– А мы уже видеозапись на дискету записали, – со вздохом, будто сожалея о напрасной работе, сказал Михалыч.
– Что вы хотите за эту дискету? – понял намёк Умановский. – Сколько?
– Что вы! Мы взяток не берём, у вас о нашей службе сложилось превратное впечатление. Нам нужны наши дела и ваше представление.
Неделю назад Умановский собрал все дела оперучёта для проверки. Не секрет, что у каждого опера в делах можно найти ошибки и недочёты. Задача прокурорских (как и многих других проверяющих) – найти эти недочёты и ошибки, после чего направить представление об устранении данных нарушений. А представление это автоматически влечёт наложение дисциплинарного взыскания. В связи со «свеженьким» взысканием, соответственно, про ежегодную премию по итогам года (аналог тринадцатой зарплаты) можно забыть.
– Но как же я их вам отдам, секретариат закрыт сегодня?! Надо номер исходящий взять на сопроводительную… – начал было Умановский.
– Мы же с вами офицеры, можно и без этих бумажных формальностей. – Возразил Николаич. – Мы свои дела точно не потеряем. Просто возьмём их, и всё. А сопроводительную в понедельник пришлёте.
– Ну, хорошо, забирайте, – уныло произнёс Умановский, протягивая руку за дискетой.
– Нет. Утром деньги – вечером стулья. Сначала дела отдайте, – нагло упорствовал Николаич.
– Хорошо. – Умановский понуро поплёлся открывать входную дверь в прокуратуру. В выходные дежурили наряды ДПС и ГИБДД с области, с ними шутки плохи. Информация сразу дойдёт до вышестоящего руководства, тогда точно конец карьере. Следовало пойти на уступки наглым операм, сейчас ситуация не в его пользу. Размышляя, как он им отомстит, Умановский открыл дверь в свой кабинет…
****
– Спасибо, мужики, выручили! – К операм подошёл Артём и пожал им руки. – Вот, держите. Здесь три тысячи.
– Фигасе! – Присвистнул Михалыч. – А сколько он тебе дал?
– Пять тысяч. Вас трое, за вашу помощь каждому по тысяче…
– Нам денег не надо, оставь себе. Этот хмырь сейчас нам другой подарок вынесет. – Сказал Михалыч. Они записали данные Артёма, дали ему свои «визитки».
– Обращайтесь, если что. Чем смогу, помогу! – На прощание сказал Артём, после чего, заровняв оставшийся холмик грунта, уехал.
Затем они обменяли дискету на свои дела (и забрали представление. Уже напечатанное, только без исходящего номера), и довольные ушли в ресторан. Там они обрадовали коллег этим сюрпризом – возможность получить премию была уже существенно выше. Праздновать с такой новостью стало гораздо веселее…
****
Артём через неделю уволился, и стал работать у дяди. У того, в свою очередь, началась стройка. Степан сдержал слово и занялся строительством гаража, параллельно ещё и вскопав огород. Цыплята росли быстро, чем радовали своего хозяина. Степан починил сарай, чтобы выросшие птенцы могли свободно там разместиться, подумывал уже и о покупке поросят. «Этих доить не надо. Покормить вовремя и убрать за ними. А потом продать», – размышлял он. По меркам деревни, Степан стал неплохо зарабатывать, так как зарплаты у многих в деревне вообще не было из-за отсутствия работы. Степа купил новую одежду, новый телевизор, да и вообще стал завидным женихом…
Опера получили-таки вместо взыскания ежегодную премию. Умановский после ремонта, продал свою «одиннадцатую». «Какая-то она несчастливая», – решил он.
А в феврале 2002 года Андрей уехал на первую заочную сессию, сдавать экзамены и зачёты. Но это уже совсем другая история…
«ИППУ или богатая фантазия»
«Чем больше я знаю, тем больше понимаю, что ничего не знаю»
Сократ
На первую «заочную» сессию Андрей прибыл с опозданием на три дня. И то, начальство не отпускало, пока не раскроет «убийство Кеннеди», или другой какой подвиг совершит. Но, отпустило… Начальство…
Лекции прошли незаметно, да и ничего нового в них не было. Вообще, новых учебных предметов для Андрея в институте не было, так как в техникуме он проходил те же самые уголовное, уголовно-процессуальное, гражданское, трудовое право и им подобные. Даже конспекты по некоторым предметам вести не пришлось – он просто брал тетрадь по определенному предмету и наблюдал, как преподаватель с трибуны повторяет слово в слово то, что читала группе 46-ХПД, например, Анна Евгеньевна. Видимо, учебники были одинаковые, или лень было что-то новое в институте преподавателям объяснять. Поэтому, заочные сессии для Андрея проблем не представляли, и он к экзаменам практически не готовился.
Накануне вечером, он позвонил товарищу по группе, чтобы узнать расписание занятий и экзаменов с зачетами. Тот по телефону сообщил, что завтра экзамен. Название по телефону (Андрей к этому времени приобрёл свой первый телефон у корефана Стаса – «Сименс А-35», чем был горд до безобразия) разобрать не смог, показалось, что предмет – УПП (уголовно-процессуальное право), поэтому особо и не переживал. И даже конспекты не открывал.
Перед дверью в учебную аудиторию столпились вчерашние курсанты, а ныне – слушатели заочного отделения, уже офицеры, но ещё не юристы.
– Кто экзамен принимает? – спросил Андрей у Марата Курбатова.
– Нина Ивановна.
– Разве она преподает уголовно-процессуальное право? – удивился Андрей.
– Нет. А причем здесь уголовно-процессуальное право? Мы сегодня ИППУ сдаем. – «Порадовал» Андрея Марат.
– Это что за буквы такие страшные? – Андрей уже не удивлялся, и пытался понять, почему на заочном отделении существуют непонятные предметы.
– История политических и правовых учений, – вразумил непонятливого слушателя коллега по курсу, не внеся, однако, для Андрея ясности в понимании сего предмета. Каждое слово в отдельности, Андрей мог понять и объяснить, но когда эти слова находились «в связке», приобретали неведомое для него значение. Точнее, были набором слов. И он решил пойти в первой «шестёрке» последним, чтобы хотя бы по ответам первых отвечающих понять смысл и содержание предмета, сориентировавшись по обстановке. На «заочке» сверхсложных предметов не должно быть, и Андрей надеялся на благополучный исход.
– Билет №11.– Произнёс он, вытянув бумажную полоску шириной пять сантиметров. – Вопрос №1: «Различия в учениях материалистов и …истов».
Второе название «…истов» Андрей, как сразу не понял, так и забыл вскоре после экзамена. Не в этом суть. «Материалисты» были и в учениях философов, и в курсе политологии, социологии и Римского права. Но, были ли это одни и те же мыслители, он сомневался. Во втором вопросе, даже слова были какие-то незнакомые, и от того пугающие. Можно было только догадываться об их значении и фантазировать на тему, играя знакомыми словами. Оставалось надеяться, что показания первых допрашиваемых Ниной Ивановной, внесут какую-либо ясность в понимании этого неведомого предмета. Надо отметить, что Нина Ивановна, педагогом была (она и сейчас работает, долгих лет ей жизни, и успехов в работе! Просто институт расформировали) строгим и принципиальным. Взятки не брала и терпеть не могла лентяев и выскочек. Первым отвечать захотел (да, собственно, первым и ворвался в аудиторию из первой «шестёрки») Вася Муразов. Была у него такая привычка – садиться за парту и отвечать с чистым листком, показывая тем самым: «У меня все знания в голове, зачем я буду листок портить и время терять». Андрей считал это поведение «дешёвым понтом», и никогда так не делал. Лучше ещё подумать, вдруг умные мысли посетят… послышится что-то с соседних рядов… Да и к экзаменам Андрей обычно готовился, а этот был внезапен, как избрание Брюса Уиллиса Президентом США. Вроде бы и не страшно, но не знаешь, чего ожидать…
Увидев пустой листок и самодовольную уверенность Муразова в успешной сдаче экзамена, Нина Ивановна, внешне сразу (но почему-то незаметно для Васи и других) изменилась. Её лицо приобрело сосредоточенно-суровое выражение. Андрей уже видывал такое выражение лица у начальников, и это не сулило для Василия ничего хорошего. Вася бодро начал отвечать, будто читая с открытой книги. Складывалось ощущение, что он тупо выучил книгу, словно стихотворную поэму, зачитывая наизусть главы согласно вопросам билета. Через минуту, он запнулся и замолчал. Вместо заученного текста стали слышны: «ЭЭЭ…Ну…Дескать… так скажем…». Андрей в это время представлял, что в голове у Васи («а что ещё делать, по предмету-то ничего не узнал ещё?») имеется механизм с шестерёнками. И сначала всё было исправно, и они вертелись в обычном темпе, вследствие чего изо рта Васи вылетали слова текста. Но тут, между шестерёнками попал камушек («а может и взгляд Нины Ивановны смутил?»), и механизм заело, поэтому и тот перестал воспроизводить текст. Что подумала Нина Ивановна, было неясно, но по лицу было видно, что она недовольна ответом.