Среди ее детей не было ни одного похожего на нее, кровь королей Северстана оказалась сильнее. И среди детей ее детей тоже никто не взглянул на нее синими глазами. И ни один из ее правнуков не родился с синими глазами. И никого из них не принял Секундо, оставаясь в их руках мертвым безжизненным осколком.

Но этого допустить она не может. Камень должен найти своего господина, чтоб с его помощью королевская власть крепла, принося благоденствие в страну, поэтому она и написала этот странный и непонятный для многих вердикт.

Сейчас Северстан процветает благодаря ее неустанным трудам, но она устала. Устала жить. Значит, пора уйти, скинуть с себя тяжкое бремя.

Сняв с шеи медальон, королева вынула из него сверкающий синий камешек, запаянный в серебряную скань и висевший на тоненькой серебряной цепочке замысловатого плетения. Его можно было носить и без медальона, но она не хотела показывать магический осколок всем подряд.

Убрала камень в зачарованную шкатулку, закрыла ее, запечатав своей кровью, и поставила на стол рядом с указом. Теперь эту шкатулку сможет открыть только тот, у кого в жилах течет истинная королевская кровь. Она надеялась, что новый владелец будет достаточно силен духом, чтоб подчинить себе Секундо.

Погладив тонкую резьбу шкатулки изящными пальцами, печально вздохнула. Все-таки отец напрасно разбил чародейский камень из своей короны. Да, с помощью Секундо она стала настоящей правительницей Северстана, но оставшиеся у отца осколки не спасли королевскую династию Терминуса.

Ее брат, наследный принц Феррео, отбил натиск захватчиков на южных рубежах страны, но, возвращаясь из тяжелого похода, был смертельно ранен в засаде, хотя при нем был Тетриус, меньший из осколков колдовского камня. Король после этого прожил недолго, не сумев пережить гибель единственного сына и наследника.

Лусия могла бы отправить кого-то из своих сыновей править Терминусом по праву крови, но не стала этого делать. Отец писал ей, что возложил умирающего сына на королевский трон, и тот забрал его.

В королевском роду Терминуса о старинном троне из поколения в поколение передавалось множество преданий и легенд. И одна из них – та, что трон может излечивать от смертельных ран, но переносит при этом пострадавшего неизвестно куда.

Королева верила в это сказание. Верила, что ее брат когда-нибудь возникнет из небытия и по праву наследника займет подобающий ему королевский престол. А раз так, ни к чему возводить на трон родной страны чужестранца. А ее дети и внуки для ее Терминуса, по сути, чужаки, даже ее родным языком среди них никто овладеть не смог, и она сомневалась, примет ли их магический трон.

На престол Терминуса должен взойти истинный король.

Запечатав вердикт королевской печатью, медленно, уже ощущая груз прожитых лет, поднялась и прошла по кабинету, прощаясь с тем, что было ей дорого. Ласково провела рукой по раме своего портрета, написанного несколько лет назад талантливым придворным художником.

Благодаря амулету Лусия была так же красива, как в далекой молодости, только глаза немного потускнели от слишком долгой и утомительной жизни, и эту колдовскую красоту и напряжение неустанного труда сумел передать живописец. Этот портрет нравился ей больше остальных – на нем она была сама собой, без того вычурного глянца, что присутствовал на других ее портретах.

Затем, опустившись в кресло, королева расправила складки синего шелкового платья, безмятежно сложила руки на коленях, откинула голову на высокую спинку и впервые за долгие-долгие годы разрешила себе вспомнить весенний парк своего родного дворца в Купитусе.

Цветущие деревья, аромат первоцветов, и тот, чьи восхищенные взгляды трепетно ловила. И их единственный короткий разговор перед его отъездом в роковой поход. И трепетное признание в любви, живущее в ее сердце до сих пор. И его горячие твердые губы, целующие на прощанье ее дрожащую руку.

Может быть, любовь сильнее смерти? Возможно, там, в небесных кругах, она встретит того, кто был дорог ей всю ее деятельную, но несчастливую жизнь?

По ее щеке медленно, высыхая на истончившейся коже, покатилась прозрачная слеза, оставляя за собой едва видимую белесую полоску.

Королева Северстана закрыла глаза и уснула. Навсегда.

Малый королевский кабинет заливал бодрящий утренний свет. Восходящее солнце едва оторвалось от горизонта, его лучи, еще не утратившие розоватового оттенка, придавали кабинету небрежный вид дамского будуара. Дорогая полированная мебель, привезенная во дворец из Терминуса несколько столетий назад, под этими беззаботными лучами искрилась, как позолоченная.

Не замечая утренней беззаботности, король Северстана, заложив руки за спину, хмуро разглядывал портрет прапрабабки. Впрочем, их разделяло гораздо большее число поколений, но не в этом суть. Королева Лусия была запечатлена на полотне неизвестного художника невероятно молодой, хотя, если верить дате, стоящей внизу, она давно перешагнула столетний рубеж.

Тонкая рука красавицы лежала на груди, указательный палец касался медальона, подчеркивая его важность, нарисованные глаза горели невероятным синим огнем. Казалось, она заглядывает прямо в душу, прожигая насквозь слои прошедших веков.

Торрен, старший сын и наследник Лерана Двенадцатого, стоял подле отца и нетерпеливо похлопывал по голенищу сапога сложенным в несколько раз длинным арапником. Принц торопился на охоту, и внезапный вызов отца вынудил его спуститься с лошади.

Король с негодованием, как от живого человека, отвернулся от портрета, прошел к креслу и сел, жестом приказав своему собеседнику располагаться напротив.

– Что случилось, ваше величество? – Торрен бросил на пол у входа арапник, устроился в указанном королем кресле и звонко побарабанил длинными сильными пальцами по деревянному подлокотнику, подчеркивая свое недовольство. – Моя свита ждет меня верхом.

– Пусть ждет. – Король не считал охоту важным занятием. – От них не убудет. Бездельники все до единого. Глаз остановить не на ком.

Леран опустил взгляд, размышляя, для чего его сыну подобные спутники. Торрен был отнюдь не дурак. Если уж он сумел избежать гибели после целой череды покушений на свою жизнь, то понятно, что он умен и осторожен. И пусть принц после внезапной смерти своей матери жил не в королевском дворце, а в родовом замке своего дядьки, герцога Мальорского, и под его охраной, это не умаляет его достоинств.

Король знал о покушениях, устраиваемых старшему сыну и наследнику его второй женой после рождения собственного ребенка, но не препятствовал им. Младшего сына он любил куда больше, чем старшего. И предпочел бы видеть на престоле Северстана принца Остора, нежели Торрена.

Но пока жив его старший сын, младший так и останется всего лишь принцем. Лучшим исходом была бы преждевременная смерть наследника, но Торрен ловко избегал всех подстроенных ему ловушек.

Король поднял обвиняющий взгляд на портрет королевы и невольно вздрогнул от угрожающе смотревших на него синих глаз. Решив, что так ярко они сверкают от попавшего на картину луча солнца, отвернулся и перешел к делу:

– У нас крупные неприятности, Торрен.

Принц слегка напрягся, и, тяня время, принялся очищать от несуществующей пыли рукава охотничьего кафтана цвета коры молодой осины. Неприятности? Какого рода? Неужели отец узнал о беременности элдормессы Соллени? Но ведь она пообещала вытравить плод. Неужели обманула?

Ей же хуже – в Северстане от королевских бастардов избавлялись решительно и быстро. Один хороший удар в живот – и ненужного плода нет. Но при этом, бывало, гибла и сама женщина. Этого он не хотел, поэтому надеялся на ее благоразумие.

Торрен приготовился выслушать от отца нотацию в пренебрежении королевской кровью, но услышал другое:

– Мне доложили, что в Авернбурге видели девушку с такими же синими глазами. – И король указал на портрет прапрабабки.

Принц распрямил плечи и с облегчением выдохнул: