«3-15, 9-20, хором!» – скомандовал Иль. Иль и Марта затянули хором громко «Помо-о-о-огиги-и-и».

Не останавливаясь, они пели и работали примерно с 20 минут. Он покидывал ей листья со своей половины асфальта, подначивая ее, она откидывала их обратно, добавляя своих листьев сверху. Оба смеялись. Он много шутил, и Марта почти забыла, что он только что познакомился с ней. Своими шутками, разговорами он сумел создать такое впечатление, что они общаются уже давно. Она искренне радовалась тому, что этот молодой человек рядом и помогает ей. Вскоре работа была закончена и асфальт расчищен.

«Ну, все, по-моему?»

«Все» – кивнула Марта, оглядывая проделанную работу.

«Куда лопату?» – спросил Иль.

«Давай отставим ее пока туда» – она указала на стену дома, «а потом я обе их – свою и твою, уберу в подсобку. Спасибо тебе большое» – Марта взяла лопату Иля, и понесла обе – свою и его к семиэтажному дому, где она жила. Перелезла через выкрашенную желтой краской, сваренную из труб, ограду, отделявшую небольшой подоконный садик со сбросившими листья тремя вишнями и четырьмя кустами сирени, и прислонила лопаты к стене.

«Оу!» – прокричал вслед Иль– «мы уже на «ты»? Отлично, Марта. Знаешь, я сам хотел уже предложить перейти на «ты», но ты сделала это раньше меня». Марта повернулась к молодому человеку. Лишь улыбнувшись и кивнув, она снова повернулась к стене дома. Проверила, удачно ли поставила лопаты. Не съехали ли они по стене. Отряхнулась. Отряхиваясь, она только сейчас обратила внимание на свою одежду. Растянутый рябой серо-коричневый свитер под горло. Его рукава свисают из-под рукавов темно-зеленой телогрейки, расстегнутой на груди, а низ свитера прикрывает бедра, чуть ли не до колен. Сверху, как это принято у дворников и жэковских работников – яркий оранжевый жилет.

Черные, с бело-коричневым выжженным хлоркой пятном на левом колене, старые джинсы, заправленные в ботинки на шнуровке с толстой рельефной подошвой. Растрепанные ветром волосы, ореолом поднимаются над головой, и пушатся, точно шапка одуванчика. Марта пригладила волосы, подумав: «Жуть. И как он вообще понял, что я женского пола? Ой. Разве я могу в таком виде куда-то с ним пойти? Он что, ослеп? Я его опозорю!!! Не-а!!! Не пойду с ним. Ради него же самого. Глупенький. Не понимает, что опозорится со мной. А если он знакомых встретит, а я с ним, в костюме дворничихи».

Марта поспешила вернуться к молодому человеку, но остановилась в нерешительности, перешагнув через желтую ограду.

«Как бы ему сказать, что я не пойду с ним сейчас. Получится, что я его использовала, подождала, пока он мне поможет с работой, а потом прогнала. А если он обидится, и больше мы с ним никогда не увидимся?»

А он тем временем, стоял на аллейке и отряхивался от листьев, прилипших к его джинсам и куртке. Потом поднял глаза, и, увидев Марту, прокричал: «Марта, что-то у тебя там случилось что ли? Что ты там стоишь, м? Подходи сюда ко мне».

Марта, повинуясь, тут же подошла к молодому человеку.

«Ну что, поработали, можно и поесть? Кофейку так сказать за знакомство» – потерев свои ладони, проговорил разулыбавшись, Иль.

Марта стояла и смотрела на Иля, не зная, как ему сказать, чтобы он не расстроился, но слов не находилось. Улыбка стерлась с лица Иля.

«Марта, что за взгляд? Такое впечатление, что ты не согласна. У нас же с тобой бартер» – раздосадовано проговорил Иль вполголоса. Видно было, как он напрягся. Марта и думать не могла, что все это время он чуть ли не молился на то, чтобы она впоследствии ему не отказала. Он наблюдал за Мартой украдкой, когда они работали. Ловил каждый ее жест и снова и снова приходил к выводу, что она – дворничиха, слишком похожа на ту девушку. Даже улыбкой. И в нем от этого осознания вспыхивало ощущение того, что он работает бок о бок не с дворничихой, а с любимой. Он пытался отрешиться от этой мысли. Ему это даже почти удавалось на короткие минуты, но ладони его потели, пульс учащенно стучал по вискам, а щеки краснели, лишь только их взгляды встречались. Только та, любимая девушка вызывала такую реакцию у него. Та, и дворничиха. Он даже злился на свое тело, которое так реагировало и смущало его. Злился на свою пустую голову. Когда надо было что-то сказать, он взвешивал каждое слово, рождавшееся в полном бессмыслии его разума. С другими девушками каждое слово вылетало само собой, а голова не была абсолютно пустой, а с ней с его любимой и как сейчас с дворничихой, он тщательно подбирал слова, чтобы не показаться глупым. Он пытался шутить, смеяться, но ему казалось, что со стороны все звучит как-то искусственно и то, что он стесняется, очень заметно. Дворничиха, хоть и смеялась, и пела вмести с ним, но ему казалось, что она это делает из вежливости. Что он кажется ей дико странным и что как только он закончит работу, она по возможности избавится от неуравновешенного парня, от него, то есть. А ему – парню, очень хотелось бы узнать о ней все и поставить точки над «i». Упускать дворничиху было нельзя. И вот теперь молча стоя перед ним, она оправдывает его опасения. Если она отошьет его, ему придется попросту следить за ней, держаться на расстоянии. Но это не метод. Таким образом, он достоверно никогда не узнает, что это за девушка.

«Олег…» – протянула Марта осторожно – «Как бы тебе сказать. Ам…Я вот тут со стороны на себя посмотрела. Я же не могу так в приличное место выйти. Я же в…спецовке. К тому же должна подъехать проверяющая…и надо ее дождаться».

«Ух, женщины!» – разъяренно проговорил молодой человек, посмотрел Марте в глаза, сощурился, после чего развернулся в противоположную Марте сторону и пошел к машине, по пути отряхиваясь от налипших листьев. Ни разу не обернувшись, он сел в машину. Марта слышала, как он завел мотто р, как двигатель зарычал, когда он надавил на сцепление. Машина тронулась с места и уехала. Марта готова была разреветься. «Ну что? Доигралась? Ты опять одна осталась! Ты что хочешь прожить всю жизнь в одиночестве? Так оно и будет! Один единственный раз с тобой познакомился симпатичный молодой человек, а ты умудрилась не только его отпугнуть, да и еще обидеть! Довольна? Теперь ты снова одна! И походу дела останешься одна навсегда, потому что не умеешь общаться с людьми!!!!» – кричал ее внутренний голос.

Постояв с минуту, глядя на то место, где стояла машина молодого человека, Марта пошла убрать лопаты в подсобку, которые до этого времени стояли прислоненные к стене дома. Марту опять, словно невидимой темной пеленой накрыли привычные черные мысли. Злое одиночество резало глаза. Ей хотелось плакать, но она держалась, и ни одна слезника не поползла по щеке. К тому же зачем плакать, если тебя некому утешить?

Она убрала лопаты, закрыла подсобку на навесной замок, на секунду закрыла глаза и шумно выдохнула. А потом ущипнула себя со всей силы за кисть руки. Оттягивая кожу, с вывертом. Так она заглушила душевную боль физической. Шагнула в сторону от подсобки, вышла на аллею, которую совсем еще недавно очищала от листьев вмести с молодым человеком, села на забор – ограждение, и, уставившись в асфальт, принялась ждать проверяющую. А мысли снова ей не давали покоя лиясь потоком ненависти к ее собственной жизни. Она думала о многом. В первую очередь о молодом человеке. Она мысленно поблагодарила его за то, что целых 40-45 минут не занималась этим навязчивым самокопанием впервые за долгие полтора последних года, которые она кое-как помнила. Он как бы отсек собой весь этот ворох мыслей о смысле жизни Марты и о одиночестве, который был неизменным навязчивым замкнутым кругом, жившем в сознании Марты очень плотно. А потом принялась за старое – за мысленный анализ своей никчемной по ее мнению жизни.

Время тихо, но верно, приближалось к часу пик. Народу на аллейке и на прилегающей к ней проезжей части становилось все больше. Мимо проезжали машины, шли люди. Множество машин, множество людей. Утро рабочего дня в мегаполисе с большущей плотностью населения, не считая огромного процента приезжих. Все сновали то туда, то сюда. И никому не было дело до одинокой дворничихи, сидевшей на заборе. «Очень иронично…» – думала Марта, «…изоляция в популяции. Одиночество в толпе».