– Для того чтобы начать думать, мне надо увидеть то, над чем нужно думать. Я потратила трое суток, надеясь, что отрабатываю исчерпывающий перечень пропавших без вести. Оказалось, что я ошибалась. Судя по вашим недвусмысленным ответам, в Штабе ведется еще одна картотека, о которой я проинформирована не была. В соответствии с пунктом четыре части первой параграфа тридцать седьмого Уголовного закона Республики воспрепятствование расследованию, в том числе путем умышленного сокрытия или умолчания информации, которая может способствовать расследованию, карается…

Генерал успел перебить, заметно стушевавшись, и наконец отвел взгляд от Веры якобы для того, чтобы зачем-то посмотреть на карту:

– Не надо мне ваших параграфов. Вы должны понимать, что информация о погибших и пропавших без вести военных – это фактически информация о военных действиях, общий доступ к которой мы разрешить не могли. Конечно, мы предоставим вам эту информацию, если вы так уверены в ее необходимости. Сообщите параметры, по которым необходимо осуществить отбор карточек, и они будут вам предоставлены.

Вера еще несколько секунд сверлила взглядом спину генерала, думая, как ей отреагировать на его ответ. Она ожидала, что генерал по ее требованию предоставит весь секретный архив, а не поручит «осуществить отбор» карточек. И судя по побагровевшей шее ссутулившегося над картой Дайнеко, тот опасался, что Вера потребует непременно всю картотеку. Генерал этого не хотел, и дело было не только и не столько в нем: кто-то, стоявший над генералом, категорически не мог позволить этого. Нарушив тягостную паузу, Вера сообщила:

– Мне нужны все карточки без вести пропавших сотрудников Сил Безопасности Республики за последние три года. Но нужны срочно, не позже чем через час.

– Хорошо, следователь, – с облегчением выдохнул генерал и наконец-то повернулся к Вере. Он почти не скрывал своей неприязни к ней, граничащей с ненавистью. Формально Вера, сотрудник Сил Безопасности, являлась его подчиненной. Но Закон наделил ее такими полномочиями, при которых она могла его арестовать, а он ей не мог сделать ничего. Он почему-то подумал, что даже убить ее при случае у него не получится: его мощное, но уже дряхлеющее тело не дает ему никаких шансов против этой прыткой титановой девки.

Вера шла по коллектору. Еще полгода тому воды здесь было едва по щиколотку. Теперь же мутная жижа едва не переливалась через голенища ее сапог. Но Веру настораживала не возможность замочить ноги, а те опасности, которые могли скрываться под водой, например, как тот краб, в западню к которому она едва не угодила в начале войны с диггерами.

И все же Вера предпочла именно этот более длинный маршрут просторному туннелю Московской ветви. В который раз начались волнения в Восточном секторе, на этот раз переросшие в открытый бунт в поселении «Восток». Когда Вера получала последнее задание, Третий следователь ушел устанавливать зачинщиков бунта вместе с отрядом военных, которые должны были этот бунт подавить. Вера случайно видела уходивший отряд – семеро армейцев и два спецназовца без офицера. Это был еще один штрих в общей картине, сложившейся в Верином представлении о войне с диггерами. Нехороши там дела у Республики, если Штаб вынужден направлять на другие задания неполные спецназовские пятерки, разбавляя их отрядами армейцев.

Еще раз убедиться в обоснованности своего пессимизма Вера смогла, посетив «осадную группу Ментопитомник». Сюда ее привела одна из шести карточек пропавших без вести военных, «любезно» предоставленных ей Штабом. Три карточки были заполнены на убров и армейцев, не вернувшихся с Комсомольского озера. Вере было достаточно своих собственных воспоминаний о Битве со Змеями, чтобы свести к нулю возможность выживания тех, кто формально был причтен к пропавшим без вести. Еще три карточки были заполнены на военных, которые пропали на войне с диггерами. Веру не удивило то, что других операций, где бы пропадали военные, не было – армейцы и спецназовцы не оставляли своих никогда, вернее, почти никогда. Ее удивило другое – то, что две карточки принадлежали Пахе и Сахе. Их послужной список, часть которого была списана с давно составленных Вериных рапортов, заканчивался небольшим перечнем длительных операций Войны с диггерами, проведенных под началом других командиров. Заканчивался список строкой, ничем, кроме кода операции, не отличающейся от других: «операция Д-36, закончена успешно, участие предельное». И сразу за ней неожиданная запись в карточке каждого о том, что после этой операции они оба добровольно напросились в дозор, в котором их не оказалось уже при первой поверке. Следов схватки, как, впрочем, и никаких других следов в месте дислокации дозора обнаружено не было, из-за чего в карточку был вписан вывод: «Наиболее вероятная причина исчезновения – дезертирство». Что-то в этой истории не укладывалось в резюме, очевидно, переписанного дословно из командирского рапорта. И дело даже не в том, что Вера лично знала близнецов и ей не верилось, что эти простоватые смельчаки-забияки могли струсить или настолько разувериться в спецназовской службе, чтобы так вот разом убежать. Факт дезертирства не вязался с оценкой, выставленной Пахе и Сахе в их последней операции под кодовым названием Д-36; «участие предельное» – это была высшая оценка, которую командиры ставили не так часто. И вдруг в этот же день – дезертирство… Вера пожала плечами и отбросила обе карточки вместе с посторонними мыслями. Ясно, что ни Саха, ни Паха не подходят под образ Соломона – слишком просты, слишком молоды, не тот регион, а самое главное – их говор. Хоть десяток характерных для них словечек в пространную проповедь Соломона попасть должны были по-любому.

Оставалась одна карточка армейца, который исчез во время диггерского набега. Сержант вместе со своей пятеркой охранял какой-то агрегат, используемый Республикой в войне с диггерами. Диггеры сделали вылазку, уничтожили агрегат и исчезли. Возле разломанного инструмента было найдено четыре трупа; сержанта там не оказалось – только его оружие. Увели его диггеры, убежал он куда-то сам или утащили его труп хищники – осталось неизвестным. В любом случае, он тоже не подходил под психологический портрет Соломона, к тому же происходил из партизан, а не из центровиков, да и исчез слишком поздно, чтобы успеть «обратиться в Соломона» и увлечь за собой почти всех чистильщиков.

Поэтому Верина настойчивость в истребовании карточек пропавших без вести военных, поставившая в неловкое положение главу Сил Безопасности Дайнеко, оказалась напрасной. Очередные сутки были потрачены зря, а значит, Муос стал еще на один шаг ближе к своей гибели. С момента возвращения от чистильщиков Вера почти не спала. Даже ее тренированный организм начинал сдавать. Ее мозг, не переставая гонять мысли по замкнутому кругу, ища какие-то связи между известными ей фактами и событиями, находился в состоянии, близком к апатии и отчаянию. Не добавляло оптимизма и то, что она увидела в лагере с гордым названием «осадная группа Ментопитомник», в котором ей пришлось опрашивать очевидцев исчезновения последнего из шести без вести пропавших. Два десятка солдат скучились в узком и длинном проходе ко входу в Ментопитомник, наполовину залитом тухлой водой. Это столичное поселение диггеров вновь перешло в руки врага, и теперь сдавать его они не собирались. Грязные спецназовцы, армейцы и рабочие, уставшие от неопределенности, упорства диггеров, забаррикадировавшихся за массивными добротными стенами, и постоянной опасности быть атакованными осажденными или их неуловимыми сотоварищами, которые могли появиться в любой момент с другой стороны, вынуждены были месяцами прозябать в едва освещаемой слабыми лампами смрадной темноте. Даже Верино закремневевшее нутро заныло при взгляде на приподнятые над водой сбитые из досок нары, по которым, словно черви, были вынуждены ползать ее бывшие сотоварищи, стараясь не задевать низкий свод потолка, покрытый толстым слоем плесени, пожираемой слизнями, которые в последнее время научились присасываться и к спящим осаждающим. Их пропитанные влагой одежды также покрылись слизью и плесенью, отчего люди стали сами похожи на слизней и часто болели.