Наполеон хмыкает. Габи Теллер — весьма перспективый агент и эта её расслабленность напускная. Она сосредоточена, собрана и хитра, как чёртова лиса. Хотя это не так уж и плохо. Здравомыслие сейчас, пожалуй, на её стороне.

— Н-да, — она скептически оценивает их помятый внешний вид и рассаживает обоих по разным концам дивана, как заядлых драчунов в детском саду. — Уж, извините, парни, что я грела уши над вашим душевным разговором, но действовать надо было быстро, — Илья, проглатывая удивление и возмущение, смиренно подставляет ей разбитое лицо, Соло от помощи гордо отказывается. У самого руки есть. — Я связалась с Уэверли. Он в курсе деятельности Сопротивления и конкретно Лейбовиц. Она знала, что в ЦРУ не продержится долго и готовила пути отхода. Лейбовиц протаптывала дорожку в КГБ и по сути, какое-то время была чуть ли не тройным агентом. Она подстроила взрыв, сдалась русским, слила им всё, к чему имела допуск, взамен на политическое убежище. Они дали ей работу.

Курякин сидит, понурив голову, словно это его вина. Соло устало прикрывает глаза ладонью, делая вид, что ему если не всё равно, то как минимум спокойно. Тами Лейбовиц успешно вклинилась в жернова гонки вооружений, став ещё одним винтиком в машине Холодной войны двух сверхдержав и в этом его вины куда больше, чем придумывает себе Курякин. Но ведь «Анкл» выше всего этого?

— Уэверли считает, что наша миссия напрямую связана с деятельностью Сопротивления. Лейбовиц закрепилась в КГБ, нацисты снова стали исчезать, так что планы меняются. Сегодня вылетаем в Варшаву — нам нужно достать папашу Лейбовиц. Там и на дочку выйдем.

Соло видит, ей всё это мерзко. Эта история так похожа на её историю с Удо, зато она знает на какие рычаги давить. Профессионализма в юной Габи Теллер сейчас куда больше, чем у него — самого эффективного агента и самого виртуозного вора как минимум на половине континентов. Соло чувствует, будто его переехал поезд.

— Я не верю что это прошло бесследно, — произносит Курякин, когда Теллер исчезает из поля зрения.

— Ты наивный большевик, — Наполеону до тошноты не хочется продолжать этот разговор. Она рвёт с места, словно скаковой жеребец: комкает вонючий пиджак, рвёт запонки, кидается к чемодану — лишь бы делать хоть что-нибудь.

— Если бы это сделала Габи, я бы наверное…

— … придушил её голыми руками, так? — он резко оборачивается к Илье и злобно, будто издевательски скалится. Соло не желает ему испытать того же, но попытки Ильи его понять, примерить его шкуру раздражают и без того взвинченную нервную систему. Илье никогда его не понять.

Курякин прячет взгляд.

— Слушай, Соло. Сандерс наверняка захочет, чтобы ты сделал это лично. Ты сможешь?

Его слова — последний гвоздь в крышку гроба, но к Наполеону отчего-то возвращается железобетонная уверенность. Смертный приговор для Тами Лейбовиц очевиден им обоим.

Соло долго смотрит ему в глаза а после утвердительно кивает головой.

Это будет профессионально.