Отхожее место тут было таким же холодным, как и все вокруг, пахло ужасно, и гуляли сквозняки. Учитывая, что за дни выпали на эту внезапную дорогу, мне еще и пришлось перед походом сюда унизиться и объяснить в общих чертах Иносласу, что нуждаюсь в обращении к кому-то из местных женщин. Выслушав меня, мужчина стиснул локоть и наклонился к моему уху.

– Он хотя бы спал с вами, кресса Греймунна? – едва слышно прошипел, и мне показалось, что в нем происходила некая внутренняя борьба, колебание, хотя это же первейший стражник правителя, и все в курсе, что этому человеку в принципе неизвестно, что такое колебания или сомнения.

– У вас нет права спрашивать меня о таком! – вспыхнула я в ответ. Видимо, не так уж и обмерзли мои эмоции, если вмиг запылали.

– Хотите вынудить демонстрировать всю широту моих прав и полномочий в отношении вас? – цинично ухмыльнувшись, спросил он. – Уверены?

Я промолчала и отвернулась, понимая, что он все равно получит свои ответы любой ценой.

– Вы предположительно делили постель с мужчиной больше четырех месяцев, но ребенка нет, – отчеканил он. – Почему? Алмер спал с вами, кресса Греймунна? Брал вас как женщину?

О, Даиг, сколько же оттенков унижения мне еще нужно постигнуть?

– Да, – злобно выплюнула я.

– Но вы не беременели, – по-деловому кивнул руниг. – Почему? Принимали килик?

– Что? Нет же! – возмутилась я и тут же скисла от вспыхнувшей в груди боли, вспомнив, как настаивал мой… супруг на зачатии и что сама испытывала вину за неудавшиеся попытки. – Просто… ничего не выходило.

Инослас только кивнул и, было похоже, вздохнул с неким облегчением.

Руниги освободили от других посетителей ту часть таверны, где мы расположились, и меня усадили так, чтобы почти невозможно было увидеть ни с одной из сторон. Есть мне не хотелось, я лишь задумчиво ковырялась в тарелке.

– В следующий раз вы увидите горячую пищу не раньше, чем через сутки, кресса Греймунна, – указал на нетронутую трапезу Инослас, – на вашем месте я бы хорошенько подкрепился.

– Куда вы меня везете? – прямо спросила, откладывая ложку и демонстрируя, что его совету я следовать не намерена.

– Изначально мы направлялись в Вальдре, но теперь этот пункт нашего маршрута отпадает за ненадобностью.

– И?

– И на данный момент мы станем двигаться именно туда, куда и должны – к северной границе Гелиизена, – сказав, он остановил полную ложку на полпути и уставился на меня, как будто не хотел пропустить реакцию. – Ваша память достаточно хороша? Вы еще помните, что до того как ляжет первый снег, вы должны оказаться у аниров?

Я сглотнула ком в горле и прикрыла глаза.

– Вы не можете отдать ему меня… теперь, – пробормотала, понимая, что решение уже давно принято и мои слова – пустой звук.

– Почему нет? Онор Бора хотел вас или же грозил разрывом перемирия – он вас получит. Наш родной Гелиизен останется прекрасным и нетронутым благодаря вам. Разве вы этому не рады?

– Мой отец не согласился бы… ни за что… – Глупая девчонка, ты ведь знаешь правду, потому и решилась так отчаянно на побег, для чего же сейчас отрицать очевидное?

– Если вы закончили с едой, кресса Греймунна, то нам пора ехать, – резко поднялся помрачневший главный руниг.

Мы молча прошествовали до экипажа, уселись и ехали около часа по ухабистой дороге, все еще храня безмолвие.

– Ваш отец ни на что и не соглашался, девушка, – неотрывно глядя на унылый пейзаж за окном негромко сказал Инослас, – и он не посылал нас сюда.

– Дядя?

– На вашем месте, я бы называл его «правитель» или «наш государь», – все так же не удостоив меня взглядом, ответил руниг. – Усвойте, что в семьях с таким положением, как у вашей, общепринятые понятия родства работают, только если это выгодно тем или иным образом.

Что же, я столько раз про себя потешалась над провинциальными дурочками, с восхищением ожидавшими своего появления на праздниках в надежде на романтическое чудо, а получавшими, если повезет, удачные партии, подобранные их родителями по всевозможным выгодным соображениям. Чем я сама лучше? Только тем, что, взбрыкнув, умчалась в ночь не с тем, с кем надо, а с тем, кого выбрало сердце? Глупое слепое сердце. Но толку-то из всего этого? В итоге вот она я, трясусь в почти промерзшем экипаже именно в том направлении, что было выбрано для меня другими изначально.

– Мой отец хотя бы знает… обо мне? – Ненавистно выспрашивать что-то у Иносласа, будто милостыню просить, но больше-то взять информацию неоткуда.

– Вас интересует, получал ли он ваши письма, где описывалась неземная любовь и безбрежное счастье с милым душе смазливым извращенцем? – цинично ухмыльнулся руниг, кратко сверкнув на меня глазами цвета серого льда. – Да, получал. И даже поверил всему, что там писалось. Знает ли он, что с вами прямо сейчас? Нет, и если вы хоть отчасти та дочь, которой он заслуживает, то это должно радовать вас.

– Радовать? То, что вы не позволили мне увидеться с ним, прежде чем потащить в чужую страну и отдать на растерзание жуткому варвару? – Огромным усилием мне удалось сдержать желание закричать.

– А для чего вам видеться? – пожал плечами Инослас, вперившись безразлично, как смотрят на кого-то бесконечно скучного и незначительного. – Его сердце едва пережило факт того, что вы избрали в спутники жизни простолюдина, вместо десятков достойных молодых людей, что увивались вокруг, любой из которых с легкостью пошел бы на побег от свадьбы с аниром, предложи вы это. Кресс Иногарт – прекрасный политик, умный, жесткий, где нужно, талантливейший управленец и один из лучших умов Гелиизена, но у него есть единственное уязвимое место – вы, кресса Греймунна. Всегда, когда дело касалось вас, он в первую и главную очередь лишь мягкотелый отец, готовый прощать вам все что угодно, идти на поводу у любых ваших капризов, и, как выяснилось, даже способный пожертвовать миром и благополучием Гелиизена ради вашего так называемого счастья. А так как в своих письмах об этом самом счастье вы ему и вещали, а за онора Бора замуж явно не стремились, то он решил сначала ото всех скрыть факт вашего побега, заявив, что вы скоропалительно отправились на воды, смиряться с будущей участью, а потом и вовсе наотрез отказался сообщать Окнерду Пятому о том, где вы и с кем, даже под угрозой суда.

Я охнула, сжимаясь вся от страха за отца.

– Он… Его… Что с ним? – пробормотала, заикаясь.

– Начинаете в полной мере осознавать последствия? – недобро усмехнулся руниг. – Правильно, так и должно быть. Нет, ваш отец слишком ценен для нашего государства, чтобы глупый поступок его дочери перечеркнул все его заслуги, прошлые и будущие. К тому же после некоторых раздумий, мы решили, что, возможно, все и сложилось к лучшему. Поэтому кресс Иногарт так и будет пребывать в убеждении, что вы скрываетесь с вашим Алмером, купаясь в любви и ласке. По крайней мере до тех пор, пока не объявят о вашей свадьбе с онором Бора. Это убережет его от новых множественных потрясений, отвлечений от дел государственной важности и попыток сделать нечто опрометчивое и безумное, чтобы освободить любимую дочурку от ее незавидной участи.

– А потом? Думаете, он спокойно перенесет подобные новости?

– Поверьте моему опыту, кресса Греймунна, люди обладают способностью легче смиряться, когда их ставят перед уже свершившимися фактами, с которыми ничего не поделать, нежели если считают, что возможны иные варианты развития событий. Вот вы наверняка через время стали бы строить иллюзии по поводу того, как могло бы сложиться, убери мы с вашего пути только мерзавку Таниль, но оставь в живых бедняжку слабовольного и порабощенного ее похотью Алмера.

– Этого бы никогда не случилось, – огрызнулась я, сжав зубы и вцепившись в мягкий мех, укрывавший колени. – И обсуждать это я с вами не собираюсь.

– А больше-то и не с кем и нечего, кресса Греймунна, а дорога перед нами долгая и нудная. Вам бы эта беседа помогла бы внести окончательную ясность: например, понять, что никакой любви не было никогда. Все, что вам говорил этот червяк, все нежные фразочки, приемчики, что вас таки пленили, – это искусная манипуляция его сестры, подсказывавшей ему каждое действие. Все по наущению и под чутким руководством опытной партнерши и подельницы: прикосновения, ласки, удовольствия… – Меня передернуло от грубой циничности его тона и собственного стыда. – Хм… а были ли те удовольствия?