Есть поток возможностей, направить который способен практикующий эзотерик. И что-то вы узнаете, и чему-то научитесь. Но воспользуется ли человек правильно полученными возможностями – это уже другой вопрос.

Эта книга научит читателя воспринимать законы нашего мира, понимать, как все устроено. А также я постараюсь дать какие-то практические советы, которые помогут людям развивать собственные эзотерические способности. Первая книга будет введением в эзотерику. Мы должны объяснить людям, что такое смерть, что такое душа, как мы попадаем в другие миры. Это поможет понять структуру нашего мира и связь между мирами. Главной целью книги будет избавление людей от переживаний по поводу ушедших, которым так и не успели сказать что-то важное. Я постараюсь, как смогу, облегчить страдание человека, потерявшего любимого или ребенка. Жизнь здесь не заканчивается. Есть религии, где люди радуются смерти, я считаю: это самое правильное отношение.

Итак, вперед, мой дорогой гость! Я открою тебе тайны, сокрытые мраком, и приведу в самые светлые сферы!

Но, пожалуй, сперва…

Пожалуй, надо немного рассказать о моем знакомстве с мрачной стороной жизни. Мои взаимоотношения со смертью начались очень давно, еще была жива мама…

Вообще, я с раннего детства был очень любознательным ребенком и часто шокировал своих родных чересчур серьезными вопросами про устройство мироздания. Есть ли жизнь после смерти? Что происходит, когда мы умираем? Даже маленький, я уже чувствовал, что смертью все не заканчивается, что в любом случае там что-то есть…

Первым, кто умер на моих глазах, была наша кошка Кати, пушистая и очень красивая. Как раз тогда, в 1990-е, в Новосибирске произошло землетрясение. Такие катаклизмы случаются в Сибири крайне редко, и я стал свидетелем этой аномалии. В семье и среди знакомых никто не пострадал, и мы, дети, воспринимали это скорее как забавное приключение, а вот кошка металась, не находя себе места. Тогда мне казалось, что она видит что-то, что не видят другие, и очень из-за этого волнуется. Говорят, кошки чувствуют землетрясение. Кати очень сильно нервничала и всю ночь металась как сумасшедшая. А через сутки умерла. Кошачье сердце не выдержало того, что она видела. Уже наутро я обнаружил ее неподвижный труп. Так я впервые столкнулся со смертью и с вопросом – куда ушла Кати? После ее смерти я решил, что непременно должна быть торжественная похоронная церемония, драматическая процессия или что-то похожее. Но на деле все оказалось очень просто, скомкано и серо: Кати просто завернули в старую выцветшую простыню со штампом, и я понес ее хоронить. Прекрасно помню ее тело на ощупь, холодное, обмякшее, невероятно тяжелое для такого крохотного животного. Помню и это жуткое ощущение, до сих пор помню – словно приоткрылась щелочка в какой-то неведомый мир, даже не мир, а измерение, Вселенную. От едва уловимого дуновения содрогнулась наша земля, и все поменялось – незаметно для нашей планеты, и очень ощутимо для меня и нашей кошечки…

Еще когда я был совсем маленьким, мы играли на пустыре за нашим домом на улице Гоголя. Это место всегда у меня было связано с волшебством, мистикой. Там мы строили шалаши, хоронили там кузнечиков и всяких насекомых, там я часто бродил в одиночестве и фантазировал… Так что сразу пришло понимание: там будет кладбище и для Кати. Стояла зима, и земля насквозь промерзла, помню, что было очень тяжело копать могилу большой взрослой штыковой лопатой. Я положил кошку в могилу и попытался закрыть ей глаза, но было слишком холодно, она вся смерзлась, как и земля, и у меня ничего не вышло. Так и похоронил ее с открытыми глазами, как у сломавшейся игрушки. Потом я забросал Кати кусками обледенелой земли и сделал руками, как в песочнице, надгробие из камешков с крестом сверху. Для меня это очень яркий образ. Я вижу его до сих пор, как будто перед глазами стоит фотография. Уже тогда я понимал, что смерть – это очень страшная вещь. Мне тогда было всего года четыре, и меня запросто отпускали гулять одного во дворе нашего дома – классической хрущевской пятиэтажки с мрачным и депрессивным пейзажем вокруг, словно из фильмов Балабанова. Все вокруг было совершенно серое – начиная от неба над головой и заканчивая кирпичами, из которых был слеплен дом. Словом, отличное место для съемок русского артхауса или тяжелого фильма, который трудно досмотреть до конца, а оторваться еще тяжелей.

Тема смерти и похорон всплывала в моем детстве еще несколько раз. Однажды, когда меня привезли домой от тетки, я увидел странную, удивительную картину: всюду у подъезда лежали цветы – белые и красные. Это было очень нарядно и красиво, как в доброй и приятной сказке. Я, словно опытный флорист, собрал из этих цветов большой букет и подарил его своей бабушке. На вопросы удивленных взрослых я рассказал, что собрал их в подъезде и что там еще полно таких. Все были поражены моим поступком.

Мне рассказали, что эти цветы – с похорон нашей соседки и брать их не следовало, но я не мог понять почему. К своим годам я еще ни разу не видел настоящих похорон, кроме похорон кошки, и совершенно не представлял, что это значит. Папа со всей тщательностью контролировал, что я читаю и смотрю по телевизору, так что мое представление о последнем пути человека оставалось весьма смутным и овеянным тайной. Цветы? Зачем цветы на похоронах? Разве это праздник? Ведь человек ушел навсегда. Мне все это казалось странным.

Второй случай связан с нашей другой соседкой. Она очень любила детей и всегда была рада мне и моему брату. Мы часто бывали у нее в гостях и вообще дружили, обожали бывать у нее в квартире, пропитанной особым интеллигентским духом, разговаривать, пить чай, слушать интересные истории. Она была настоящей питерской интеллигентной дамой, на полках стояли томики стихов, на стенах висели удивительные картины. Но, как у многих людей, тонко чувствующих культуру, у нее был свой порок – она тяжело и сильно пила. Что в конечном итоге ее и погубило. Кажется, ее звали Лариса.

Однажды, серым тяжелым утром, обеспокоенные взрослые сообщили нам с братом, что Лариса умерла. Цирроз печени или что-то такое, в последние месяцы она пила все больше и страшнее.

Мы все пошли к ней в квартиру, так хорошо нам знакомую. Теперь там все было странным образом по-другому, словно у дома исчезла душа. Посередине большой комнаты стояли две лавки, одна напротив другой, а между ними – две табуретки. Я не мог понять, для кого предназначены эти табуретки, словно расположенные между сидящими зрителями, для каких-то загадочных актеров? Но потом принесли гроб, и я все понял.

Гроб был ужасен. Меня пугало сочетание грубого, обнаженного дерева и яркой красной ткани. Когда с Ларисой начали прощаться, детей выгнали, но я, охваченный любопытством, подглядывал через стекло в двери. Любопытство, отвращение и ужас боролись во мне, когда я тайком смотрел на знакомое лицо, теперь желтоватое и начисто лишенное эмоций, застывшее в безжизненном спокойствии. Люди подходили и целовали ее в бумажную ленту, положенную на лоб, говорили что-то, беззвучно шевеля губами. А эта лента парадоксальным образом напоминала мне о тех бумажках, которыми скрепляют пачки с печеньем, и я никак не мог избавиться от этой нелепой ассоциации.

Когда бабушка поймала меня за подглядыванием, я получил хорошую выволочку. Она объяснила мне, что подглядывать за похоронами – это очень плохая примета, которая может привлечь смерть в дом. Но смерть и так давно жила в нашем доме, ожидая своего часа.

И вскоре она вошла, и как всегда без стука и предупреждения.