детей.

— Знаю, — Гарри кивнул и немного потёрся о Гермиону выступающей частью тела. — Они в порядке и спят. Правда. Даже Роза толком ничего не помнит.

— Я хочу их увидеть.

— Увидишь. Дай мне… — Гарри заволновался, и Гермиона почувствовала его участившееся сердцебиение. Таким она не видела его очень давно. — Дай мне несколько минут. Нам надо поговорить.

— Сейчас? — спросила она, немного расслабляясь и устраиваясь поудобнее.

Про детей Гарри не стал бы врать, да и послушать его стоило. Нормально они не разговаривали очень давно.

— Именно, — он перекатился на бок и улёгся так, чтобы Гермиона оказалась на его плече. — Наверное, не смогу так долго смотреть в твои глаза. Только не перебивай.

Гермиона кончиками пальцев коснулась своего шрама на шее, вспоминая, какая глупость привела к такому исходу, и потянулась к заросшему щетиной лицу Гарри. Она лаской выразила благодарность за спасённую жизнь. И если Гарри хотел выговориться — надо послушать.

Он взъерошил свои волосы, ещё крепче прижал к себе Гермиону и заговорил:

— Я никогда не умел говорить складно. Обычно это делаешь ты. Сейчас мне хочется, чтобы ты знала… Я люблю тебя… Не перебивай! Я же просил, — он вернулся к спокойному тону, а его рука начала поглаживать волосы Гермионы. — Мне кажется, желание быть с тобой и в тебе… превратилось для меня в дыхание. Я не могу без тебя. И я знал, что и с тобой происходит примерно то же, и, наверное, давил на твоё чувство вины. Вчера. Да, всё произошло вчера… я чуть не потерял тебя. И если быть честным, я бы лёг там рядом с тобой, если бы ты умерла. Потому что без воздуха жить невозможно. Ты мой воздух. Порой его не замечаешь и не ценишь, но и жить без него не можешь. Я хочу быть с тобой и готов пойти ради этого на любые… как их там…

— Компромиссы, — подсказала Гермиона.

— Да, точно. Что скажешь?

— Думаю, если ты немного ослабишь хватку, кислород в мой мозг пойдёт быстрее, и я тебе смогу ответить, — её голос был сдавленным.

— Да, конечно. Прости, — он немного разжал руки, и Гермиона вывернулась и легла на него сверху, прекрасно ощущая желание Гарри.

— Я не могу сказать, что люблю тебя. Вчера я готова была пожертвовать и тобой ради спасения детей.

Гарри только кивнул и сжал от напряжения челюсти, ожидая дальнейшего ответа.