Зарылась в свежее сено, согреваясь и наслаждаясь родным запахом, который всегда дарил мне спокойствие. Мои лошадки. Это стойло скоро займет Кис-Кис. Завтра придет вестник, что Хэсау задерживаются на декаду из-за Прорыва Грани, но ситуация окажется гораздо серьезнее, чем они сейчас считают, и мой норовистый подарок приедет только к середине зимы.

Сейчас Кис-Кис еще не знает про меня и наверняка свободно носится наперегонки с ветром на высокогорных пастбищах Хэсау. Моя дикая прелесть, очень надеюсь, ты приснишься мне сегодня.

Старый конюх старательно делал вид, что его сморило. Но в своей конюшне мимо него и мышь не проскочит, шутка ли, проворонь кого, по голове не погладят. Поэтому появлению маленькой мисси он не удивился – слышал ее шаги еще у калитки, да и кони почуяли и взволновались.

Странные, надо сказать, шаги.

Ровные, четкие, экономные. Ни одного лишнего звука, ни одного лишнего движения. Так ходят в Сером переулке, где собираются наемники и всякий сброд. Осторожно, наступая не на всю стопу, все время начеку. Уж он-то такого насмотрелся в свое время, пока не осел у Блау. Его привечали за то, что всегда лошадок любил и чувствовал лучше, чем людей.

А маленькая мисси всегда ходила шумно, сразу заполняя пространство капризами и слезами, если что-то было не по ней. Не была злой, нет. Лошадки это завсегда чувствуют. Но невыносимо громкой.

Да и разве раньше можно было представить, чтобы райхарец подпустил бы ее к себе?

Старик покачал головой.

Райхарцы, они самую суть чувствуют, стержень. Да и не пойдет такой конь ни под чью руку, кроме хозяина, если признал – сира Кастуса. А тут, гляди, сам башкой боднул, под девчачью руку подставился.

Чудны дела твои, Великий!

Маленькой мисси часто сбегала в конюшню. Поиграть. Поплакать. Пересидеть бурю. Поспать. Еще пару годков назад старый конюх всегда держал про запас кулек сластей с кухни, проверенный лично Нэнс. Но уже пару зим как мисси не приходила. «Выросла», – кивала на это Нэнс.

И вот, гляди ж ты, пришла.

Старик прислушался. В дальнем стойле привычно шуршало сено. Поздно уже – надо бы тихонько разбудить с утра, чтобы не проспала свои утренние беганья. Или сказать кому?

Старик с удовольствием причмокнул губами, вспоминая налитую соком, полную, статную фигуру аларийки.

Пусть мисси спит. Шутка ли, вторую луну ночами шастает, но не его это дело.

Старик пожевал губами. Стоит ли отправить весть в табор, что с мисси не все ладно, или подождать? Подождать, решил он, заглянув в дальнее стойло. Мисси тихо сопела, зарывшись в сено, как маленькая.

Его дело следить, чтобы все хорошо было, вот он и проследит – и за лошадками, и за маленькой госпожой, чтобы никакая мышь…

А утром уж он постарается, пошумит ведрами погромче, чтобы госпожа успела незаметно уйти, ведь сильно не любят господа, ежели их слабость кто видит, сильно не любят…

Где-то недалеко от хранилища капала вода – мерно, монотонно. Звук вызывал плохие ассоциации и головную боль. Темно, сыро, паршиво, страшно.

Дядя увлеченно копался на полках, примеряя то одну вещь, то другую. Наитемнейшие и наиценнейшие предметы его коллекции были сложены рядом аккуратной горкой – возьмет к Хэсау. Защита. Нападение. Артефакты блокировки. Темный шторм.

На дяде уже были надеты два ремня, браслет малого щита и восемь перстней разной направленности. Одно слово – мастер-артефактор. Те без своих цацек и шагу за порог не сделают.

Я слышала тихое бормотание и ругань. Браслеты не находились.

Узкую резную палочку из черного дерева я убрала в дальний карман и считала, что этого артефакта защиты полного круга мне вполне достаточно. Он даст выиграть время при условии нападения, а там и помощь придет. Но дядя был непреклонен.

О том, что клан Хэсау не приедет, нам сообщили за завтраком. Вестник был Темным, от него пахло дымом, сгоревшим мясом и тем самым неуловимым трупным запахом Грани. Прорыв.

Хэсау собирали всех. Линия побережья тянулась вдоль всей горной гряды, и Прорыв в одном месте вполне мог спровоцировать цепную реакцию. Каждый род здесь, в пределе, был кровно заинтересован в том, чтобы защитная линия устояла. Спешно проверялись артефакты на сигнальных башнях и уровни подпитки источников.

От нас к Хэсау отправлялся дядя, как трибун восьмого круга и один из самых непредсказуемых гильдейских артефакторов нашего предела. Если бы Аксель был здесь, он бы со всем максимализмом Блау рвался бы на передовую, почувствовать Грань вживую, пожечь тварей, упокоить умертвий. Аксель все еще воспринимал это как большую игру, которая может пощекотать нервы и позволит потом щеголять на балах статусом защитника Грани.

В отличие от Акселя я не раз и не два была в центре Прорыва. Армии мертвых, торнадо и раззявленная пасть ока в виде гигантской алой воронки в небесах, это выглядело не так уж красиво и героически.

Умертвия откусывали руки и ноги, крошили головы, сплющивали броню доспехов с нечеловеческой силой. Кровь, грязь, трупная вонь, вот на что похож Прорыв Грани. Полевые госпитали, которые торопливо развертывали целители недалеко от эпицентра, тоже зачастую страдали, мы потеряли много мастеров, когда защитные артефакты просто не выдерживали натиска.

Я боялась.

Не того, что дядя не вернется, нет. Я помнила, что этот Прорыв будет локальным – да, он гораздо сильнее, чем ожидалось, и уйдет много времени, чтобы потом залатать прорехи, но защита предела справится. Дядя вернется домой раненый, но живой и такой же бодрый, Хэсау приедут к середине зимы. Но я боялась не этого.

Этот обгорелый вестник с трупным запахом был как темный привет из прошлого, когда твари рычали, скребя когтями по периметру защитного круга, дожирали тех живых, кто вовремя не успел вернуться под защиту, и скалились, скалились, скалились…

Я боялась, что ничего не смогу изменить.

Где я и где Грань. Возможно ли это, чтобы одна маленькая песчинка смогла развернуть колесо, смогла изменить поток целого мира? Я не элементальщик, не Император и не верховный жрец. Мое слово не имеет веса, и я никому не могу рассказать о том, что знаю. До этого я думала, что обет молчания является злом – если бы не он, единственной моей задачей было бы попасть к Императору или военным трибунам, рассказать, что будет, и просто переложить задачу на крепкие мужские плечи. Это задача мужчин, а не женщин – защищать. Но я не могу. Пока я вообще ничего не могу, кроме того, чтобы проводить дядю и попросить его беречь себя.

Очередное отделение хранилища мигнуло снятой защитой, и дядя наконец удовлетворенно вздохнул, нежно оглаживая маленький кованый сундучок – найдено!

Хранилище располагалось справа. Немного выше уровня источника и алтарного зала, чтобы все артефакты рода всегда получали достаточное количество энергетической подпитки. Я не знаю, как в других родах, меня никогда не посвящали в чужие тайны, а в нашем хранилось совсем немного предметов, около трехсот. Но каких предметов! Думаю, Квинты отдали бы многое, чтобы запустить сюда руки.

И Темная библиотека, собирать которую начал один из первых Блау.

Для меня здесь не было практически ничего полезного. Светлая направленность силы всегда будет конфликтовать с Темными, даже родовыми артефактами, а это мучительные головные боли, отток энергии, потеря ориентации, несоизмеримая плата за возможность потенциальной защиты. Я до сих пор ходила с маленьким детским колечком, где-то добытым матерью. Ничего серьезного, так, легкие чары левитации, простые яды, детская сигналка. Но дядя никогда не рассказывал, как и где Темная леди смогла достать детский защитный артефакт Светлых.

Единственные истинно Светлые Реликвии – именно так, с большой буквы именовал их мастер Вирт, принесла в наш род моя прапра, та самая первая леди Вайю. Наставник рассказывал, что Светлые долго не могли смириться не с тем, что им пришлось породниться с Темными, а с тем, что в качестве контрибуции род Блау потребовал не только невесту, но и Светлые родовые артефакты. Замахнулись на святое. Они передавались по женской линии, и только те, в ком текла кровь Арритидесов, могли использовать их.