- Почему не будет, Кир? Мы же здесь не только офицеров нагибаем, а ещё и зарабатываем. В деньгах наше будущее.

- Вот! - Кир уставил палец в Емелю, - вот это и губит нормальных пацанов. Для Вас бабки на первом плане, вы пытаетесь здесь что-то заработать, остальное Вас волнует меньше. А для меня, как раз всё остальное и есть самое главное.

- Хочешь сказать, что тебя не волнуют бабки? - пьяно ухмыляется Емеля.

- Представь себе нет! - Кир, улыбается, вспомнив, как точно такой же вопрос когда-то задавала ему Алёнка. - Как меня может волновать туалетная бумага. Братан, всем, что мы сейчас заработали, ты через год можешь подтереть жопу. Ты видишь, чё вокруг творится. Когда последний раз был за забором? Цены растут как на дрожжах. Деньги обесцениваются. Да и не в этом дело. За все бабки мира ты не купишь того уважения и того кайфа от настоящего дела, которые имеешь здесь и сейчас. Бабки приходят и уходят, так же как эта жратва, - Кир небрежно машет рукой в сторону стола. Уже вечером всё это окажется в унитазе. Эта японская магнитола, этот импортный телик все эти кресла, ковры, стулья, шмотьё рано или поздно окажутся на помойке. А раз всё это барахло временное, стоит ли так за него держаться?

- Ну, так можно про всё сказать, - Емеля пытается робко возразить впавшему в раж другу.

- Нет не про всё. Есть вещи, за которые стоит держаться. Это даже не вещи. Вот наша с тобой дружба. Наша дружба с пацанами с Медным, с Афоней. Вот за что надо держаться, вот что нужно сохранить. Всё остальное просто мусор. - Кир опрокидывает в себя ещё полстакана водки, щёлкает по пачке и ловко подхватывает губами вылетевшую сигарету.

- Есть вещи, ради которых стоит делать дела и есть вещи, благодаря которым мы начинаем эти дела делать.

Кир встаёт и пошатываясь подходит к деревянной лавке, на которой лежит его китель. Он долго, что-то ищет в нём и наконец достаёт чёрно-белую фотографию девять на двенадцать.

- Вот, смотри! - он показывает снимок Емеле, не передавая ему в руки.

Эта фотография и один навязчивый сон, всё, что осталось ему от Алёнки.

Снимок классический, сделанный в фотостудии. Она в белой блузке и строгой черной юбке сидит на стуле, положив на стол правую руку. На фото она не такая. Более взрослая, более строгая, до безумия красивая. Ему не хватает той озорной чертовщинки в её улыбке, огонька в её глазах, не хватает мимики в её тонких губах, не хватает её красивых плавных жестов. Всё это он пытался увидеть, или представить, когда проснувшись ночью, часами пялился на этот снимок.

- Классная! Твоя? - Емеля пытается взять снимок из рук Кира, но он, продемонстрировав, убирает его назад.

- Моя! Ты знаешь, я же ей обещал, что через полгода комиссуюсь и мы поженимся. А тут, как закрутилось всё, мне даже и писать ей некогда было. Последнее письмо уже не помню когда отправлял. А она вообще ни разу не написала. - Голос Кира осип, он сразу стал, каким то грустным, сгорбленным, как сдутый воздушный шарик.

- О, это ты зря! На гражданке жизнь веселее, ярче. Нельзя давать про себя забыть. - Делится опасениями разомлевший, развалившийся на стуле коротышка.

- А я и не дам. Вот возьму щас и сорвусь в отпуск.

- А кто тебя отпустит? Сейчас дел вон куча, скоро уже у пацанов дембель…

- Всё это подождёт, дела, дембель, никуда не денутся. Я хочу выдохнуть, братан, просто выдохнуть, - Кир устало опускает голову и закрывает глаза.

***

После вечернего совещания полковник нагоняет Томилова на лестнице.

- Сергей, - он воровато оглядывается, чтобы убедиться, что их никто не видит вместе, обнимает Томилова за плечо и спускается вниз вместе с ним.

- Спасибо тебе, что вопрос в деревне решил.

На лице капитана появляется недовольная усмешка.

- Спасибо, это конечно хорошо, Анатолий. - Капитан останавливается на ступеньках между пролётами. - Я как раз хотел обсудить с Вами наше дальнейшее сотрудничество.

- У тебя есть вопросы? Ну давай, - Манюров снова оглядывается вокруг.

- Пора бы повысить наши ставки, товарищ полковник. Время идёт, “Система” работает как часы, задач становится больше, да и характер вопросов несколько изменился.

- Понимаю, - хищно улыбается Манюров. - Я ждал этого вопроса. Ну и что ты хочешь?

- Мне нужна доля.

Глаза полковника превращаются в маленькие щелочки неприступного дота.

- Реальная доля в бизнесе. Десять процентов, на большее я не претендую. Введи меня в учредители.

Дружеское объятие ослабевает и рука полковника сползает с плеча капитана.

- Даже так? - он трёт подбородок. По нему видно, что вопрос капитана его очень озадачил. Гул приближающихся голосов из коридора помогает Манюрову выкарабкаться из неловкой ситуации.

- Серёга, давай потом. Завтра зайдёшь ко мне и всё обсудим. Только после шести…

Офицеров настораживает повышенный тон голосов и характер беседы. Из пустого коридора доносятся резкие громкие выкрики. “Братан, ты главное спокойно, без нервяка. Всё будет тип-топ…”.

- Это что ещё такое? - Краска ползёт с шеи Манюрова на лицо, а капитану кажется, что он слышит знакомые голоса.

В проёме появляются два солдата, которые так увлечены беседой, что замечают офицеров чуть ли не столкнувшись с ними на лестнице. Вид солдат явно потрепанный. Растёгнутые воротнички афганок, болтающиеся ремни, отсутствие головных уборов, говорит о том, что служба даётся им через-чур легко.

Увидев офицеров, они замирают, но позы их всё равно выглядят слишком вальяжно.

“Здравия желаю!” - маленький и коренастый солдат пытается поднести руку к пустой голове, но во время осекается. Второй с лохматыми кудрями стоит не двигаясь. Повисает пауза. Манюров в упор смотрит на кучерявого и видит вызов в блестящих серых глазах. В краешке рта наглеца застыла чуть заметная улыбка.

- Это что за вид солдаты? Вы откуда здесь? Капитан это Ваши? - Манюров начинает сыпать вопросами.

- Мои, в наряде были, - Томилов пытается придать своему голосу больше равнодушия, мол так и должно быть. - А ну ка быстро привести себя в порядок и марш в расположение. Что это ещё за праздношатания.

- Есть, товарищ капитан, - бодро откликается коротыш, и , пихнув в бок застывшего товарища , пытается обойти офицеров, чтобы продолжить спуск по лестнице.

- Стоять! - медленно говорит полковник. Его рот принимает хищный оскал, так что нижняя губа вытягивается в нитку. Сейчас, когда проблем и так выше крыши он готов закрыть глаза на многое, и через секунду он мог уже забыть про этих недосолдат, матерящихся, лохматых, одетых не по уставу, свободно шатающихся по корпусам. Он уже готов отвернуться и сделать вид, что ничего не видел, зная, что практически все солдаты так или иначе завязаны в “Системе”, но два мимолётных фактора заставляют его прошипеть это “Стоять!”. Наглое заявление капитана с одной стороны и этот дерзкий взгляд кудрявого с другой, вдруг соединились как два активных компонента во взрывной смеси, тем самым способствовав вспышке гнева в голове Манюрова.

- Солдаты, а Вы знаете, что такое субординация? Здесь присутствует старший по званию, и вообще-то он Вас остановил и сделал Вам замечание. И он Вас пока никуда не отпускал, - голос Манюрова нарастает и становится тоньше с каждым произнесенным словом.

- Виноваты, товарищ полковник, - снова отвечает маленький, а кудрявый продолжает так же нагло и с вызовом смотреть на Манюрова, не отводя глаз.

- Солдат, Вы что, пьяны? А ну ка дыхните. - обращается Манюров к раздражающему его выскочке.

- Никак нет, - кучерявый продолжая улыбаться делает, еле заметный выдох. Но полковник понял всё ещё до того как его нос учуял явный запах алкогольных испарений по испуганному виду товарища кудрявого.

- Да они же пьяные! - в этом высокомерном обращении к капитану слышится ответ на его недавний выпад “Говоришь всё у тебя в порядке? Как часы, говоришь, работает “Система”. Ну-ну”.

- Кирсанов, Емельянов, Вы пили что ли? - растерянно как-то по доброму спрашивает капитан.