Спрашивать всех подряд, не знают ли они чего-нибудь об Эдварде? Белла нервно рассмеялась, представив себе такую картину. Эта идея явно была бы самой глупой из всех возможных. А еще бессмысленной. Никому из студентов не было особого дела ни до нее, ни до Эдварда, они просто вместе ходили на лекции, сидели в одной библиотеке, готовясь к экзаменам и тестам, вместе ставили спектакль. На этом все.
Однако был еще один человек, о котором Белла предпочла бы забыть, но тот почти всегда маячил где-то на горизонте, сверля ее своим тяжелым взглядом угольно-черных глаз. Джейкоб Блэк – вот кому было дело до нее и Эдварда.
Изабелле хватило одного беглого взгляда на одинокий, не работающий в это время года фонтан во дворе колледжа, чтобы вспомнить жестокую и безобразную сцену, разыгравшуюся между Калленом и Блэком несколько месяцев назад.
Джейк ненавидел Эдварда. Но даже несмотря на это, воображения Беллы не хватало на то, чтобы хоть как-то связать своего бывшего парня с аварией на мосту. Так или иначе, но разговор с ним был единственной идеей, приходившей девушке на ум.
Белз вышла из машины и двинулась навстречу толпе студентов, хлынувшей из дверей колледжа после завершения очередного учебного дня. Однако как бы пристально Изабелла не всматривалась в эту толпу, Блэка она так и не увидела.
- Ты не знаешь, где можно найти Джейка? – нос к носу столкнувшись с девушкой его лучшего друга и обменявшись с ней приветствиями, спросила Белла.
- Понятия не имею, – передернула плечами блондинка с кукольным лицом. – Он уже недели две не появляется на занятиях.
- Это не похоже на Джейкоба, – осторожно заметила Белз. – Сэм не пробовал узнать у него, в чем дело?
- Нет, не думаю. В последнее время Джейк стал совершенно невыносим! Нормально общаться с ним практически невозможно! – Кукла обиженно надула пухлые губы, щедро накрашенные розовым блеском, и театрально закатила неестественно голубые глаза.
Почувствовав резкий приступ тошноты от приторных духов блондинки – как ни старалась, она не могла вспомнить ее имени – Белла поспешно простилась с ней и направилась обратно к машине. Следующим пунктом назначения была индейская резервация.
Ты вычеркнут всеми из списка живых,
Но молва в этот раз поспешила.
Ты взял передышку, и тут же свой штык
Она в твою спину вонзила.
Растерзанный болью, прижался к земле,
Чтоб вымолить новые силы;
Она не откажет, поможет тебе,
Поможет, ведь раньше так было.
Ты должен доказывать право на жизнь,
Реальность хватая за горло,
Твой нерв оголенный струною звенит,
Вторя волнам тяжёлых аккордов.
«Еще повоюем» — ты скажешь себе,
Гоня прочь минутную слабость.
И смерть занесет тебя в списки для тех,
С кем спорить до срока не надо.
«Еще повоюем», гр. Кипелов
Никакой темноты не было. Только пульсирующий багровый туман, заполняющий собой каждый уголок сознания, сковывающий мышцы, лишающий слуха и зрения. И все попытки пробиться сквозь этот туман глупы и ничтожны. Как все вечное, он не имеет ни начала, ни конца. Это странное и жуткое состояние, когда находишься вне времени и пространства. Ты вроде бы есть, однако вместе с тем тебя будто бы и нет.
Но вдруг багровая пелена начинает понемногу рассеиваться, сквозь нее уже пробивается отдаленный звук, который все нарастает и нарастает до тех пор, пока не превращается в оглушительный звон чугунного колокола прямо у тебя в голове.
К этому времени туман окончательно рассеивается, но ты не спешишь радоваться, потому что знаешь – он никуда не делся, трансформировавшись в такую же пульсирующую, тягучую боль в каждой клетке твоего тела. Состояние, когда смерть уже не кажется самым плачевным исходом.
Через все это Эдвард проходил не впервые. Он знал, что вместе с болью возвращается реальность, которая приносит с собой мерное попискивание медицинской аппаратуры, безликую унылость больничной палаты и резко бьющий в нос специфический запах лекарств. Однако в этот раз все было иначе.
Сквозь шум в голове – проклятый колокол все никак не желал успокаиваться – Каллен услышал лишь монотонный звук капающей воды, ударяющейся обо что-то железное. Не без труда открыв глаза, он увидел над собой потемневший от старости и сырости деревянный потолок, с которого свисали обрывки паутины. В нос ударил специфический запах, не имевший ничего общего с больницей, скорее с гаражом или автомастерской.
Эдвард еще не достаточно пришел в себя, чтобы удивляться окружающей его обстановке. Снова закрыв глаза, он прислушался к своим ощущениям – по большому счету, болело абсолютно все, но настоящая боль, от которой хотелось выть и лезть на стенку, сосредоточилась в спине и левой половине тела.
- Я думал, ты никогда не очухаешься, – даже сквозь звенящий в голове колокол Каллен без труда узнал этот голос.
Решив убедиться, что это всего лишь его собственное воспаленное болью воображение играет с ним шутки, Эдвард открыл глаза – либо дурные шутки воображения зашли слишком далеко, либо над ним действительно склонился злобно скалящийся Джейкоб Блэк.
Сжав зубы, чтобы не закричать от боли, Каллен привстал, опираясь на правую руку – в глазах резко потемнело, но сознания он не потерял. Стараясь восстановить сбившееся дыхание, Эдвард медленно прислонился правым плечом к стене и снова открыл глаза. Блэк по-прежнему стоял перед ним и, кажется, никуда не торопился исчезать.
Все еще отказываясь верить в реальность происходящего, Каллен огляделся по сторонам.
Помещение было достаточно просторным, но захламленным. Стены, как и потолок, сколоченные из досок, потемнели, кое-где на них еще виднелись следы лака, но и тот потрескался от старости. Окна были большими, но сквозь грязные стекла с трудом прибивался дневной свет. Посреди комнаты стоял диван, на вид заставший еще Вьетнамскую войну. В дальней части помещения было устроено что-то вроде кухни с электрической плитой, ручным умывальником и деревянными шкафчиками, цвет которых определялся как грязно-желтый.
В целом обстановка напоминала заброшенный дачный домик, куда лет двадцать назад могла приезжать на выходные семья, чтобы порыбачить на берегу залива – Эдвард отчетливо слышал за окном плеск воды, – и отдохнуть от шумной суеты большого города.
Сейчас же на грубо сколоченном обеденном столе лежал разобранный мотор от лодки, тут же стоял огромный железный ящик с инструментами, а за стеклами серванта виднелись рыболовные прибамбасы, в названиях и назначении которых Эдвард совсем не разбирался.
В голове Каллена окончательно прояснилось, но это нисколько не помогло ему понять, как он здесь оказался, да еще и в компании Блэка. Последнее, что он помнил – это ледяная вода, быстро заполняющая салон его автомобиля.
- С возвращением на грешную землю и добро пожаловать ко мне в гости, – в голосе Джейкоба отчетливо звучали веселые нотки, несомненно, он испытывал искреннее удовольствие от всего происходящего.
Разум Эдварда был еще не в состоянии здраво оценить сложившуюся ситуацию, но шестое чувство подсказывало – здесь и сейчас происходит нечто страшное, едва ли не страшнее всего того, что случалось с ним прежде.
- Какого черта?.. – облизнув потрескавшиеся губы, пробормотал Каллен, только сейчас заметив на своем левом запястье браслет наручника.
Второй браслет был пристегнут к ржавой цепи длиной около метра или чуть больше. Цепь была пристегнута к металлическому кольцу, торчащему из пола: вероятно, раньше там был люк в подвал, позже его заколотили, а кольцо, служившее ручкой, так и осталось на прежнем месте.
Да, с Эдвардом много чего случалось в этой жизни, но на цепи, словно дворовый пес, он оказался впервые. Происходящее скорее напоминало второсортный ужастик в стиле «Пилы», нежели реальность. Хотя, возможно, Каллен все же умер, а вот это все и есть ад – его собственный, личный ад.
Единственное, что, несомненно, было подлинным, – физическая боль, она то отступала на короткие мгновения, то снова возвращалась и набрасывалась на него с удвоенной силой. И в те секунды, когда боль отходила на второй план, Эдварда охватывал страх, еще более реальный, чем физические страдания. Страх разрастался, увеличивался, полностью завладевая, подчиняя себе Каллена. И если с болью еще можно было свыкнуться, заключить хотя бы временное перемирие, то страх был непреклонным противником, требующим, чтобы играли исключительно по его правилам.
