Крестилевский выхватил из костра пылающую головню. Рассыпая искры, шипящая дубина пролетела по воздуху и обрушилась на голову Ширка. Рослый торгаш взревел от боли. Схватил щуплого Крестелевского за грудки. Потащил на костер. Битюги-телохранители Крестелевского рванули Ширка за плечи. Опрокинули навзничь и ну давай месить ногами. Нанося удары с оттяжкой, качки всхрапывали, как застоявшиеся кони.

– Прекратить! Не сметь! – рявкнул Крестелевский. Распихивая телохранителей, он с рычанием плевал на обожженную головней ладонь.

Гости повскакали с ковра. Пятеро из них выхватили стволы. Воняло паленым человеческим волосом. Скулил Широк. Половины каштановой завитой шевелюры красавчика как не бывало. Стало так тихо, что слышно было, как булькает коньяк, изливаясь из опрокинутой бутылки на штанину Крестелевского. Константин Валерианович поднял бутылку и, скрипя зубами, стал поливать саднящую от ожога ладонь.

– Костик, лапочка, что с тобой!? – защебетала Катерина, вызывающе красивая девушка в белых шортах, сидевшая рядом с Кристалевским на раскладном стульчике.

Сиреневая под лаком, очень пышная прическа Катерины на маленькой головке удивительно гармонировала с кипенью иван-чая, цветущего вокруг лесной поляны. Единственная среди элегантных блатных, на роскошной лесной поляне девушка чувствовала себя королевой бала. Молоденькой пассии, почти состоявшейся невесте седого пахана, на природе позволено все, даже уважение гостей, смахивающее на угодничество. Но только на природе, в апартаментах девчонка чувствовала себя удачливой шлюхой.

– Давай, лапочка перевяжу.

– Отвали, лярва, пока цела! – рявкнул Крестелевский на разохавшуюся девушку.

Катерина вспорхнула со стульчика, стала отступать от рассвирепевшего именинника. Сжав кулаки, Крестелевский двинулся за девушкой следом, но путь ему преградил мент Вабля.

– Опомнись, Костя!

Лицо Крестелевского стало пепельным. На впалых щеках хронического язвенника прорезались глубокие морщины. Скулы напряглись. Блеск чистых голубых глаз приняли сталистый оттенок.

На мгновение потерявший от побоев сознание, Широк пришел в себя. Схватился за опаленную голову. Злобно застонал.

– Ну, Крест! Ну, сучий потрох! Ты у меня попомнишь, живоглот!

– Вышвырните эту падаль. – Приказал Крестелевский телохранителям. – Киньте в машину, и пусть не попадается мне на глаза. Только так!

– Константин Валерианович, милый, грех гневаться в день своего юбилея, – пропела сиреневая невеста бархатистым грудным голосом.

Крестелевский достал темно-синий носовой платок, обернул обожженную ладонь и поднял беспощадные глаза на королеву юбилейного пиршества.

– И ты с ним, дорогуша, мотай с глаз долой.

– Костя! Я не изменяла тебе! Клянусь всеми святыми! Я не виновата, если нравлюсь многим мужчинам! Разве можно за это избивать невинного человека!

Гости с явной тревогой скрестили пронизывающие взгляды на ярко раскрашенном лице юной любовницы. Посодействовать или промолчать? Промолчать или посодействовать этой блестящей интриганке, почти добившейся в свите Креста перспективного положения невесты.

– Детка, будь умницей. Потом поговоришь с хозяином. – Рыжий Телохранитель, по кличке Курок, красной пятерней легонько лапнул хрупкое, плечико негодующей пассии шефа.

– Да пошел ты, кретин… – Деловито огрызнулась сиреневая девушка.

– Катерина, не возникай, прошу тебя, детка… – Настаивал ласково Курок.

– Костя! Остынь! Я тебе не шлюха какая-нибудь. Ты обещал обвенчаться! – Королева пиршества подбоченилась, выпятила грудь и горделиво тряхнула облаком прически.

Курок подхватил девушку подмышки так резко, что у тесного бюстгальтера с треском отскочила застежка. Две загорелые удлиненные груди выскочили из глубокого выреза крепдешиновой кофточки навыпуск. Они явились на свет как два продолговатых экзотических фрукта, покрытых атласной кожицей.

– Пошел вон, скотина!

Катерина ловко размахнулась ножкой, вооруженной лакированной узконосой туфлей. Пнула Рыжего в пах… Тот крутанулся волчком на месте и, сдавленно подвывая от боли, на полусогнутых засеменил в заросли Иван-чая. Гости зашипели. Крест улыбнулся.

Катерина подала Ширку руку. Он встал на ноги. Его покачивало. Девушка "под локоток" повела торгаша к стоявшим поодаль машинам.

Телохранитель, Геннадий, посмеиваясь в щеголеватые усики, подбросил в огонь сушняка. Гости тоже заулыбались. Попрятали стволы. Расселись на расстеленных коврах вокруг пылающего костра. Неторопливый разговор мужчин продолжился, как будто ничего особенного на поляне не произошло. Теперь их осталось тринадцать. Тринадцать старых друзей. Настоящий мальчишник.

Дельцы собрались отметить на природе пятидесятипятилетний юбилей подпольного миллионера Крестелевского. Авторитетнейший коммерсант начинал свой полу криминальный бизнес товароведом в Марьинском Универмаге. К началу Российской Перестройки Константин Валерианович сколотил очень кругленькое состояние. Так что не удивительно, что мальчишник почтили своим присутствием командиры советской торговли высоких, министерского уровня рангов.

Гужевался тут и заместитель по тылу коменданта Кремля полковник Рюмин Игорь Селиванович, и холеный секретарь Таганского Райкома КПСС. Однако, ближе остальных, по левую руку юбиляра, сразу за любовницей, скромно сидел, по-турецки умяв под себя ноги, оперативник из МУРа. Капитан Вабля. Марат Ерофеевич. По правую руку Константин Валерианович посадил троицу темных личностей. Блатных авторитетов. Старший вор в законе, Анатолий, по кличке Туз, только что откинулся с зоны. На пальцах обоих рук было вытатуировано четыре синих перстня. Они излучали татуированные же лучи, общим числом восемнадцать лучей. Столько лет дох Туз в зоне за четыре ходки. И все от звонка до звонка.

Эта троица среди пирующих шнурковалась отдельным табунком. В общем, разговоре фактически участия не принимала. Держала характер, надменно подчеркивая, что уважение уркаганов распространяется исключительно на хлебосольного хозяина застолья.

Приглашенные были в черных официальных костюмах, белых рубашках. Их яркие контрабандные галстуки с ручной росписью на тропическую тематику тоже хорошо гармонировали с многоцветьем уютной лесной поляны…

Константин Валериановичу подсел Степан Иванович Балыкин, между дружков – Беспалый. Это был дородный, очень брюхатый увалень, с багровым, одутловатым лицом гипертоника. Директор Росбакалеи.

– Помяни мое слово, Валерьяныч, Широк говнистый кент, он точно будет мстить. Уж я-то его знаю! – Прошептал Балыкин Крестелевскому в ухо, из которого торчал клок седых волос.

У Крестелевского дернулась щека, но он промолчал. Сморщившись, как от зубной боли полез в карман. Достал Беломор. Но пачка оказалась пустой.

– Слушай, давай-ка звякнем Халябину в КРУ, проведем на базе Ширка внеплановую ревизию? Чтобы не залупался… Ты понял? Широк получил по разнарядке партию холодильников для ветеранов войны и всю загнал в Узбекистан. – Настаивал на возмездии расстроенный бакалейщик. Он потер лоб мясистой изувеченной пятерней. Все пальцы одутловатой пятерни на лесоповале были аккуратно укорочены на одну фалангу.

– А что! Самое время вмазать фраеру по ушам, – поддержал Балыкина пахан Туз-Анатолий.

– Довольно, проехали! – Раздраженно ответил Крестелевский. – Не надо загонять парня в угол… Катерина первой спала с ним, по своей воле. Он сочтет себя несправедливо обиженным, и начнет стучать. Я не хочу драчки. Подождем, голуба. Пусть Широк первым козырнет. А тогда уж я сам разберусь. Только так!

Крестелевский резко поднялся с ковра и отправился к своему черному ЗИМ.

Чуть поодаль сквозь кусты виднелась подаренная им Катерине Волга. Ругаясь матом, Катя затаскивала в салон долговязого Ширка. Глаза Крестелевского, как намагниченные, тянулись в ту сторону.

Сердце дятлом долбил стыд. За свои пятьдесят пять лет жизни столько проигрывал и выигрывал. Но ни разу верх не брала баба. Слишком близко подпустил Катерину к сердцу. Ох, как жестоко опозорила зазноба. Как теперь рогоносцу сохранить авторитет в кругу партнеров по бизнесу?