Неожиданно Бартоломью наступил на что-то мягкое. Это была собака, чей укоризненный скулеж сопровождал его потом на протяжении всей неторопливой прогулки. Торопиться было некуда, да и спешащий мужчина всегда вызывает подозрение.
Аллея стала шире и, завернув налево, вывела его на широкую площадь. Хокинс изучил ее во все времена суток. Он точно знал, сколько деревьев ниим [11] давали тень продавцам, занимающимся торговлей вразнос в течение жаркого дня, сколько других улиц и аллей выходило на нее и сколько человек охраняет здание, находящееся в дальнем конце площади. Еще больше надвинув свой капюшон на голову, Бартоломью осторожно выглянул из-за угла на площадь. Молодая луна с трудом освещала окружающую территорию, но в свете горящих жаровен, расположенных по обеим сторонам металлических ворот, он увидел, что с прошлых ночей ничего не изменилось – ворота охраняли четыре человека. В этом же свете было видно зеленое знамя над воротами – по словам Хассана Али, знак того, что хозяин находится дома. Кругом стоял абсолютный покой. Если б в доме был какой-то прием или праздник, наемнику пришлось бы отложить задуманное…
Увидев то, что хотел, Бартоломью отступил в тень аллеи и пошел назад по своим же следам. Пройдя так около ста шагов, он подошел к переулку, который уходил влево. Днем этот переулок был полон торговцев овощами, всучивающих свой товар прохожим и всячески поносящих товар соседа, но сейчас он был пуст и тих. Англичанин пошел по нему, оскальзываясь на гниющих овощах под ногами и вдыхая их вонь, но его мысли были заняты совсем другим. Улица изгибалась за пределами площади. Через несколько сот ярдов она пройдет совсем рядом с западной стеной прекрасного сада, расположенного за домом Шер Афгана…
Стена была довольно высокой – не меньше двадцати футов, – но Хокинс знал, что в кирпичной кладке достаточно пустот, за которые можно уцепиться руками и на которые можно опереться ногами. В последние две ночи он перелезал через эту стену, выбирая то место, где по другую сторону густо рос бамбук, и спускаясь на землю под защитой густой растительности.
Согнувшись среди побегов бамбука, англичанин некоторое время слушал и наблюдал. Сквозь раскачивающиеся побеги он смог рассмотреть дворик с фонтаном, а за ним – темные стены самого дома. Металлические ворота, закрывавшие вход, были похожи на те, что Хокинс видел на главном входе в поместье, но в них было два отличия. Они были открыты – за ними Бартоломью смог рассмотреть внутренний дворик – и их почти не охраняли. По ночам привратник – по его тонкой фигуре наемник решил, что это какой-то юнец – сидел на деревянном стуле прямо внутри ворот. По-видимому, у него не было никакого оружия – лишь небольшой барабан, чтобы можно было поднять тревогу в случае опасности.
Но какая опасность могла угрожать Шер Афгану? Он был командующим гарнизоном в спокойной – хотя и отдаленной – части мирной и могущественной державы. Солдаты, охранявшие ворота, находились там скорее для показухи, чем для чего-то другого. И еще раз Бартоломью задумался, почему падишах хочет, чтобы этот человек умер, и почему – будучи практически всемогущим – он выбрал такой способ избавиться от Шер Афгана. Если тот совершил преступление, то почему Джахангир не казнил его? В конце концов, он – падишах… Хотя это совсем не его, Хокинса, дело. Главное – это тысяча мохуров.
Добравшись до стены без всяких приключений, Бартоломью еще раз огляделся, дабы убедиться, что рядом никого нет. Удовлетворенный, он подтянул свой темный плащ и стал взбираться наверх. На этот раз по какой-то причине – то ли нервы, то ли желание побыстрее сделать работу, – англичанин недостаточно тщательно выбирал места, за которые цеплялся руками. Когда он поднялся уже футов на пятнадцать, угловой кирпич, за который наемник цеплялся правой рукой, раскрошился, и мужчина чуть не грохнулся на землю. Изо всех сил вдавив пальцы ног в промежутки между кирпичами и вцепившись в стену левой рукой – Бартоломью почувствовал, как кровь сочится у него из-под ногтей, – он смог закрепиться на стене. Подняв правую руку вверх, стал ощупывать неровную поверхность, пока не нашел место, которое показалось ему безопасным. Сделав последний отчаянный рывок, Хокинс оказался на стене.
Утерев пот с лица, он осторожно спустился по другой стороне стены, расцепив пальцы, когда был еще на высоте десяти футов, и приземлившись на проплешину, которую сам же обнаружил между стеблями бамбука. Присев с бешено бьющимся сердцем, прислушался. Никаких звуков. Полная тишина. Отлично. Время, должно быть, уже перевалило за полночь, но все-таки для следующего шага было пока слишком рано. Бартоломью слегка пошевелился, устраиваясь поудобнее, и почувствовал, как какое-то крохотное существо – мышь или геккон – пробежало по его ноге, а потом услышал знакомое жужжание москитов. Слегка нахмурившись, наемник постарался сосредоточиться на том, что ждало его впереди.
Около часа ночи Бартоломью стал медленно двигаться в сторону дома, держась в тени сначала бамбука, а потом растопыренных ветвей манговых деревьев, покрытых мясистыми листьями. В лунном свете он видел перед собой привратника, склонившего голову на грудь и мирно спящего на своем стуле. За ним располагался совершенно тихий в это время внутренний дворик, освещенный только несколькими фонарями, воткнутыми в щели между кирпичами стены. Хокинс бросился через сад, мимо фонтана, в сторону дома, выбрав место слева от ворот, которое скрывалось в плотной тени, отбрасываемой выступающим балконом. Прижавшись спиной к стене, он на мгновение прикрыл глаза и восстановил дыхание.
Затем наемник стал подбираться к воротам. Добравшись до них, замер и заглянул внутрь. Сейчас он был так близок к привратнику, что слышал его легкое всхрапывание. Это был единственный звук. Напрягая мускулы, англичанин бросился в ворота, схватил привратника со спины обеими руками и выволок его в сад, зажимая ему рот правой ладонью.
– Один звук – и ты мертвец, – прошептал Бартоломью по-персидски. – Ты меня понял?
Глаза юнца широко раскрылись от ужаса, но он утвердительно кивнул.
– А теперь веди меня туда, где спит твой хозяин, Шер Афган, – велел Хокинс.
Парень опять кивнул. Сжав шею мальчишки до боли в правой руке, Бартоломью левой вытащил из ножен, сделанных из воловьей шкуры, турецкий кинжал и пошел вслед за привратником через внутренний дворик, к двери в его углу, и вверх по узкой лестнице, которая привела их в длинный коридор. Он чувствовал, что мальчишка, как щенок, дрожит под его рукой.
– Здесь, господин. В этой комнате. – Юноша остановился перед комнатой, располагавшейся за высокими дверями из темного полированного дерева, украшенными бронзовыми изображениями тигров. Хокинс почувствовал резкий аромат – вероятно, камфары – и крепче сжал шею юнца, который оглядывался вокруг полными ужаса карими глазами.
И тут парень неожиданно открыл рот, чтобы поднять тревогу.
Бартоломью не стал колебаться. Двумя быстрыми движениями он оттянул голову юноши назад левой рукой, а правой провел острием своего турецкого кинжала по нежной коже его шеи. В горле несчастного что-то булькнуло, и англичанин опустил обмякшее тело на пол. При других обстоятельствах он бы мог пощадить привратника, но только не сейчас, когда малейшая ошибка могла стоить жизни ему самому. Автоматически англичанин вытер лезвие о плащ. Все его мысли были сейчас за этой дверью – что он увидит по другую сторону деревянных створок с изображениями тигров? Он слышал, что слово «шер» означает «тигр»; если это так, то он не ошибся, и Шер Афган сейчас всего в нескольких футах от него.
Все еще держа кинжал в правой руке, Хокинс левой осторожно приподнял металлическое кольцо – опять-таки в виде тигра – на правой стороне двери и тихонько толкнул ее. К его облегчению, дверь открывалась мягко и без скрипа. Открыв ее на шесть дюймов, Бартоломью замер. Бледный золотой свет подсказал ему, что в комнате не было абсолютно темно, на что он втайне надеялся. Может быть, Шер Афган уже заметил открывающуюся дверь и сейчас достает свой меч из ножен…
