Мясоедов вопросительно поднял брови, за что был тут же вознагражден новыми обвинениями.

– Жора, какой ты все же кретин. Девочка, это не та, которая не спала с мужчинами. Девочка это та, которая еще верит, что среди них ей встретится порядочный.

– Ясно, – кивнул Жора, – я так в принципе и думал. Только я значит непорядочный получаюсь. И в чем моя непорядочность?

– В том, Мясоедов, что ты думаешь только о своем удобстве. Это же так удобно: сводил девушку разок в кино и вот тебе сразу секс, потом утром проснулся – завтрак готов, пока кофе пил, уже посуда вымыта. А еще я стирать умею, гладить и полы мыть. Ты прав, Жора! Это действительно удобно и логично.

Жора вздохнул и вновь уселся на табуретку.

– Вот на счет секса я тебя не очень понял. Мне казалось, что это было взаимное желание.

– Взаимное, Жора. Мне двадцать восемь лет, и я нормальная женщина. У меня тоже может быть желание. Но это не значит, что я не хочу, чтобы ты за мной ухаживал.

– Ухаживал, – хмыкнул Мясоедов.

– Да, Жора, ухаживал! Это когда дарят цветы, приглашают на свидания, делают какие-то сюрпризы.      А какой сюрприз будет у тебя? Ты вынесешь мусорное ведро? Понимаешь, Жора, – Виктория наконец перестала кричать и говорила совсем негромко, словно разговаривала сама с собой, – я хочу встретить человека, который будет добиваться меня. Добиваться не секса со мной, а меня, как женщину, с которой он хочет прожить всю жизнь. А человек, который думает о том, как ему будет со мной удобно, мне не нужен.

Она вышла из кухни в прихожую, оставив Мясоедова сидеть на табуретке. Квартира была совсем небольшая и ему было прекрасно слышно, как Виктория одевается. Он хотел встать, чтобы проводить ее, но затем решил, что так увеличивает свои шансы выслушать еще порцию неприятных откровений. Хлопнула входная дверь, в квартире стало тихо. Лишь из соседней комнаты негромко доносились попадающие через открытую балконную дверь крики мальчишек, с самого утра гоняющих мяч по двору.

– Послушайте, Ольга Вадимовна, – горячился Журбин, – так же нельзя. Вы нас так подставляете.

– Вы сами себя подставили, Игорь, – финансовый директор производственного объединения Никитина Ольга Вадимовна холодно смотрела на сидящего напротив нее Журбина, – мало того, что вы себя подставили, так еще и жену в это дело впутали. А теперь вы что хотите? Чтобы Белоусов и мне претензии предъявил?

– Но ведь деньги пошли на его же фабрику. Если бы мы не перекрыли крышу, я вообще не представляю, как бы мы работали.

– Если бы вы ничего не придумывали, вы бы прекрасно работали. Дырявая крыша гораздо лучше, чем сгоревшая, – язвительно отреагировала Никитина, – сколько денег вы получили за аренду пристроя за все время? Миллионов десять, если не ошибаюсь, от силы двенадцать, а убытки от пожара уже за триста перевалили. Триста миллионов, вы понимаете, Игорь? А страховая вообще не горит желанием нам хоть что-то компенсировать и судя по всему мы из них вытрясем максимум миллионов сто. А остальное?

– Это все понятно, но при чем тут я? Если бы пристрой сдавали официально, тогда, что, пожар бы не случился?

– Игорь Иванович, – тон Никитиной стал еще более официальным, – разговаривайте о своих проблемах с Белоусовым, пытайтесь с ним договориться. Меня вмешивать в ваши дела не нужно. У меня и так проблем слишком много стало последнее время.

– Но вы же знали куда идут деньги, – Журбин возмущенно смотрел на Никитину.

– Я знала? – она негодующе фыркнула, – ничего я не знала, и если вдруг дело на самом деле дойдет до суда, то я именно так и буду говорить. Вся эта аренда пристроя – это ваша инициатива и куда вы деньги девали, одному богу известно. Или кто там у нас за деньги отвечает?

– Ну и тварь же ты, – Журбин так резко поднялся, что Никитина испуганно схватилась за телефон.

– Или вы сейчас же уходите, или я вызываю охрану, – голос ее испуганно дрогнул.

– Ухожу. Пока ухожу, – мрачно произнес Журбин, – но ты не сомневайся, Оля, еще увидимся.

Сев в машину он с силой ударил по рулю, но легче от этого не стало. Прошло уже две недели, как фирма, зарегистрированная на его жену, получила иск от обувного холдинга. Холдинг требовал возврата денежных средств, полученных за аренду примыкающего к фабрике здания склада. Того самого, где начался пожар. Но денег ни у Журбина, ни у его жены не было они были уже давно потрачены. Потрачены на ремонт протекавшей крыши главного здания.

Журбин не был ни бессребреником, ни фанатиком-идеалистом. Ему нравилась его работа, нравилось быть начальником крупного предприятия, человеком, которого в их небольшом городке почти все знали. Ему нравилось быть на хорошем счету у руководства холдинга и у самого собственника предприятия – Николая Белоусова. Вот только с каждым годом это становилось все сложнее и сложнее. Бизнес устроен так, что чем больше становится денег, тем больше их не хватает. Казалось бы, в холдинге появляются новые предприятия, растет число магазинов, товарооборот, а значит должно становиться больше свободных денег, которых наконец должно хватить на то, что давно собирались сделать, но всегда откладывали. Однако, происходит все совсем наоборот. Денег все больше не хватает. Ведь появляются новые и новые проекты, новые идеи, новые амбиции, на реализацию которых необходимо все больше и больше денежных средств. А это значит, что растет кредитная задолженность перед банками, что каждый месяц надо отдавать все больше миллионов по процентным платежам. Денег не достает катастрофически. Но раз решено построить или купить новую игрушку, значит можно попытаться сэкономить на старых. Периодически созванивающиеся директора всех трех, входящих в холдинг, обувных фабрик соревновались друг с другом в рассказах о том, что и кому было урезано в текущем месяце. Где-то было отменено плановое обновление оборудования, которое по мнению головного офиса еще вполне могло протянуть год-другой, где-то убраны запланированные расходы на ремонт фасада. Уже который год подряд на всех предприятиях сотрудникам по три-четыре месяца в году на треть урезалась заработная плата, причем решение об этом приходило из головного офиса, а сообщать о нем персоналу приходилось управляющим фабрик, что конечно же не прибавляло им популярности и народной любви. Однажды Журбин с изумлением узнал, что группа работниц фабрики написала коллективное письмо Белоусову с просьбой разобраться с самоуправством директора, который третий месяц подряд не выплачивает людям полную заработную плату и при этом заставляет вкалывать на все сто.

– Царь добрый, бояре плохие, – усмехнулся Игорь, возвращая письмо работникам, отсылайте. Как ответ придет, мне расскажете.

Ответ так и не пришел, а вот Журбину позвонили. Позвонил ему финансовый директор холдинга Валерий Петрович Герасимов, человек решительно убежденный, что в графе издержки напротив всех статей расходов должны стоять одни нули и искренне расстраивающийся от того, что это никак не случается. Валерий Петрович объяснил Журбину, что с письмом, написанным его работниками руководство холдинга ознакомлено. Все руководство, подчеркнул Герасимов, очевидно намекая на самого Белоусова. Руководство также каким-то чудесным образом было в курсе, что Игорь ознакомился с письмом еще перед его отправкой, но никак этому не воспрепятствовал.

– Надеюсь, вы понимаете, – монотонно рассуждал Герасимов, – задача руководителя предприятия вести дела так, чтобы решать все возникающие внутри коллектива проблемы непосредственно на месте.

– Прошу прощения, но проблема снижения заработной платы возникла не внутри коллектива, она как бы занесена к нам извне, – иронично отозвался Журбин.

Валерий Петрович несколько секунд помолчал, то ли не зная как реагировать, то ли удивленный тем что его осмелились перебить. Наконец он сухо произнес:

– У нас есть еще две точно такие же фабрики и у них действуют абсолютно те же регламенты выплаты заработной платы. Однако, у них таких проблем нет, а если и есть, то директора справляются с их решением. Должен ли я понимать, Игорь Иванович, что вы со своими проблемами справиться не в силах?