Василий ловко вскарабкался на наклонную ветлу, стал на толстый сук, балансируя руками, выбрал момент равновесия и, сильно оттолкнувшись, полетел вниз головой. Бух! И надолго пропал под водой.
Муся уже тревожно поглядывала по сторонам, когда он с шумным выдохом, словно кит, вынырнул перед ее лицом.
- Ай! - вскрикнула она от неожиданности.
- Не бойтесь, я не морж.
- Да ну вас! - надула она губы. - Я уж бог знает что подумала.
- Неужели обо мне?
- Да ну вас! - и, резко выкидывая руки, поплыла к берегу.
Василий плыл за ней. Она вышла первой, легла на полотенце, подставив лицо, шею, грудь полуденному солнцу. Он лег рядом.
- Скажите, Василий, может ли талант переродиться под воздействием так называемой среды? И превратиться в обыкновенную серость... приспособленца. Нет, хуже - в пиявку!
- Как вы хотите, чтоб я ответил? По-научному или попросту?
- Как угодно.
- Если человек с умом и честью, то никакая среда его не испортит. А если у негр чести нет, то нет и не было таланта. Потому что талант - это прежде всего искреннее и честное отношение к жизни. Иначе он не сможет верно отразить явления жизни. Какой же это талант?
- Но ведь говорят же - злой гений?!
- Там в основе не талант, а изворотливость.
Муся надела сарафан, но оставалась сидеть, глядя в воду. И Василий сидел. Помолчали.
- Кто-то перед вами оправдывался? На среду сваливал? - спросил Василий.
- Ну, не так чтобы оправдывался... Но намекал.
- Вся штука в том, из чего человек вырос. На какой закваске? Из каких убеждений? Я шесть лет провоевал. Всякое видывал. Но такое, чтобы честный человек да еще талантливый превращался в подлеца - не видел. Такие люди либо ломаются, гибнут, либо выбывают из игры.
- Да. По крайней мере, надо, чтобы так было.
- Именно! Ведь вся ваша селекция построена на этой закономерности выращивать такие разновидности, такие сорта, которые сопротивлялись бы окружающей среде, смогли бы выдержать ее напор. А для этого что берется? спрашивает, улыбаясь, Василий.
- Элита.
- Но не по видовому родству, а по качеству. - Он поднял палец.
- С такой биологической аналогией можно далеко зайти, - усмехнулась и Муся. - Яблоко не далеко падает от яблони. Или - овес рождается от овса, а пес от пса.
- Кстати, мы готовим комплексную экспедицию в Якутию. На целое лето! Ботаники нужны. Поедем с нами? - предложил Василий.
- Попасть в такую экспедицию не просто.
- Я знаком с Вольновым. Хотите, поговорю?
- Я сама с ним знакома...
Он усмехнулся как-то извиняюще:
- Вы все такая же... несговорчивая. Отцовский характер.
- А вы все еще любите в тунгуса играть? Как у отца на практике. У костра потешаться?
Он опять невесело усмехнулся:
- Да нет, я уж натешился. Шесть лет из фронтовой шинели не вылезал.
- У каждого своя война, - сказала она серьезно. - Сколько всего накопилось - и слез, и злобы.
- А я вот встретился с вами и словно в другой век перелетел, в старую жизнь.
- Туда пути заказаны.
Они встали и пошли опять садом. Возле общежития Муся подала ему руку:
- До свидания!
- Подумайте насчет экспедиции.
- Мне думать нечего. Все зависит от начальства.
- Тогда считайте, что вы зачислены.
Муся усмехнулась:
- Значит, до встречи в Якутии.
Вниз по реке Лене плывет старый рыболовецкий карбас, похожий на Ноев ковчег. Члены экспедиции - их пять человек - расположились на палубе. Тут же лежат палатки, рюкзаки, кухонный скарб, теодолитные треноги, ящики с гербариями и коллекциями, весла, сети рыболовецкие и даже лодка.
Муся держится особняком. На ней шаровары, сапоги и брезентовая курточка с капюшоном. Она даже на палубе ухитряется перебирать гербарные сетки, заполнять листы. Из мужчин, кроме Василия, еще трое; все они заросли бородой, и трудно определить, кто из них моложе, кто старше. На них сапоги и такие же, как на Мусе, куртки. Они похожи скорее на рыбаков, чем на ученых.
Худой и важный начальник экспедиции Филипп Лясота, как заправский рыбак, курит трубку. Близко к нему держится завхоз экспедиции Лебедь, ничем не примечательный, разве что диковинной шапкой из нерпичьей шкуры да пухлыми розовыми щеками.
Пятый член экспедиции, коренастый светлобородый Макарьев, лежит, опершись на локоть, и всю дорогу насвистывает. Кажется, ему нет ни до чего дела.
В рулевой будке за штурвалом в обыкновенной кепке старшина этой посудины. Он тянет цигарку и лихо сплевывает в реку через открытое окно. Время от времени он кричит в трубку трюмному:
- Эй, машина! Ты чего там? Спишь или семечки лузгаешь? Прибавь обороты!
Из-за кривуна карбас выходит на широкий плес. На пологом берегу небольшая деревня, узкий клин желтеющих полей глубоко врезается в тайгу.
- Будем приставать? - спрашивает Василий Мусю.
- По мне везде интересно. Как начальство, - она кивает на высокого тощего Лясоту с редкой рыжей бороденкой.
- Филипп, пристанем? - спрашивает Василий.
- Местность глухая, - отвечает тот. - Надо обследовать.
- Кузьмич! - кричит Василий старшине. - Сворачивай в тот затончик за деревню!
Кузьмич грохнул сапогом по обшивке - из трюма высунулась в люк чумазая морда.
- Ты чего? - спросил трюмный.
- Сбавляй обороты! Причаливаем.
Карбас зачихал и стал сворачивать к небольшой деревне.
- Эй, там, на баке! Приготовить швартовы! - крикнул Кузьмич.
Мужчины поднялись и засуетились... Карбас пристал к берегу.
Ржаное поле в Якутии. Рожь невысокая, но колосья полные, как говорится - на подходе. Муся перебирает колоски, срывает изредка и кладет их в мешочек. Рядом с ней стоит крестьянин средних лет, видимо, хозяин поля.
- Да ты рви смелее! Чать, не обедняем, - говорит мужик.
- Мне много не надо. Я выбираю только ярко выраженные колоски.
- А чего их выбирать? Они все хорошо уродились. У меня рука верная где кину, там и вырастет. Значит, для науки собираешь? Что ж там у вас, в Москве, ай ржи не хватает?
- Там есть, да не такая.
- А какая же? Рожь, она рожь и есть.
- Ну, не скажите. Московская рожь тут не вызреет.
- Во-он что! Видать, у московской ржи корень тугой.
- Что? Что?!
- Значит, не способен быстрый оборот давать. Влагу плохо гонит. Она и не успевает напиваться. Вроде пашеницы.
По ручью проходит Василий с ящиком на ремне через плечо.
- А пшеница у вас вызревает? - спрашивает Муся мужика.
- Здесь нет, а на заимке поспевает.
- Далеко ваша заимка?
- В тайге, верст пять по ручью.
- Можно там взять колоски?
- Берите. Я сейчас лошадку запрягу, отвезу.
- Не надо. Мы пешком пройдем, - говорит Василий.
Муся только теперь заметила его, смотрит вопросительно.
- Я уже взял в низовьях образцы почвы, - ответил тот как бы на ее безмолвный вопрос и качнул своим фанерным ящиком. - А теперь там, наверху, возьму. Так что по пути.
Они идут по лесному берегу ручья; чем дальше, тем все гуще тайга, все таинственнее ее темные чащобы, все заманчивее ее незнакомая глубь. Тоненько, скрипуче посвистывают рябчики. Василий свернул в трубочку листок жимолости, положил на язык и засвистел, как рябчик. Вдруг совсем рядом ухнула и заулюлюкала полярная сова.
- Ой, что это? - вздрогнула Муся.
- Леший. Давай руку! Ну?! - Он притянул ее к себе, хотел обнять.
- Не надо! - она вырвалась и пошла впереди.
Василий приотстал, спрятался за толстую сосну и вдруг затянул высоким срывающимся волчьим воем. Муся замерла на ходу, обернулась и, не увидев Василия, пронзительно закричала:
- Ва-а-ася!
- Ай-я-яй-а! - ответил он тихонько, так, словно голос его доносился издалека.
- Ва-а-ася! - закричала она сильнее и помчалась в ту сторону, откуда слышался его слабый голос.
- Вот он я! - Василий вынырнул перед ней из-за ствола сосны, озорной, смеющийся, и поймал ее в объятия.
