- Это я один, товарищ капитан, он не причём, - отвечает кудрявый и теперь, когда он заговорил, сомнения в его неадекватном состоянии отпадают. - У меня просто проблемы дома…письмо получил… я совсем немножко…- несмотря на то, что солдат явно влип, он продолжает отрешённо улыбаться.

- Пять - десять нарядов вне очереди, солдат. Ты у меня с о?чками сроднишься, я тебе обещаю. Я тебя так закодирую, что ты до конца жизни забудешь как пить! - Вымещая гнев на одного, Томилов тем самым отводит удар хотя бы от второго. Он прекрасно понимает, что пьяны оба, но одно дело, когда человек один выпил с горя, а другое, групповое массовое пьянство в роте.

Манюров тоже прекрасно понимает, что оба солдата пьяны, но его даже больше устраивает, что признался этот. Эта наглая рожа его просто бесит. Он вдруг понял, что говорит этот взгляд. В нем читается утверждение “Я всё про тебя знаю. Я знаю даже больше, чем ты думаешь. Я знаю даже то, чего не знаешь ты…”.

- Десять нарядов? - он деланно удивляется. - Мы что, в детском саду? Мальчик провинился и мы его в угол ставим? Да он преступник. Да, солдат, ты совершил преступление. - Манюров пытается вложить в свои слова как можно больше ненависти, чтобы сбить улыбку с этой наглой хамской рожи.

- Десять суток ареста! Капитан, подготовьте приказ и этого сегодня же в комендатуру.

- Слушаюсь, товарищ полковник, - обречённо отвечает Томилов и тут же обращается к солдатам. - Шагом марш в роту и ждать там моих распоряжений.

Проходя мимо полковника, кучерявый снова на него посмотрел. В этом взгляде и в ухмылке, не было и тени испуга, или недовольства. В этом взгляде Манюров вдруг увидел силу.

Через два часа Кир вместе с Томиловым уже тряслись в Уазике, направлявшемся в гарнизонную гауптвахту.

Сначала капитан пытался сетовать, читать натации, но видя что Кир закрывает глаза и откидывает голову назад , понял, что это делать бесполезно.

Кир смотрит на пробегающие мимо серые дома, снующих по засыпанным жёлтыми листьями улицам пешеходов, со звоном пролетающие мимо трамваи и ему хочется оказаться там, снаружи. Только сегодня утром ему вдруг пришла в голову мысль об отпуске, о том, что он так давно не был на гражданке, что он соскучился по Алёнке. И вот он уже мчится, пролетает мимо этой гражданки, чтобы окунуться в ещё более тёмную и неизвестную дыру.

Томилов не может откровенно разговаривать с Киром в присутствии водителя хохла Ляшенко, но его грустный взгляд, который он, то и дело оборачиваясь, бросает на Кира говорит: “Я сделал всё что мог”.

Только, когда они поднимались по высокой лестнице, ведущей в комендатуру, Томилов смог коротко пообещать Киру, что он его постарается вытащить пораньше.

- Я думаю, трое суток отсидишь, а потом я ещё раз с Манюровым поговорю. Сейчас он просто рвёт и мечет.

- Вы ему сказали, что я тоже здесь не последний человек, - говорит Кир, намекая на место, которое он занимает в “Системе”.

- Я же говорю, закусился он с тобой сегодня. Слышать пока про тебя не хочет. Нужно время, чтобы успокоился, - говорит Томилов, который на самом деле и не собирался как-то превозносить Кира перед Манюровым. Ведь его устраивает легенда, что всем в “Системе” заправляет он сам. Но Кир нужен ему, как работник, как исполнитель, поэтому про то, что он попытается его вытащить, он не врет.

Огромный комендант со скуластым монгольским лицом, ухмыляется, принимая нового арестанта.

- Алкоголик? Ничего и тебя вылечат…- Ему нравятся алкоголики, с ними меньше проблем, чем с боксёрами неуставниками. Но как талантливый воспитатель-психолог он никогда не садит подобных с подобными. Контингент в камерах распределяется так, чтобы там были и боксёры и алкоголики и воришки и незадавшиеся лыжники.

“Каждой твари по паре”. Эту фразу майор Тылбаев, повторяет всегда при вписании новичка в список постояльцев губы.

Глава 6. КИЧА

15 сентября 1994 г.

В камере, куда посадили Кира, оказалось две пары тварей по версии Талыбова. Там были два боксёра и два лыжника. Только он оказался единственным представителем тварей под названием алкоголики. Серая камера с растрескавшимися стенами и маленьким зарешёченным окошком под потолком производила гнетущее давящее впечатление. Из убранства были только шконки вертолёты, которые назывались так за то, что они складывались и крепились к стене, так, что полежать днём не было никакой возможности. Можно было только сидеть на корточках или прямо задницей на грязном бетонном полу. В первый раз оказавшись в помещении три на два метра, куда его привёл выводной, Кир увидел четырёх человек вразброс сидящих по стенкам. Подходя и здороваясь с каждым за руку, он сразу же стал понимать кто есть кто. Затравленные взгляды щупленьких парнишек которые представились Славой и Колей, говорили о том, что они в лучшем случае дизертиры. Славик, лицо которого было густо посыпано прыщами, был одет в голифе и гимнастёрку образца 1917 года. Кир удивлённо разглядывал его прикид. Он думал что такое сейчас могут носить только на Мосфильме, когда снимают кино про гражданскую войну. Его сосед был тоже облачён в странную форму . Зелёный китель с голубыми погонами. Общевойсковые лычки запутывали всё дело. Было непонятно кто этот человек с признаками лётчика и пехотинца. Угрюмый коренастый парень, представившийся Жекой, скорее всего был боксёром. Но по содранному лбу, распухшему носу и огромным похожим на синие очки фингалам вокруг глаз было видно, что он здесь не один боксёр. И скорее всего в выяснении отношений победил другой боксёр. И этот другой боксёр сидел здесь же.

- Ибрагим! - черноволосый парень с щетинистым лицом улыбается тонкими губами. Он сидит широко расставив ноги, упироаясь в коленки кроткими толстыми руками. Ибрагим протягивает Киру широкую ладонь, и в момент рукопожатия, чуть тянет руку на себя, так что Кир не удерживает равновесия и шлёпается на пол рядом с кавказцем.

- Эй ты чё, пьяный? - смеясь спрашивает назвавший себя Ибрагимом . Кир понимает, что именно сейчас настал момент, когда нужно поставить себя в новом коллективе.

- Мне уже сегодня задавали этот вопрос, - говорит он открыто улыбаясь кавказцу.

- И чё ты ответил?

- Не помню, - говорит Кир и видит ответную улыбку и интерес в глазах Ибрагима. - Думаю, что за это меня и закрыли. - Он достаёт пачку Мальборо и угощает нового собеседника сигаретой.

- Где нажрался, то. Сам откуда? - начинает допрос Ибрагим.

Кир, зная, что хорошее знакомство легко завязывается с весёлой истории, придумывает такую историю на ходу. Он рассказывает, что стоял в карауле с корешем, которому накануне прислали посылку. В этой посылке была бутылка ядрёного самогона, которую они и приговорили прямо на посту. Пойло оказалось настолько забористым, что он не мог стоять, а ползал на четвереньках, таково было притяжение земли. Последнее что он помнит это то, что залезает в штабной Уазик, чтобы перекемарить на заднем сидении. Очнулся уже средь бела дня от тряски и понял, что Уазик куда-то едет. На переднем сидении он увидел водителя, а рядом с ним генерала, командира части. Они ехали куда-то по делам и даже не заметили, что на заднем сидении спит тело. Заметили только через два часа, когда генерал зачем-то назад повернулся. На этом Уазике его и привезли на кичу, которая оказалась как раз неподалёку. Вот так он и схлопотал свои пятнадцать суток.

История рассмешила всю камеру. Зажато, как-будто стесняясь хихикали лыжники Славик и Коля; держась за бок громко хохотал Жека, у которого видимо были сломаны рёбра; прыскал в ладони Ибрагим.

- Смешной ты! -Ибрагим больно треплет за плечо сидящего рядом Кира. - Смотри какой дохлий, а вино пьёшь.

- Да, бросать надо. Пока не пил, был высоким стройным блондином с голубыми глазами. - Повисает пауза, во время котрой Ибрагим смотрит в упор на Кира своими карими глазами. По его напряжённому лицу видно, что он переваривает трудную для него шутку. Внезапно Ибрагим начинает смеяться, и вместе с ним громким хохотом взрывается вся камера.