Открылась дверь. Сквозняк разбавил приторными духами запахи щей и лука. Вошла экономка Аделаида Исаевна, она же Адка, подлюка и гада. Морда красная, рюши на блузке скособочились, одна пуговица не застёгнута. Видать, Аристарх Петрович не сдержался, на радостях побаловался с Адкой.

   Подлюка вытащила из-под ажурной шалки графинчик простого стекла.

   В нём заманчиво и ало плеснулась настойка. "Брусничная, из хозяйкиных запасов", - подумала Домна и расторопно накинула на клеёнку свежую салфетку.

   Графинчик опустился на середину стола, рядом появилась большая груша, карамельки. Аниска, которая вскочила при появлении "гады", затопталась на месте, не сводя глаз с угощения. Охоча девка до сластей. Как бы однажды они ей поперёк горла не встали...

   - Выпейте за новорожденного, - манерно, в нос, сказала Адка. - Да хранит Господь мать и дитя.

   Домна наложила размашистый крест, моргнула Аниске: ну чего ты, дурища, порядку не знаешь? Горничная быстро и мелко перекрестилась.

   - Премного благодарны, Аделаида Исаевна, да не оставят небеса и вас своей милостью, - пропела Домна. - А то бы присели с нами. Ведь, почитай, сутки на ногах.

   Меж тем острые и пронырливые глаза Домны исподтишка так и впивались в припухшие губы экономки, в прядки, выпавшие из причёски. С чего бы это ей так угождать прислуге? Не иначе, задумала что-то... Но все их хитрости -- экономок, ключниц, горничных, судомоек -- у Домны как на ладони. Хозяйка-то ещё месяца два в постели проваляется. Такой бутуз, поди, поизорвал ей там всё... Аристарху же свет Петровичу одному не спится. Вот и юлит Адка, заискивает. Боится, что Домна донесёт хозяйке... Как не раз бывало.

   - Почему бы и не присесть? - уже нормально, по-человечески, без гнусавости, сказала Адка и смахнула несуществующую пыль с табурета. Уселась и задорно предложила:

   - Ну что, по первой?

   Домна разлила настойку, пошевелила толстыми губами и опрокинула стаканчик. Эх, крепко зелье... Уж не подмешала ли чего в настойку эта гада Адка? Сама-то даже не пригубила.

   Кухарка захрустела карамелькой. Хрупанье звоном отдалось в полегчавшей голове, перед глазами поплыли радужные пятна. И всё же Домна поинтересовалась:

   - А вы сами-то чего ж, Аделаида Исаевна?

   - Так кровя... Как вы, Домна Егоровна, научили, острого и горячительного остерегаюсь, - ответила гада и тем самым без масла влезла в Домнину душу.

   "Как же, кровя у неё..." - подумала Домна, но не смогла не подобреть.

   - А ещё одна, дай Бог, не последняя, - весело сказала она и снова налила. А потом ещё.

   Когда графинчик опустел, Аниска устроила локти прямо на столе, уронила на них русую, в завитых кудельках, голову. Раздался посвист, какой можно услышать, когда малец наиграется и заснёт. Домна и Адка засмеялись. И вот тут-то "гада" проявила себя. Спросила:

   - Домна Егоровна, а почему болтают, что в дом нечисть завелась? И вроде бы от неё хозяйские жёны мрут?

   Другой бы раз Домна нажаловалась на экономку хозяину, но только не этой ночью. Что тут говорить, улестила ей "гада", растопила душеньку. От наливки да ласковых слов слетели запоры с Домниного языка.

   - Пусть болтают. А вы не слушайте. Помстится что -- не смотрите. Да молитовки не забывайте.

   - Что, что, Домна Егоровна, помститься может? - Адка уставила на кухарку расширенные зрачки.

   Эвон как экономку разобрало-то... Не иначе, заметила чего... А, пущай знает! Мож, поостережётся.

   - Десять годков тому назад наш Аристарх Петрович заладил щупать бока судомойке Стешке. Красивая бабёнка... была. Волосы короной, глаза звёздами. За ночь так мог заездить её, что Стешка нараскоряку в кухню вползала. Первая жена Аристарха всё не беременела, а вот Стёшка мигом мыша словила. Ей позволили рожать, я и приняла байстрючку. Вот этими руками... - взгрустнула Домна. Поднялась с места, подошла к ларю с картошкой и вытащила уже свой графинчик. С беленькой. Налила себе и Адке. Змеюка, видать, про свои кровя забыла и махнула полстаканчика.

   - Дальше, дальше-то что? - спросила Адка, затаив дыхание.

   - Знамо что... почитай, два раза в год я Стёшке помогала плод изгнать. По наущению тогдашней жены Аристарха Петровича. Стешкина девка росла, лицом вся в отца. А умом -- невесть в кого, к тому же немая. Пока однажды Стешка не заупрямилась, отказалась отвар пить. С чего бы? Тут я и дозналась, что нагуляла она... Не от нашего благодетеля плод оказался. Вестимо, я донесла. Должен же в этом доме порядок быть?.. Аристарх Петрович распорядился прогнать изменщицу вместе с девчонкой, Зойкой её звали. Ну, дворник и вытолкал Стешку взашей. Она узлы бросила, в каретный сарай зашла. И там... - Домна выкатила из-под пухлых век тёмные глаза, её голос упал до хриплого шёпота: - Руки на себя наложила!..

   - Как?! - выкрикнула Адка и сглотнула слюну.

   Кухарка усмехнулась одобрительно:

   - А вы, Аделаида Исаевна, гляжу, охочи до таких историй...

   А потом всё же рассказала:

   - Повесилась она. Не пожалела ни дитя, которое вот-вот должно родиться, ни девчонку свою убогую. Служивых и чиновных понаехало -- не счесть. Всё расспрашивали да вынюхивали. Только с тех пор, как зайдёшь со свету в тёмную комнату, так и блазнится: висит удавленница, раскачивается. Потом глаза открывает, а они ровно тухлый куриный белок, и смотрит на тебя. Или поманит. Коли поманила -- беда. Сам вскоре приберёшься. Так со всеми жёнами нашего благодетеля случилось, - закончила Домна и вдруг по-трезвому строго прикрикнула: - А ну, говорите, Аделаида Исаевна, видели вы её?

   - Видела... - захныкала Адка. - Вот вышла от Аристарха Петровича, он меня звал постель ему разложить, - а она тут и колышется в воздухе.