Положение людей с высшим образованием было еще тяжелее. Почти все научно-исследовательские институты, лаборатории союзного значения прекратили свою деятельность, новые власти не знали, что с ними делать. Из-за безработицы и нищеты интеллигенция была на грани безумия. Как и многие сельские жители, Надир, редкий специалист по сельскому хозяйству, оказался невостребованным.
Когда мать оказалась в тюрьме, его отец, отказывая себе во всем, дал сыну образование. «Ты терпи, сцепи зубы, сын, все со временем утрясется. Не теряй надежду. Будь волевым и сильным, тогда всегда будешь достойно выходить из любой ситуации», – повторял отец. Через два года после смерти отца, домой вернулась сошедшая с ума мать. От прежней Олтиной Хайдаровой в ней ничего не осталось.
Надо сказать, люди – забавные создания. Услышав, что мать посадили в тюрьму, сельчане сначала удивились. Горевали. Говорили: «Нет, не может быть. Это ведь не кто-нибудь, а знаменитая Олтиной Хайдарова, прославленная на всю республику, награжденная несколькими орденами». Через некоторое время их взгляды изменились: «Государство невиновных не осудит, преступления раскрываются даже через тысячу лет». Когда мать освободили, люди опять удивились: «Странно, она совершила столько преступлений, почему ее выпустили на свободу?». Затем они пришли к другому выводу: «Бедняга, из-за того, что она потеряла рассудок, ей простили ее проступки. Бог наказал ее».
Действительно, Олтиной Хайдарова вернулась из тюрьмы в очень странном состоянии. Прежде она была немногословной, обдумывала каждое слово, которое собиралась сказать, говорила коротко и ясно, чтобы всем было понятно. Она умела выслушивать мнение своих подчиненных, относилась с уважением к молодым и старым, женщинам и мужчинам. Людей, которые зарывались, всегда ставила на место. И вот такая женщина сошла с ума. Она ходила кругами по большому двору и саду, и делала доклад: «Несправедливость, очковтирательство, фальшивые показатели способны подорвать устои любого строя. Народ нужно понимать, воспитывать его, не загонять людей в тупик, не заставлять их совершать преступления».
Люди потихоньку стали обходить эти двери стороной. Мать Надира была занята собой, день и ночь проводила «собрания», искала пути лучшего устройства жизни, чтобы республика не отставала в своем развитии от соседних государств, с горечью восклицала: «Эх, когда же мы будем людьми?» Иногда вспоминала, что сидела в тюрьме, что ее заслуги не были оценены, что вместе с ней были посажены невинные люди. Некоторые из них умерли в заключении. Она их оплакивала…
Надир наблюдал за матерью со стороны, ломал голову над тем, как ей помочь. У него не было ни гроша, чтобы лечить ее. Многие его друзья уехали на заработки за границу. Но ему путь был заказан – он не мог оставить мать в таком состоянии. После долгих раздумий, он пришел к решению: продать дом, пожить какое-то время на квартире, лечить мать. На оставшиеся деньги купить жилье на окраине города. Все же там будет возможность подыскать какую-то работу… Но ему не удалось осуществить эти планы. Полученные за большой участок деньги старого режима обесценились и стали пеплом. Словно этого удара судьбы было мало, лечение матери оказалось безрезультатным. По совету докторов, он вынужден был поместить мать в психиатрическую клинику. Сам он остался фактически на улице. Только в уме звучали слова отца: «Будь волевым и сильным».
Состояние города было ничем не лучше села. Заводы, фабрики, разные организации остановили свою работу. Безработные вынуждены были идти на базар, оптом скупали продукцию дехкан и понемногу реализовывали ее. Некоторые уезжали за границу. Более-менее образованные возвращались с заработком, неудачники пропадали без вести… Люди боялись давать кому-то деньги в долг. Те, которые давали, потом об этом сожалели, потому что долги не возвращали. Ростовщики давали деньги под большие проценты. А сколько было тех, которые радовались, что нашли работу, но работали без зарплаты…
Надир говорил себе: «Не надо ждать у моря погоды, надо двигаться вперед». Говорить-то говорил, только, не видя впереди луча света, часто впадал в уныние, считал себя неудачником, который забрел в тупик. Он знал, что заниматься куплей-продажей не сможет, что не сможет примириться с ложью, которая была вокруг. В то же время полученные им знания в области сельского хозяйства в данный момент никому не были нужны. Он обращался в научно-исследовательский сельхозинститут. Однако, организация, едва сводящая концы с концами, не пустила на порог еще одного неопытного нахлебника. Потеряв надежду найти работу по профессии, Надир стал соглашаться на любую работу: пробовал работать официантом в ресторане, но там не платили зарплату. «Чаевые, которые получите у посетителей, и будут вашей зарплатой», – предупредили хозяева места. Однако, большинство посетителей (даже те, кто были богато одеты) ничего не оставляли. Они оплачивали только заказ. Причем несколько раз пересчитывали, что почем. Некоторые в подпитии, издевались, говорили: «Все вы обманщики, рвачи», – и уходили, хлопнув дверью.
Надир не мог мириться с оскорблениями и унижениями. Через месяц стал работать на частном предприятии, выпускавшем зеркала. Платили мало, и Надир надеялся, что, видя, как он много и честно работает, ему повысят зарплату, старался изо всех сил. Однако, хозяева подумывали о том, чтобы взять на его место родственника.
Большая часть заработка шла на квартплату, на оставшиеся деньги Надир вел полуголодную жизнь, в больницу ходил с пустыми руками. Занимать у кого-то деньги не решался, боясь, что не сможет вернуть долг, да и сомневался, что у кого-то из его знакомых есть деньги. Если бы, со свойственной молодым людям прямотой, он поставил вопрос о повышении зарплаты, все равно бы ничего не добился. Хозяева сказали бы не стали его удерживать и указали на дверь. Словом, и от этой работы не было прока.
После долгих поисков нашел еще одну. Его взяли ночным сторожем на знаменитую в свое время шоколадную фабрику, выпускавшую конфеты «Каракум». В нынешние времена фабрика занимала большую площадь, на которой остались четыре полуразрушенных цеха со ржавыми станками. Перестав выпускать продукцию, предприятие стало некредитоспособным, не выплачивало налог на имущество, имело большие долги. Директор целыми днями ходил по территории, выискивал, что можно продать. Ночами, как вор, кому-то это продавал. Воровство происходило на глазах у Надира. В каком-то смысле, при его участии. Надир удивлялся: «От кого я должен охранять имущество, если директор – главный вор?» Директор же говорил: «Предпринимаемые меры – в интересах предприятия, чтобы избавиться от налогов». Ум Надира не мог постичь эту логику. «Тогда почему это делается ночью, тайком?» – удивлялся он. Словом, и это место ему не подошло. Он не желал быть соучастников воровства и уволился. Два месяца жил без работы, без денег. За это время он стучался в двери всех предприятий, но двери не открылись.
В одно утро он ломал голову, куда ему еще можно было пойти. Остались ли еще такие места, где он не был? Решив для начала пойти проведать мать, он выглянул во двор – не ходит ли там старик, хозяин квартиры. Надир уже два месяца не вносил оплату.
Клиника находилась на городской окраине. Надир пошел туда пешком. По дороге заметил, что на деревьях только-только появились почки. Как быстро летит время. Надир перебрался в город поздней осенью. Погруженный в свои переживания, он даже не заметил, как прошла зима.
Давно некрашеные железные ворота клиники пожелтели, поржавели. Когда Надир через проходную вошел во двор, его глазам предстало странное зрелище. Посреди двора, по краям бассейна, в полосатых пижамах выстроились больные. Тот, кто стоял первым в ряду, держал в руках ведро. Он набрал из бассейна воду и отнес ее к деревянной бочке, стоящей чуть дальше. Вода с шумом выливалась из дырок бочки и опять стекала в бассейн. Не обращая на это внимания, больной передавал ведро соседу, а сам занимал место в конце ряда. Следующий больной тоже наполнял ведро… Таким образом, вода набиралась из бассейна в ведро, из ведра выливалась в бочку, из бочки выливалась в бассейн. Люди в полосатых пижамах были довольны своей работой, неторопливо, с серьезным видом ходили по кругу. Недалеко от бассейна, на скамейках под деревьями, в белых халатах сидели студенты медицинского института. Наблюдая за этим бессмысленным зрелищем, они что-то записывали в тетради.
