Малфой встал, подняв на руки маленькую бледную девушку, полной порочащей её чистоту, крови. Перила давно отсутствовали, пропасть встретила блондина с распростертыми объятиями.

— Драко! Нет! — Блез взбежал на последние ступеньки, несколько метров отделяли лучших друзей друг от друга.

Блондин взглянул в глаза друга, повернувшись к смертельной высоте спиной и прошептал:

— Я стану тем, благодаря кому, ее. Никогда. Не забудут. — откинулся назад, обнимая девушку, целуя в лоб последний раз.

Блейз успел. Быстро среагировав, мулат выставил защитный барьер за спину лучшего друга, а когда тот по инерции подался вперёд, связал. Получилось так, что Драко был окутан тугими веревками с телом бездыханной девушки. «Прости» бормотал блондин, прижимая ещё крепче.

— Какой же ты идиот, Малфой! — Забини схватился за голову, раскачивая из стороны в сторону в полнейшем ужасе. В голове картины того, что бы случилось не успей итальянец вовремя, — мудак ты, Малфой!

Джиневра поднялась позднее слизеринца, не успевая за его быстрыми шагами.

Картина была ужасающая. Обездвиженные Диггори и Поттер, рядом кровь. Это была не лужа и не озеро, а целое море крови, потерять такой объем приравнивалось к смерти. Джинни упала на колени, беззвучно закричав. Сердце Уизли разорвалось, угрожая перестать работать от такой эмоциональной боли. Грудь сжалась так, что, казалось, все органы средостения были сосредоточены в области грудины и давили друг на друга за неимением места. Стало ясно, что подруга мертва.

***

Красные глаза от маленьких порванных капилляров внутри, порванных большой потерей снаружи.

Пальцы обжёг, задумался, когда курил. Со стороны, наверно, вылитый контуженный.

И если я не могу прокрутить дни вспять, нажать на паузу, что-то или кого-то оттуда вернуть, то хотя бы ночь подарит аудиенцию с прошлым, в ней всё равно его больше.

И если я не могу сказать — не поймут, не хочу кричать — ничего не исправить, то пусть тишина меня не опорочит.

Красные глаза, снова эти капилляры сдадут меня с потрохами сочувствующим…

ни слова, пожалуйста, только б ни слова от них не услышать о том, что пустота заполнится и мне станет лучше,

что наступит день — «как раньше», откроются новые двери, стоит только начать, стоит только поверить…

Неловкое молчание публично, после упоминания твоего имени, выливается сбитыми о стены кулаками,

непонятные взрывы в голове на теле остаются синяками.

А у них на всё один ответ — «Забудется, пройдет», — предатели!

Молчание наедине делает меня к тебе касательной,

Оно напевает песни в ритме моей груди, а пахнет клубникой, как твой лосьон, отбрасывает до мурашек знакомую тень, как будто кто-то вернулся в дом.

Я просто не понимаю — как эта боль может уйти? Ты потерял человека, и он не вернется, а через четыре дня, случайно, на подушке находишь её волосы, в ванной до сих пор зубная щётка, в телефонной книжке номер, бери да звони, только не существует уже того голоса.

Так чему же под силу восполнить всё это? Или заменить… И о какой пустоте ведутся речи?

Кто сказал, что во мне пусто, что я отпустил и одинок мой вечер?

Да, потерял, но не больше, чем руку в своей руке, моей головы и моего сердца никто не оставил.

А пустую ладонь я могу пережить, одиночество тела не стоит того, чтоб на плече другой кто-то таял.

Утешения убеждением в том, что жизнь не кончилась, и будет тепло, и будет светло, только вперед идти нужно-хуже любых оскорблений, ведь улыбаться без той, кого потерял — значит её предать.

И если время, стирающее память — и есть то самое чудо-лекарство от боли потерь, то я продам свою душу, лишь бы его обыграть.

Наглая ложь, что душа живёт вечно, или по-крайней мере дольше, чем тело, моя по чуть-чуть каждый час без тебя умирает

и грубыми фразами в тех, кто не заслужил, её тлеющий прах воняет.

А солнце, прости ему, что смеет вставать без тебя утрами, и не думай, там, пожалуйста, что так мало для мира значила, что и без тебя всё продолжится так же.

Ведь есть тот, кому навсегда темно теперь, кто без тебя уже никогда не проснётся как раньше.

Знаешь, выбором проторенных путей я никогда не отличался, в детстве всегда выбирал самые некрасивые игрушки, боясь того, что кроме меня их никто не полюбит.

Знаешь, они могут жить без тебя, значит и без меня обойдутся, а мне не нужно место в их новом «завтра», я стану тем, благодаря кому тебя. Никогда. Не забудут.

Комментарий к Глава 26. “Я стану тем, благодаря кому тебя. Никогда. Не забудут”

Последние слова “НайтиВыход - Капилляры”, советую послушать во время прочтения, для усиления восприятия.

Вы поймёте страх Гермионы, если когда-нибудь задыхались или тонули. Вы поймёте отчаяние Драко, если когда-нибудь любили.

========== Эпилог. ==========

Кромешный, нескончаемый страх.

Дикий, пробирающий от сердца до кончиков пальцев ног ужас.

Тяжесть потери, распирающая изнутри, заставляющая внутренние органы разрываться от боли.

Драко чувствовал все это каждую ночь. Каждую ночь ему снился тот вечер. Тот страшный вечер в астрономической башне, который мог бы стать последним для парня во всех смыслах. И стал.

Контрольная точка. Точка невозврата. Конец пути существования, ознаменовавший начало жизни. Осознанной жизни. Одно мгновение заставило Малфоя пересмотреть свои представления о времени. Времени, которого нет. Его попросту не существует как такового. Время просто слово. Пустое слово, не способное ни на что, кроме причинения огромных страданий.

Люди плачут, когда их «время» подходит к концу. Люди кричат, когда вышло «время» их близких. Грустят, когда пришло «не то время» и ожидают, когда настанет «хорошее». Так и проходит вся жизнь, в надежде на лучшее будущее, без внимания на настоящее. В мыслях, что можно оставить слова для любимых на потом. Но «потом» не наступает.

«Но я столько не успел сказать!», сожаление. Сожаление приходит после потери. Как два брата, как два лучших друга, как инь и янь эти слова неразделимы, незыблемы. Одно следует за другим — негласное правило.

Тот вечер был вечером смерти и рождения. Кто-то должен был умереть, чтобы другой обрел. Грейнджер должна была умереть, чтобы обрела покой Диггори, беспрепятственно отомстив Поттеру. Диггори должна была умереть, чтобы Грейнджер смогла воссоединиться с Малфоем навсегда. Вот так. Либо одна, либо другая. Без возможности выбора третьего варианта или ни одного из них. Либо Эллисон, либо Гермиона. Судьба была в руках Драко, и он сделал выбор. Все было очевидно с первого их совместного плана, с первой взаимной улыбки и с первой близости. Оставалось только успеть.

Драко видел тысячи раз разные сны с одним сюжетом. Парень не мог спокойно спать. Каждую ночь он видел смерть, но каким бы ни был исход сновидения, слизеринец всегда оставался жив.

Прошло два месяца с тех пор, как блондин, пропуская ступеньки летел на помощь к единственно дорогому человеку, вторя «лишь бы успеть». Сердце бешено колотилось, градус волнения и страха пробил все мыслимые и немыслимые пределы. Думать о плохом было запрещено разумом, но сердце кричало «поспеши». Парень слышал круциатус, выпущенный в Гермиону безжалостной пуффендуйкой. Слышал ее отвратительные «поднимайся» и холодящее кровь «убью быстро», что заставило слизеринца ускориться, что казалось невозможным, но силы были. В ситуации стресса энергия берется буквально из ниоткуда. Поистине волшебство организма.

— Остолбеней!

В это заклинание Малфой вложил всю злость, всю ненависть, все отчаяние и страх, что были в его мыслях и чувствах. Парень сбил старосту с ног с огромной силой. С такой невероятной, что девушка вылетела за ограждение и полетела вниз к холодной заснеженной земле, не смея даже крикнуть. Диггори не дали такой привилегии. Поэтому последние секунды она провела в молчаливой истерике мыслей, запертая в своем разуме без возможности хотя бы попытаться исправить ситуацию.