Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Речь не обо мне. Между мной и Богом есть разница.

- Есть. Но почему считают, что Ему нужны те, кому Он не нужен? Он не навязывает Себя никому. Встань с мусорной кучи, на которой ты валяешься, умойся и приди к нему. Сам приди. И вымоли у Него прощение за то, каким ты был и как ты жил. Может быть, Он простит.

- А может не простить? С Новым Заветом...

- Новый Завет не для всех!

- Вот так?!

- Новый Завет для тех, кто уже прозрел, кто приблизился к Господу. А основы веры заложены в Ветхом.

- Я был уверен, что все ровно наоборот. Подожди, мы вообще о христианстве говорим?

Слепцов сложил губы в сардонической гримасе.

Прощался с нами он так же, как и встречал.

- Весьма, - он поцеловал Лене руку. - Был рад.

А мне предложил звонить и появляться. Если что-то будет нужно.

Мы вышли из его кабинета и успели отойти довольно далеко по коридору, когда он вдруг позвал меня:

- Саша! На секунду. Совсем забыл.

Пришлось вернуться.

- Не хотел при Елене говорить. Его жена... Митьки Хвощинского бывшая жена - ты ведь ее помнишь?

- Леру? Разумеется, помню.

- Я ее тоже видел.

- Когда? Сегодня?

- Нет. Почему сегодня? Мы случайно встретились с ней дня за три до того, как ко мне зашел Митька.

- Случайно встретились? Где?

- Да в двух шагах отсюда. На улице. Я шел, а она - мне навстречу. Пригласил зайти. Посидели. Поболтали ни о чем. Ну, знаешь, как это бывает.

- Знаю, бывает. А, прости, о чем поболтали?

- О Европе. Она там сейчас живет больше, чем тут.

- Действительно ни о чем. И все?

- И все. А через несколько дней пришел Хвощинский.

- Интересно... Ты ведь до этого давно с ней не виделся.

- Очень давно. Но я ее сразу узнал.

Календарь еще отсчитывал последние майские дни, а жара в городе стояла летняя, почти июльская. Такая же тяжелая и густая. Возвращаться в контору мне не хотелось.

- Не выпить ли нам кофе? - предложил я Лене.

- Опять кофе? Сколько можно!

- Ну, не кофе. Мне надо задать вам еще пару вопросов, но солнце сегодня что-то особенно старается. Можем доехать до ближайшего парка и просто погулять в тени.

- Хорошо, - согласилась она. - Тогда я тоже кое о чем вас спрошу. Куда поедем?

Мы выбрали парк Шевченко. И не пожалели. Каштаны и липы отбрасывали на землю легкую сетку тени. В траве, нежно-зеленой и свежей, были спрятаны хитрые устройства, разбрызгивавшие воду. Одни изливали воду тугими спиралями, другие - распыляли вокруг туманными полусферами, третьи вращались... В парке было свежо и прохладно.

- А помните, - спросил я Лену, - ведь прежде был только один вид этих водометов: вертикальная металлическая труба с маленькой водяной пушкой и механическим прерывателем на конце. Пушка вращалась, прерыватель прерывал, и струя воды летела плотным пунктиром.

- Он резал ее, как толстую веревку, - вдруг сказала Лена.

- Точно. Эти водометы стояли повсюду - длинные и тощие, как железные дровосеки.

- Эти треножники часто опрокидывались и валялись, задрав к небу одну ногу. И часто ломались. Прерыватель заклинивало, вода била в заслонку и разлеталась во все стороны.

- Поэтому, самым надежным...

- ...был дворник. Со шлангом.

Мы рассмеялись.

- Вон, кстати, и дворник, - увидел я одинокую фигуру у дальней аллеи.

Вдоль аллеи темно-зелеными пучками топорщились едва заметные кусты рассады. Вода, которую распыляли автоматы, до них не доставала, и дворник из шланга вдумчиво и неторопливо поливал грядку.

- Не дворник он, - сказала Лена. - У него комбинезон форменный и на спине написано "Киевзеленстрой".

- Не дворник, - согласился я. - Но не потому, что на нем штаны "Зеленстроя", а потому, что здесь не двор, а сквер. Скверник он.

- Вот так взять и обидеть человека, - огорчилась Лена. - Скверник.

- Да чем же я его обидел? Вон про Шевченко, - ткнул я пальцем в памятник, - уже полвека студенческая шутка ходит, и ничего, не обижается.

Шевченко стоял на гранитном пьедестале, хмуро набычив голову. Шинель он держал за спиной.

- Какая шутка?

- Ну, как же. Щорс, который на Коминтерна, спрашивает: "Кто мою шинель взял?" Богдан Хмельниций кричит: "Он спер!" - и показывает на Шевченко. А Шевченко прячет ее за спиной и говорит "Не я, не я. Я не брал".

- Может, это его пальто, а вовсе не шинель Щорса. Зря только человека обидели. Ну, ладно. Так что вы хотели у меня спросить?

- Давайте сядем. Вот и скамейка свободная. Лет десять не сидел вот так в парке, на скамейке, с малознакомой девушкой...

- С чужой женой, - поправила меня Лена.

- Да, - уныло согласился я. Праздник заканчивался. - Вы ведь тоже хотели меня о чем-то спросить. Начнем лучше с ваших вопросов.

- Да, пожалуйста. О каких деньгах вы говорили Слепцову? Будто вы их для Димы у кого-то там одолжили...

- А, ну да. Ему надо было сотни две на билеты и еще пару сотен вам оставить. На первое время. Я у Гайдебурова взял.

- Что, под проценты? - насмешливо и как-то даже зло уточнила Лена.

- Пока нет. Если вас интересуют детали - пожалуйста: до первого июня без процентов, а потом - по ставке Нацбанка.

- Что, серьезно?

- Абсолютно. Гайдебуров очень жадный, хоть и относится ко мне настолько хорошо, насколько вообще может хорошо относиться к другому человеку.

- И документ есть?

- Договор. Сейчас вспомню, секундочку... Называется - договор о возвратной финансовой помощи.

- И там, в этом договоре сказано, что это деньги для Димы?

- Нет, конечно. Митьке я их так дал.

- А почему... - Она жестко улыбнулась и мотнула головой. - А почему он сам не стал одалживать деньги? Почему он мне не говорил ни слова о том, что ему нужны деньги, тем более что никаких трудностей с деньгами у нас дома не было. Я же знаю. Вы можете хоть чем-то подтвердить все, что мне наговорили?

- Лена, послушайте, у нас ведь с Митькой не те отношения были, чтоб бумажки друг с друга брать. Мы много лет работаем вместе. А работая вместе, надо либо доверять партнеру полностью, либо разбегаться в разные стороны, и поскорее. Я так думаю. А деньги у Гайдебурова для Митьки я одалживал по двум причинам: во-первых, Гайдебуров мой приятель и с Митькой он просто не стал бы говорить об этом, а во-вторых... что же во-вторых? - Я потер нос, делая вид, что старательно вспоминаю. - Забыл... Потом вспомню.

Ничего я не забыл. Митька был должен всем и каждому. Кому две сотни долларов, кому - три. По отдельности - не много, но в сумме набегало изрядно. Ему не у кого было взять денег на дорогу. Никто бы не дал, вот что во-вторых. Но не получилось у меня сказать это Лене. И то, что мне самому Митька еще не вернул четыре сотни, тоже сказать не получалось. Он у меня их взял год назад, когда на Лене женился.

- Ну, понятно... - Лена еще раз улыбнулась. Так же жестко и холодно. Она мне не верила. - Что вы там хотели спросить?

- У Слепцова вы сказали, что заявили в милицию.

- О том, что Дима пропал? Конечно, заявила. А как иначе?

- Ну, не знаю, найдут ли они Митьку, но соков из нашей фирмы теперь высосут порядком.

- А вам есть чего бояться?

- Бояться - не то слово. Неправильное слово. Вот со мной раз смешной случай был. Лет восемь назад или около того. Американские деньги у нас тогда уже вовсю ходили, а обмен официально разрешен еще не был. Ни одного обменного киоска не существовало в городе. Под магазинами и на базарах ходили менялы с картонками "$, DM, рубли". Время от времени милиция устраивала рейды и забирала всех без разбору: менял, клиентов... Всех подряд.

Как-то мне надо было обменять русские рубли на наши тогда еще карбованцы. Пошел я на базар, сторговался. Только достал деньги, как подошли к нам трое. Двое - в форме, один - без. И всех забрали: и менял, и меня. Отвели в отделение, поставили к стене. Руки - за голову, ноги - шире плеч. Обыскали. Потом еще раза два обыскивали. У меня в нагрудном кармане рубашки пятьдесят марок моих денег было. Я их и менять-то не собирался. Держал на всякий случай. Карманные, что называется, деньги. А в куртке я в то время газовый пистолет носил. Зря носил, но тогда я так не думал. Так вот, марки у меня сразу нашли, при первом же обшаривании, а пистолет так и не заметили. Три раза обыскивали! И ни разу не нашли. С тех пор, правда, я его с собой не таскаю.

9
{"b":"64801","o":1}