- Вы, значит, в магазине работаете?

- Нет, я библиотекарь, - сказала она и вышла на кухню.

Вскоре оттуда донесся запах разогреваемого молока.

При мысли, что его готовят для меня, я содрогнулся - с детства не переношу молоко, особенно кипяченое. Однако спорить с женщиной, да еще если она задалась целью поставить вас на ноги, дело не только бесполезное, но и небезопасное. Я знал это по опыту общения с матерью, и Нина, ясное дело, вряд ли была исключением.

- Мне с детства противопоказано все молочное, - предупредил я, с тоской глядя, как она размешивает в стакане столовую ложку меда.

- Пожалуйста, без капризов, - подтвердила она мои худшие опасения.

- Неужто у вас совсем нет жалости!

- Пейте. - Нина подала мне стакан и стояла над душой до тех пор, пока последняя капля этого отвратительного пойла не перешла в мой организм. Не оценив проявленного мной мужества, она взяла стакан и отнесла его на кухню.

- Посидите со мной, - попросил я, когда, выключив свет и прихватив с собой книгу, она направилась к себе в спальню.

Нина в нерешительности остановилась, потом зажгла настольную лампу и присела. Свет мягким пятном лег на ковер, оставляя неосвещенными углы комнаты.

- Устали? - спросил я.

- Немного.

- Спать, наверно, хотите?

- Нет, рано еще. Я раньше двенадцати не ложусь.

- Бессонница?

Она неопределенно пожала плечами:

- Привычка. - Немного помедлив, спросила: - Скажите, а вас действительно зовут Володя?

- Конечно. А почему вы спрашиваете?

- Да так...

Меня кольнуло сомнение: что, если она все же заметила следы обыска и сейчас об этом скажет? Но даже если так и было, Нина предпочла обойти этот скользкий вопрос.

- Просто вспомнила место из книжки, что вы читали. Про короля, который переоделся, чтобы его не узнали.

- И что же?

- Ничего... Так вы серьезно решили переезжать?

- Серьезно.

Я думал, наш разговор только завязывается, но Нина посмотрела на часы.

- Уже поздно, - сказала она, - постарайтесь уснуть.

- Посидите еще, до двенадцати далеко.

Она промолчала, но книжку отложила.

Момент подходящий, располагающий к откровенности. Может, спросить у нее про Герася? Про Тофика? Сказать, к примеру, что они приходили, пока она была на работе. Нет, опасно, сейчас любой вопрос как шаг по минному полю.

- Это кто? - Я показал на фотографию, стоявшую на книжной полке. Брат?

Нина отрицательно покачала головой.

- Знакомый?

- Нет, это муж.

Или у меня начисто пропал слух, или она говорила слишком тихо. Так тихо, что я скорей догадался, чем услышал ответ.

- А где он?

- Погиб.

- Погиб?

- Да, несчастный случай.

Мы помолчали. Паузу заполнил пронзительный стрекот цикад. Сдается, со вчерашнего дня их стало еще больше и с каждым часом все прибывало.

- Это случилось две недели назад? - спросил я.

- Кто вам сказал?

- Никто. Просто спрашиваю.

Она потеребила оборку халата, разгладила на коленях складки.

- Да, две недели назад.

- Тогда я, пожалуй, знаю, как это произошло... Не удивляйтесь, фамилия ваша на почтовом ящике написана, а о муже я во вчерашней газете прочел, в разделе происшествий. Фамилии сходятся, инициалы, по-моему, тоже. Сначала думал: случайность... Кузнецов С. В. - правильно? Он, кажется, заплыл дальше, чем положено?

Я увидел, как медленно наполняются влагой ее глаза. В них вдруг отразилось и одиночество, и боль, и тревога, и страх. Я непроизвольно накрыл ладонью лежавшие на коленях руки.

Несколько мгновений она сидела неподвижно. Потом встала.

- Спокойной ночи.

- Я не хотел вас огорчать, поверьте...

- Спокойной ночи, - повторила она и вышла в соседнюю комнату.

Глава 3

1

Говорят, будто голодному человеку мерещатся сплошь изысканные яства, будто в его фантазии рождаются рецепты самых диковинных блюд, о которых не упоминается даже в толстых кулинарных книгах. Может, оно и так, не знаю, только первое, о чем я, проснувшись, подумал - это об обыкновенной горбушке и хорошо прожаренном куске мяса. Главное, рассуждал я, сбрасывая с себя одеяло, чтобы и того и другого было побольше.

С таким настроением одна дорога - на кухню.

Отбивной я там не нашел. Зато обнаружил хлеб, масло, два сваренных вкрутую яйца, колбасу и стакан остывшего чая. На десерт отдельно, в блюдечке, лежали приготовленные для меня таблетки. Целых три штуки.

Первым делом я выбросил таблетки, они были без надобности. Если не считать мучительно сосущую пустоту в желудке, чувствовал я себя превосходно. А вот остальное пришлось как нельзя кстати: мои деньги вместе с вещами лежали в камере хранения, и теперь я вряд ли наскреб бы на приличный завтрак. Разве что на булочку и стакан газировки. К тому же время завтрака давно минуло - мой самозаводящийся пылевлагонепроницаемый хронометр показывал половину двенадцатого.

Я наскоро умылся, обновив вчерашнее свое приобретение, затем поставил на плиту чайник и приступил к трапезе.

Четкой программы на предстоящий день не было. Я сознательно не строил никаких планов, поскольку со вчерашнего дня каждый мой шаг скорее всего контролировался Герасем. Верней, не обязательно им персонально, а теми, кого он прикрывал во время обыска. Для них я - темная лошадка, заезжий коммерсант, подыскивающий партнера для сделки. Следовательно, и вести себя нужно соответственно. Поболтаюсь по городу, наведаюсь на толчок, потрусь у комиссионок. Там видно будет, что и как.

Вскоре от яиц осталась одна скорлупа. В ход пошел третий бутерброд с маслом и последний кружок колбасы. Когда с ним было покончено и я собрался было почаевничать, в дверь постучали.

Я придвинул сахарницу. Повторялась вчерашняя история, но на этот раз у меня не было ни малейшего желания соревноваться в скорости с непрошеным визитером. С какой стати? Захочет - войдет, не захочет - пусть уходит, скатертью дорога. Не силком же его в дом тащить!

Стук повторился.

- Войдите! - крикнул я на всякий случай и высыпал в стакан пятую ложку.

Дверь, как ни странно, отворилась - должно быть, игра в прятки наскучила не одному мне.

- Проходите, - я намеренно громко зазвенел ложкой, наводя пришельца на цель.