Обычно объект вызывающий раздражение и недовольство очевиден. Это, как правило, мерзкое тщедушное чудовище в форме солдата, или группы солдат. Методы воздействия здесь однозначны. Сначала физические, состоящие из пары оплеух, или пинка под зад, потом психологические, в виде изысканных оскорблений, и на закуску уже воспитательные, в виде нарядов. Сейчас объектом является целая рота с её духами черепами и дедами. Целая рота отказалась подчиниться команде. Объект слишком огромный, его не оскорбишь и не дашь ему поджопника.

“Напугать”. Единственный метод воздействия, который приходит в голову Бажину. Он мягкими шагами подходит к строю и прохаживается вдоль него, сложив руки за сутулой спиной.

- Знацит так, обезьяны! Вы будете стоять здесь до тех пор, пока не указете на автора этой неудацной сутки. - Он останавливается в конце строя, где стоят деды. - Слузба малиной показалась? Давно по уставу не зили? - он скользит острыми маленькими глазками по Жулику, Нику, Медному.

“Рота смирно!”, - орёт дневальный.

В расположение заходит Томилов. Он, ещё поднимаясь по лестнице, слышал угрозы Бажина, поэтому понимает что что-то произошло.

- Вот командир, пусть ресает, сто с вами делать! - Бажин весело покачивается с пятки на мысок. Решение примет другой, ведь решение это ответственность.

- Что случилось?

- Игнорировали команду “Подъём”.

- Как игнорировали? - хмурится Томилов.

- Не поднялись! - раздражённо трясёт головой Бажин.

Томилов недоумённо обводит глазами строй, а потом оборачивается к кроватям у него за спиной. Не увидев там никого, он снова обращается к Бажину.

- Кто не поднялся?

- Да они. Они, все эти обезьяны! - Бажин весело как клоун в цирке машет рукой в сторону строя.

Взгляд Томилова повторно облетает строй и возвращается к Бажину.

- Не понял? Они не поднялись по “Подъёму”. А как они поднялись? Их что каждого будили?

- Нет они поднялись, только не сразу. - Бажин жалеет, что капитану не довелось испытать тех эмоций, которые испытал он пять минут назад.

- Это что ещё за фокусы, товарищи солдаты! - гневно спрашивает Томилов и останавливается глазами на Кире. В его глазах читается вопрос: “Так это и есть Ваш обещанный фокус?”.

- Товарищ капитан, мы просто проспали! - Бас Жулика грохочет из конца строя.

- Все разом? - на лице капитана издевательская усмешка.

- Не знаю, как все, а я даже не слышал ничего! - говорит Жулик. - Если бы я встал раньше их, думаете не поднял бы? - он кивает в сторону первой шеренги с духами.

- Я тоже не проснулся, - возмущённо вступает Медный. - Т-арищ капитан, а чё такое страшное случилось, что нас тут выстроили и даже поссать не дадут сходить.

Капитан ещё раз проходит вдоль строя.

- Этот инцидент мы так не оставим. Сейчас вольно, готовиться к построению на зарядку.

Строй зашевелился и начал быстро перетекать в помещение сушилки.

- Серёга, ты цё делаесь? - закипает старшина, снова наливаясь красным как варёный рак. - Их сейцас дозимать надо. Это зе бунт на корабле. Тут и деды замесаны, это я тебе тоцно говорю, - шипит он сквозь зубы прямо в ухо капитану.

- Лёша, остынь. Мы с этим разберёмся в текущем порядке, - капитан с безмятежным видом смотрит на суетящихся солдат. - Ты чё, хочешь, чтобы этот случай узнали за пределами роты? Тут если наказывать, то всех придётся. Что тогда про нас скажут, что роту распустили? Ты об этом подумал?

- Но так оставлять нельзя…

- А мы и не оставим Леша, не оставим. Главное сор из избы не выносить.

Завтрак и развод прошли без лишних эксцессов. Всё было спокойно и ничего не напоминало об утреннем событии. Виновники вели себя так, как будто ничего не произошло, а Томилов и Бажин напряжённо и молчаливо наблюдали.

- Главное, Лёша, не пори горячку и пока об этом помалкивай. На самом деле, это всё серьёзнее, чем кажется. На арапа тут никого не возьмёшь. Это кем-то из старослужащих организовано. Главное понять, с какой целью. - Томилов и прапорщик стоят в тёмном тамбуре перед небольшой солдатской столовой и наблюдают за завтраком. Всё та же суета, деды едят не спеша, кидают духам варёные яйца, смеются, рассказывают байки. Они все умещаются за одним столом. Черепа занимают три стола. Они более хмурые и напряжённые, разговоры их сдержаны и коротки, взгляды, обращённые к духам, мечут молнии. Столы духов расположены через проход. Они все в еде. Набитые рты заняты пережёвыванием пищи, с этой стороны слышно только чавканье и бряканье алюминевых ложек о железные плошки.

На самом деле Томилов уже знает, кто это сделал. Ему не понятна лишь цель этого представления. И ещё он не понимает, как они это сделали.

Три лагеря: деды, духи, черепа. В каждом лагере свои лидеры, свои правила. Каким образом, можно объединить все три? С духами понятно, а вот остальные?

Его раздумья обрывает команда “Закончить приём пищи!”, и он первым покидает помещение столовой.

После развода Ширдяев проводит ежедневное штабное совещание. Офицеры собираются за пять минут до совещания на лестничной площадке перед приёмной. Здесь они курят делятся впечатлениями, рассказывают байки.

К Томилову, который курит в стороне от общей веселящейся кучи подходит капитан Горчаков, его старый друг и однокашник ещё с суворовского. Он молча прикуривает от сигареты Томилова и, взяв его за руку, отводит ещё дальше от весёлого гогочущего сборища.

- Серёга, у меня в роте какая-то нездоровая канитель происходит, - длинный сухой Горчаков сгибается крючком над приземистым капитаном.

- Рассказывай, - Томилов внутренне напрягся, предчувствуя недоброе.

- Сегодня вся рота не поднялась по “Подъему”.

- Как не поднялась? - деланно удивляется Томилов.

- Молча! Лежат как убитые и не встают. Я даже испугался сначала, не случилось ли чего. Дневальный раза три орал, а они хоть бы хны.

- И что?

- А потом вдруг вскочили все как по команде и строятся, как ни в чём не бывало.

- Ну и… Ты разобрался? Это что, саботаж?

- Да, как тут разберёшься, если они всей ротой…я уж и орал сначала, но бесполезно.

- А дежурный кто?

- Грузин этот…

- Бабуришвилли?

- Да, он.

- Ты его пощупай, может он заставил?

- Не похоже. - Горчаков крутит головой.

“А вот это уже интересно - думает Томилов. - А это уже хороший фокус”. - Он на всякий случай оглядывает толпящихся офицеров, нет ли среди них ещё таких же задумчивых лиц. Но других командиров рот он здесь не видит.

- Ты уже сообщил? Рапорт подал? - настороженно спрашивает он, снизу вверх глядя на товарища.

- Нет ещё. Вот и думаю. - Горчаков прикуривает от бычка новую сигарету.

- Я бы тоже подумал, - Томилов трёт подбородок. - С одной стороны, саботаж штука неприятная, особенно если это происходит в твоей роте. А если посмотреть с другой стороны, вроде ничего криминального не случилось. Ну не встали по команде, потом-то встали. - Томилов, смотрит в сторону, словно разговаривает сам с собой. - Вроде все живы здоровы, больше никаких признаков саботажа нет. - Вдруг он хлопает Горчакова по плечу.

- Миша, я бы на твоём месте сейчас смолчал. Это конечно тебе решать, но…Вдруг это игра какая-то у них пари, или ещё что-то. Понимаешь? Может за этим ничего и не стоит серьёзного, а ты сейчас растрезвонишь на всю учёху. Потом, сам знаешь, что начнётся. И тебе от этого уж точно легче не будет. Погоди пока, понаблюдай за ними.

- Ты думаешь? Знаешь, я вот тоже к этому склоняюсь. - Горчаков с облегчением выпускает изо рта дымное облако.

Уговорив товарища молчать, Томилов прикрыл свой зад на случай, если история выплывет наружу. Ведь он тоже пока не собирается рапортовать, а так он будет уже не один.

Оглядывая офицеров, отодвигающих стулья, и рассаживающихся за огромный полированный стол он думает, что если сейчас кто-то расскажет такую же историю, ему придётся рапортовать тоже. Что он тогда скажет другу?