Они целовались прямо перед нарядом уличного патруля, нещадно привлекая к себе внимания и в то же время заставляя их краснеть и спешно отводить глаза. Деккер целовала его ещё и ещё, разумеется, в рабочих целях. Соло попытался продолжить уже за дверями конспиративной квартиры, но получил удар лбом в разбитую бровь. Через десять минут остывшая, но всё ещё злая Деккер принесла аптечку. Ещё через десять она своим принципам изменила.

========== 3 ==========

Шесть лет назад

ЦРУ организовали тогда вербовочную сеть по всей Кубе, чтобы перетащить в Штаты как можно больше советских учёных. Молча наблюдать, как развивается ядерная программа Советов, смотреть, запоминать, докладывать и не высовываться — чистой воды ссылка без перспективы слинять досрочно. Соло почти сразу обзавелся сетью информаторов и мог с чистой совестью плевать в потолок/заниматься делами куда более прибыльными, благо чёрный рынок не имел границ и от национальности не зависел. Лишь точка возврата была была неизменна — замкнутое пространство, в котором им с Деккер уже не было так тесно, как в начале миссии.

Соло никогда не напрягался. Официантки, стюардессы, администраторы — женщины предлагали ему себя в дополнение к аперитиву. Он считал себя безупречным. У него не было «сложных случаев». С Деккер Соло понял, что слегка заржавел. Он не видел в её глазах огонька влюбленности, лишь огонь исследовательского интереса, ровно такой же, как и у него. Даже полностью обнаженной она оставалась профессионалом до мозга костей.

Деккер вела себя так, будто он — бесполое существо. Она могла поправить чулок или выйти в полотенце, причём это не выглядело вульгарно, не выглядело пошлой попыткой соблазнить. Соло всё чаще чувствовал себя привидением, несмотря на то, что между ними происходило с завидной регулярностью.

Она спрашивала его о количестве любовниц, как старый приятель за бокалом бренди, но о своих предпочитала умалчивать. В её вопросах не было бабской ревности, но видит бог, лучше бы она ревновала. Так бы она не выделялась из однотипной вереницы его любовниц, не стала бы тем пресловутым крепким орешком, об который Соло едва не сломал зубы.

— Да зачем они тебе? Это издержки профессии.

Своё прошлое Деккер вспоминала ночами на балконе, молча, нервно выстукивая пепел с сигареты. Потом она оттаивала, её взгляд теплел, она рассказывает свои истории, слушала его истории.

— Да ты же гений, Соло! — и целовалась так упоительно, что сводило губы.

А потом все так же стряхивала с кончика сигареты свое прошлое, войну, службу, любовь. Непрофессиональное поведение переросло в привязанность, которых Соло не то, чтобы старательно избегал. У него не было на это ни времени, ни желания. Выстраивать их означало привязать себя к определённом месту в пространстве, к человеку, чья жизнь могла бы стать разменной монетой. Сейчас же у него было и место, и вагон времени, и Деккер, которая могла защитить свою жизнь хорошо поставленным хуком справа.

В тот вечер она курила больше прежнего.

— В чем дело?

— Нервничаю.

— Я тебя туда не гнал. Могу пойти сам.

— Нет, я ведь просто женщина, они не будут ждать от меня подвоха, — Деккер улыбалась, пряча глаза.

Сама невинность — одна из тысяч масок, которых она умело натягивала на своё красивое лицо. Она могла страстно стонать и выгибать спину в попытке глубже на него насадиться, но почему-то от этих горящих стыдливых румянцем щек становилось тесно в груди.

А потом всё закончилось. Он видел её бледное лицо в кругах бинокля, её «нет» сказанное одним губами и «уходи» от которого спину прошиб холодный пот. Её передатчик не работал, Соло не знал, что происходит и уходить не собирался, пока взрывная волна не сделала это за него. Воздушные потоки приложили его о кирпичную стену, подбросив как насекомое, крошево стекла ударило в лицо. Здание горело, верхний этаж — тот, где минуту назад была Деккер — сложился, словно картонная коробка. Кубинцы прибыли почти сразу и Соло поспешил скрыться, стараясь не тешить себя надеждой, что за целую четверть минуты можно успеть спастись.

Отчитаться о провале. О потере напарника. Завязать себя в узел и вернуться в Штаты. Соло сжимал в руках телефонную трубку, ощущая запах гари, который въелся в его кожу, одежду, волосы, в душу, силясь вернуться в реальность из отупляющего небытия. Злость подменяла чувство растерянности — он больше не услышит её «Наполеон», не увидит, как она курит, как улыбается. Задача номер один — не поддаться панике и сохранить голову холодной, потому что придётся вытаскивать себя из сложившегося дерьма в одиночку, уже без расчёта на напарницу.

— Соло! — в трубке кричал сам Сандерс, не связной, что заставило его чертовски напрячься, хотя казалось бы, куда уж хуже. — Деккер — предатель. Как понял? Где она?

Предатель. Одно это слово сработало, словно тумблер, заставляя отречься от эмоций и думать, думать, думать. Как? Где? Когда?

— Она сдохла, — нелицеприятное, полное какого-то несвойственного Соло пренебрежения и неприкрытой злости само сорвалось с языка.

— Тело, ты видел тело?!

— Вряд ли от него много осталось.

Проверять было бессмысленно — его не пропустят к месту трагедии ближе, чем на два квартала.

Сандерс приказал тащить Соло в офис ЦРУ сразу с самолёта. Его приняли под белы руки и с улыбкой пообещали, что при малейшем сопротивлении доставят туда в мешке и хорошо, если не для трупа. Наполеон сопротивляться не собирался, он больше ничего не контролировал.

— Её звали Тами Лейбовиц. Она — член «Еврейского сопротивления», основанного в Польше в 1939 году Шимоном Лейбовицем, её отцом, в тот самый день, когда нацисты забрал его жену и двух старших дочерей. Ей тогда было четыре. Жажда возмездия у этой девчонки в мозге костей, понимаешь? — Соло ни черта не понимал. Сандерс как всегда заходил издалека, параллельно проверяя Наполеона на вшивость одному лишь ему известными способами. — После войны «Сопротивление» сосредоточилось на поиске учёных и военнослужащих Рейха, которых мы и Советы разбирали, как горячие пирожки, для работы над нашими ядерными программами. Напомни, скольких мы уже потеряли?

До Соло доходили слухи, что шестеро бывших нацистских научников, работавших на благо и процветание Америки под прикрытием ЦРУ погибли при невыясненных обстоятельствах.

— Госпоже Лейбовиц пришлось очень постараться, чтобы внедриться в ЦРУ и получить соответствующий допуск. Эти ребята хорошо работают. В отличие от некоторых наших агентов, — Сандерс многозначительно взглянул на него, —

Я лишь хочу понять, насколько ты влип, Соло. Ты азартный игрок, и госпожа Лейбовиц выбрала наилучшую тактику, чтобы заставить вас переключить внимание на неё. Вы смотрели в её глаза и не видели того, что она делает за вашей спиной. Я верю, что так и есть. У меня в ящике стола ваши пятнадцать лет, Соло, я уверен, что вы не поменяли бы их на пару стройных ног какой-то фанатички.

Все бесконечные месяцы, которые он провел в штабе ЦРУ, день за днём проживая допросы и проверки на сопричастность, Соло думал лишь о том, что своей смертью Деккер слишком легко отделалась.

***

В вечернем воздухе мешаются запахи дождевой влаги, испарений с раскаленной за день земли и сточного дерьма с соседней ямы. Соло почти привык к этой атмосфере всеобщего разложения и какой-то унылой безнадежности, которой была пропитана каждая деталь стремительно летящей псу под хвост миссии, каждая деталь окружающей обстановки и даже рожа в зеркале, потерявшая свой лоск. Выйдя из квартиры, Наполеон включает передатчик, обнаруживает на экране движущийся объект, сверяется с картой и направляется вслед за Курякиным. Привычка проверять напарников прочно въелась в мозг не хуже рефлекса, хотя на самом деле, Соло не думает, что честный и чуть наивный Илья может отколоть какой-нибудь номер в стиле Элизабет Деккер.

После «свидания» с Винчигуэррой виски стали ныть на погоду.

Соло остерегался дам с «убеждениями» — спасибо Деккер — и не напрасно. От них можно было ждать чего угодно: от страстной ночи до тихого вечера в уютной пыточной камере. Интересно, если стравить этих паучих, кто победит? Соло не знал, на кого бы поставил.