Мы нерешительно осмотрелись. Сиротливый двор навеял скуку, и мстительное настроение пропало. Я встала на крошащуюся завалинку и заглянула в окно. В серой наледи чьё-то дыхание и пальчики понаделали дырочек, поэтому хорошо видна ярко освещённая комната. Вокруг маленького стола шесть стриженых макушек. Одна из них - чуть ли не в тарелке. Наверное, кто-то горько плакал. Над макушкой склонилась тётя Таня. Её лицо непривычно ласковое. Она что-то сказала, поцеловала светло-русый ёршик. Но головёнка вжалась в худенькие плечики, которые затряслись в неудержимом плаче. Женщина сморщилась, как от зубной боли, подхватила большими - что твоя лопата - руками малыша и куда-то унесла. Под ложечкой заныло так сильно, что на глазах выступили слёзы. Больно стукнувшись лбом о раму, я соскочила с завалинки. Мои друзья по очереди приложились к окну.
- Понарожают, а потом бросают, - как взрослая, сказала Машуня, - ух, я бы этих родителей беспутных... пришибла бы.
- Пошли домой, нечего тут делать, - отчего-то обозлился Ванька и со всего размаху стукнул кулаком в стену. - Пошли, поздно уже. А то Олькина бабка к нашим сейчас прибежит, шум поднимет.
Нет, нельзя уходить просто так. Меня пронзило желание приласкать, подобно тёте Тане, ребятишек из этого дома, сам старый дом, Псину, грустный двор и всю замороженную землю:
- А давайте сейчас... ну хоть снеговика им слепим? Выйдут утром во двор, и вот он, снеговик! Ещё можно подарки возле него положить!
Мальчишки уже пошли к калитке, но развернулись и как-то грустно, совсем как бабуля, на меня посмотрели.
- Где их взять, подарки-то? - пробурчала Машуня. Она в этот вечер ни на шаг от меня не отходила.
- Так вот же! - я достала из сумки позабытый праздничный кулёк килограмма на полтора. Там конфеты, шоколадные фигурки и ещё какая-то кондитерская мелочь. Мы с бабулей сладкого, кроме заготовок из ягод, не ели - вредно. Всё, что оставили родители, уезжая на отдых в Таиланд, предназначалось на гостинцы.
Честная компания вздохнула, а подружка чуть слышно простонала. Ванька и Санька сердито затопали к калитке. Машуня стойко держалась рядом.
- Долго не шляйся... - донеслось из темноты.
Снеговик не получался - мороз превратил снег в сухую крупу с коркой наста. Я носилась по двору, разыскивая большую деревянную лопату. Может, если сгрести несколько сугробов в один, а потом облить водой из колодца... Ой, а где Машка? Девочка сидела на корточках возле крыльца рядом с собакой и словно клевала носом.
- Машуня, ты замёрзла? - запоздалая вина сжала сердце под верблюжьим свитером и шубой.
Псина легонько взвизгнул: да, замёрзла.
- ...! Что вы тут делаете! - с крыльца обрушился грозный рык тёти Тани. - Халда! Девку вон заморозила! ...! Быстро домой!
От псового благодушия не осталось и следа, громкий` лай заявил о солидарности с хозяйкой.
- Снеговик... подарки... - слова почему-то застряли в горле, и я потянула подружку за обледенелую рукавичку.
Дорога домой превратилась в кошмар: Машка так и норовила сесть прямо в снежную колею. Я встряхнула тщедушное тельце под слишком просторным пальтишком, попыталась растормошить. Беда! Девочка только запрокинула к небу обескровленное до синевы лицо.
- Господи, помоги!
А вверху только загадочные чернила небес да прекрасные и безразличные звёзды.
- Ну-ка, дай её мне! - раздалось за спиной.
Тётя Таня сграбастала Машку и заглянула мне в лицо.
- Господи, помоги, - снова еле вымолвила я. Не от холода - от страха.
- ...! - ответила женщина и зашагала с Машкой на руках. Потом крикнула, не оборачиваясь: - Догоняй!
Тёмное Татьянино пальто стремительно исчезло в темноте, но и я припустила изо всех сил. В какие-то минуты мы оказались у наших ворот.
Ко мне бросилась причитающая бабуля, но я вывернулась из её рук и ринулась за тётей Таней в избу Коршуновых. Соседи ошеломлённо вытаращили глаза на небывалое зрелище. Мгновение спустя Машка оказалась среди груды одеял на лавке возле печки - любимом месте отдыха отца.
- Чё тако с ей? - спросила Анна Ивановна.
- Та не привыкать, отлежится, - отмахнулся Семён Семёнович.
В доме загрохотало - это Татьяна начала беседовать с родителями подруги. Бабушка силком вытащила меня из комнаты.
Стихли бабулины обличительные речи.
Тёплая пижама прилипает к телу, а толстенные шерстяные носки нещадно колют ноги. Перед глазами - запрокинутое лицо маленькой подружки. Холод по капельке вымораживает жизнь из тощего тела. Вот Машкина душа лёгонькой невесомой струйкой отрывается от посинелых губ и тает, поднимаясь к ледяным звёздам...
Нет!
Я сбросила тяжелющее ватное одеяло и подошла к бабушкиным иконам.
Отче наш! Пусть Машка не заболеет и не умрёт.
Она очень слабая, Отче наш. Ей не хватает витаминов. Нет, Отче наш, Машке и хлеба ... хлеба насущного не хватает. У неё нет своих игрушек. А ещё её ненавидят ребятишки в школе. Она никому не нужна...
Из глаз и носа потекло. Я бухнулась на колени: может, так мои слова быстрее донесутся туда, где решается Машкина судьба?
Отче наш! Земля очень большая, так неужели на ней не найдётся места для маленького воробушка Машки?
