И все-таки я решила, окончательно и бесповоротно, поведать вам свою историю. Я изменилась. Да, тогда я мало смыслила в жизни, это верно, но кое-что все-таки знала, например, что люди обитают в перевернутом мире, океан для них – внизу, а Бездна – наверху, и встречаются наши миры лишь на поверхности моря. Еще я знала об измышлениях некоторых наших писателей: мол, это мы, киты, живем наоборот и не спускаемся к людям, а поднимаемся к ним. Для нас подобные рассуждения сродни святотатству: человек не может быть наверху и никогда не получит господство, это все выдумки и праздные фантазии.

Знала я и о нашем совместном прошлом; тысячи лет люди вели охоту на китов, а киты – на людей. Наши миры росли и развивались, зеркально отражая друг друга. Война порождала все новые научные и технические открытия.

Со временем я полюбила охоту – не охоту как действо, а ее историю, ее вклад в становление моей личности. Да, я очень любила охотиться. На то у меня даже была веская причина, но какие еще причины нужны юному киту, кроме осознания простого факта: с незапамятных времен люди охотились на нас, а мы в ответ охотились на них. Таков наш китовий долг, и я принимала его как данность.

Теперь все иначе. Если вы, услышав мою историю, по-прежнему будете грезить ратными подвигами и славой охотника, значит, рассказчик из меня никудышный… или вы – глупец.

Треть мили мы одолели в считаные мгновения. О, как я любила радость преследования, восторг погони!.. Благодаря мастерству бывалых матросов, что ходили по морям задолго до моего рождения, наши могучие паруса поймали течение и, помогая капитану, понесли корабль вперед. Что за гонка! Каждый рывок, каждый толчок был подчинен единой цели. Под нами ослепительно сверкало солнце, посылая вверх закрученные стрелы белого света.

Мир ожил.

– Готовь гарпуны! – скомандовала капитан, и мы, ученицы, повиновались: быстрыми движениями плавников и мышц продвинули гарпуны по оплетавшей наши бока канатной сети и поместили их в дула гарпунных пушек, плотно примотанных к груди. Передовые технологии позволяли нам осуществлять выстрел движением одной-единственной мышцы грудного плавника.

– Уже близко. Мы вот-вот все увидим, – сказала Трежер.

– Неужели? – огрызнулась капитан. – Не ты ли говорила, что цель в лиге от нас и справа от центра?

Поделом Трежер, давно следовало сбить с нее спесь. С нашим капитаном всегда надо быть начеку: она ничего не забывает и ничего не упускает из виду.

Впрочем, цель действительно была близко. Я шла с нужной стороны, и мои щелчки возвращались все быстрее. Добычу мы пока не видели: поверхность Бездны пенилась и бурлила, затрудняя видимость.

– Готовь сети! – скомандовала капитан матросам на корабле. Но те уже и так догадались о ее намерениях: сети были наготове. Стоило нам загарпунить жертв – убить или лишить сознания, – наши матросы живо собрали бы трупы. Вся добыча без остатка шла в дело: из костей вытапливали сало для изготовления мыла, из кожи шили паруса, а мясо, для нас несъедобное, привлекало великое множество живности – ешь сколько хочешь!

Однако главным образом (в этом состоит парадокс всех войн) мы охотились на них, чтобы они не охотились на нас. И наоборот.

– Вот он! – закричала Виллем.

И действительно: из пены Бездны поднимались…

…гнутые бока человечьего корабля.

Капитан резко рванула влево, перерезав мне путь. Я едва успела уйти от столкновения.

– Еще зорче! – рявкнула она, стремительным копьем проносясь мимо.

Я помчалась вдогонку, проклиная себя за неосмотрительность. Разумеется, если корабль полностью цел, сперва надо немного покружить возле него, изучить его сильные стороны, оценить примерный вес, найти слабину. (Слабина всегда была одна: большие изогнутые бока. Крепкие, но не слишком – капитан при желании без труда пробивала подобные препятствия своей исполинской головой.)

Желание возникало часто.

Подобные корабли – легкая добыча. Риска почти никакого. Я приготовилась к атаке, приказ должен был прозвучать с минуты на минуту…

– Люди за бортом! – крикнула Трежер.

– И все мертвы, – недоуменно заметила Виллем.

В самом деле, пена кое-где начала редеть, и в прогалинах мы увидели трупы. Они плавали лицом вверх, отвернувшись от Бездны, – так держатся на воде утопленники. У людей до сих пор не было кислородных пузырей, а мы уже давно научились их делать. Это полезное новшество почти избавило нас от необходимости возвращаться в Бездну за глотком воздуха. Впрочем, необходимость эта, досадная ошибка эволюции, давала нам и преимущество: в мозг поступала теплая, насыщенная кислородом кровь, благодаря чему мы сумели подчинить себе весь океан.

По выносливости и беспощадности нам не было равных.

(Однако я сказала «почти», и от этого «почти» по-прежнему целиком зависит наша жизнь. Ибо время от времени нам надо возвращаться в мир людей, чтобы сделать вдох. А значит, волей-неволей приходится иметь дело и с самими людьми.)

– Что здесь произошло?! – недоумевала Трежер.

Удивление ее было оправданно: человечье судно выглядело совершенно целым, а его экипаж целиком утонул. Трупы образовали на поверхности моря плотный покров, который уже понемногу раздирали акулы.

Капитан пропустила вопрос Трежер мимо ушей, высвободилась из пут, связывающих ее с «Александрой», и устремилась вперед.

– Соберите тела, – приказала она матросам, и они тотчас принялись за работу. – Возможно, поблизости ходит другой отряд.

– Как? Еще отряд? – Виллем подозрительно осмотрелась.

В обычное время кит может оказаться киту и другом, и врагом. Но когда в воде плавает добыча, мы – враги.

Без корабля капитан перемещалась с такой скоростью, что угнаться за ней было непросто, хотя размерами она по меньшей мере втрое превышала каждую из нас. Молча обогнула она человечье судно, потом еще раз. Мы плыли следом, держась повыше – не хотели мешать матросам. Так повелось, что матросы гораздо меньше нас. Это особое сословие, они замкнуты, молчаливы и совершенно незаменимы. Сперва они откусывают людям головы и скидывают их в отдельную сеть – человечьи зубы якобы улучшают пищеварение, и их можно продать легковерным богачам. Когда охота подойдет к концу, трупы разберут на куски. Матросы будут работать до темноты: вываривать, скрести, молоть…

– Там что-то есть… – вдруг молвила капитан, заходя на третий круг. – Вирсавия! – властным тоном призвала она меня к себе. – Посмотри, что там.

Для меня оставалось загадкой, что капитан могла различить с такого расстояния и насколько ржавый обломок гарпуна мешал эхолокации. Я послала звуковой сигнал в сторону судна. Корпус был гладкий, выпуклый – люди всегда придавали своим судам такую обтекаемую форму. На самом деле их корабли немного напоминали наши, тоже легко рассекавшие воду, только у нас суда были более открытые и плоские, под стать нашим немалым размерам. Мы, как и люди, оснащали корабли мачтами и парусами. Или они научились этому у нас?

Судно было самое обыкновенное. Обросший тонким покровом моллюсков корпус без особых…

Щелк.

– Вот оно! – Капитан осторожно поплыла дальше. – Выясни, что это такое.

Я украдкой поглядела на Трежер и Вильгельмину. Обе, как и я, были потрясены до глубины души: приказ отдали не им, а мне!

– Повторять не буду! – рявкнула капитан.

Выбора у меня не было. Я направилась к судну.

Там я обнаружила загадку – нечто, испокон веков повергавшее китов в недоумение и разжигавшее горячие споры. Изучая скелеты мертвых китов, мы выяснили, что в наших плавниках тоже есть кости, но у людей они казались отвратительно голыми. Их руки оканчивались пятиконечным, похожим на звезду приспособлением, с помощью которого они научились строить более сложные суда и, несмотря на примитивность мышления, ткать покровы для своих тел. Мы тоже научились, однако знание это досталось нам в качестве охотничьего трофея (хотя наши историки уже пытались замалчивать сей факт и утверждали, что киты первыми изобрели ткачество).