Я тоже люблю играть в ресторан, но не как она, поэтому после трех заказов я предлагаю поиграть в семейную пару, которая пришла в кафе. Для разнообразия. Мы прощаемся с Оттимо Туркаретом, который изображает няню нашей дочки (за нее у нас моя кукла Мэгги), и садимся за столик.

Тут нам обеим приходит в голову (у близких подруг так бывает) добавить в наши коктейли новые страшные ингредиенты, и мы начинаем носиться по всему дому, разыскивая какую-нибудь гадость, чтобы бросить в стакан. Соль, перец, землю из цветочного горшка, немного папиной туалетной воды и еще клей, похожий на слизь червяка.

Мы перемешиваем все вилкой и возвращаемся к столу.

– А теперь тост, – говорит Кьяра.

Она поднимает стакан с желтоватой жидкостью и делает вид, что пьет. Я протягиваю руку, чтобы взять свой, который, как мне кажется, стоит прямо передо мной, справа. Но тут в глазах у меня темнеет, и вместо того, чтобы взять стакан, я его толкаю и опрокидываю на Кьяру, которая принимается орать как резаная, потому что наша дьявольская смесь попала на ее новые легинсы.

Я ничего не вижу, только искры сверкают в темноте, и я слышу, как падает и разбивается стакан у моих ног. Мама вбегает и спрашивает, что случилось.

Кьяра кричит, что хочет домой, хотя нет еще и четырех. Я слышу, как она разговаривает со своей мамой в коридоре. Постепенно черное пятно в моих глазах исчезает, но Кьяра уже стоит в дверях, а ее мама вертит в руке ключи от машины.

– Увидимся завтра в школе, – говорю я, выглядывая в коридор.

– Пока, – бросает она и уходит.

Мама закрывает дверь и подходит ко мне с мокрой тряпкой в руке.

– Будешь хлеб с «Нутеллой»?

Бабушка бы сделала с вареньем.

Я возвращаюсь в свою комнату и снова принимаюсь за чтение «Маленького принца». Точнее, делаю вид, что читаю. Мама уходит на кухню, и тогда я медленно-медленно достаю свою тетрадку. Я открываю ее на секретной странице и зачеркиваю черной ручкой один пункт: Дружить с лучшей подругой.

Мне очень нравится Маленький принц, но еще больше мне нравится Козимо, мальчик-барон, который поселился на дереве, потому что обиделся на свою семью. Папа тоже очень любит эту книжку; ему подарила ее бабушка, когда он еще учился в школе. Она говорила, что знала лично автора книжки, что он был ее другом и она даже была влюблена в него. Я этого совсем не понимаю. По-моему, можно или быть друзьями, или любить кого-то, но и то и другое вместе – невозможно. По-моему, или дружишь, или любишь, но нельзя делать и то и другое. Если есть два разных слова, они не могут означать одно и то же. Бабушка рассказывала, что друзья часто читают вместе. Вот Козимо тоже читал разбойнику, и я уверена, что мы с Козимо прочитали бы много книг, если бы были знакомы.

Сегодня второе ноября, и потому никто не идет в школу. Мы с папой и мамой и другими родственниками, которых я не знаю, пойдем к бабушке на кладбище, потому что второго ноября в Италии поминают умерших.

Мне нравилось на кладбище. За воротами все выложено черно-белыми плитками, так что я прыгаю по ним и представляю, что играю в шахматы. Но в прошлом году я случайно врезалась в какую-то женщину, и мне сказали, чтобы я больше не прыгала. Поэтому теперь, когда мы ходим на кладбище, мне там ужасно скучно. На могиле у бабушки некрасивая плита, на которой изображен ангел с глуповатым выражением лица. Бабушка никогда не верила в то, что ангелы существуют, хоть и называла меня «мой ангелочек».

Сегодня на площадке у кладбища мальчишки играют в футбол. Среди них несколько моих одноклассников. И еще один мальчик из старшего класса, который вечно ко всем пристает и часто дерется. Я узнаю его по голубой куртке с надписью «Филиппо» на спине. Такая в школе только у него. Интересно, где он ее взял.

Я вижу, что у ограды сидит Кьяра. Тогда я спрашиваю маму, можно ли мне посидеть с ней, пока они с папой поздороваются со всеми родственниками.

– Хорошо, только далеко не уходи, – отвечает мама.

Она почти всегда так говорит. Но тут некуда уйти.

Я подхожу к Кьяре, которая болтает с девочкой из четвертого класса. «Привет», – кивают они и продолжают болтать. Ну и пусть. Смотреть на футбол даже интересней.

Во втором классе я тоже ходила на футбол целый год. Я была вратарем. А потом мама забрала меня из секции, потому что мне разбили очки. Но я бы очень хотела поиграть, только бы она не узнала.

Ребята делятся на команды. Я не могу их сосчитать, но слышу, как Марко, мой одноклассник, кричит, что ему пора домой. Его родители уже ждут его у машины.

Я хорошо слышу, даже когда разговаривают очень тихо. Если едет машина «скорой помощи», то сирену я слышу издалека. Не важно, дома я, в школе или еще где.

Доктор Ольга говорит, что у меня такой хороший слух потому, что я плохо вижу. Но мне все равно грустно. Вряд ли это можно считать везением.

Если Марко уходит, я могу сыграть вместо него. Я подхожу к ребятам и спрашиваю, можно ли мне с ними. Филиппо смотрит на меня поверх очков. Он тоже носит очки, но раньше я их совсем не замечала, потому что у них почти незаметная оправа.

– Не получится. Ты же девочка. Ты не умеешь играть.

– Неправда. Я целый год стояла на воротах: спроси у него. – И я показываю на Кевина, моего одноклассника. Все смотрят на него.

– Да, она была в нашей команде. Но я не знаю…

Думаю, он боится, что из-за меня команда проиграет.

– Я и прыгать за мячом умею, – говорю я, – поставь меня на ворота!

На лице Филиппо видно сомнение.

Остальные ребята молчат, только один повторяет, что девчонкам не место на поле.

– Не хочешь играть – отправляйся домой, – бросает ему Филиппо и толкает его. Мой противник возмущается, но остается.

Пока все решают, что делать, я встаю на ворота – длиной примерно с машину, а вместо штанг две брошенные на землю куртки.

Наконец ребята разбились на команды, и парень Кьяры (бывший?) вытащил из кармана свисток. Игра начинается.

Как оказалось, наша команда сильнее: игроки все время давят на соперника и изо всех сил стараются забить. Вдруг один из соперников отнимает мяч и бежит на меня. Вокруг кричат. На всякий случай я немного выхожу из ворот.

Последовал слабый удар, но я чуть было не пропустила мяч, потому что увидела его в последнюю секунду. Если бы он залетел в ворота, мне бы досталось. Но я успела его отбить и сразу выбила в поле.

Филиппо играет нечестно. Он пинает и пихает соперников и никогда не дает пас. Когда он проносится по полю, остальные игроки падают как подкошенные или кричат: «Фол! Нарушение!»

Вдруг один из игроков нашей команды атакует его, и через минуту я понимаю, что Кевин забил, потому что наши кричат и бегают по полю, натянув футболки на головы, как настоящие футболисты. Я тоже натягиваю на голову футболку, и очки в ней запутываются.

Игра продолжается, и я не успеваю поправить очки, как Филиппо уже оказывается у наших ворот. Защитников рядом нет – я одна. Очки запотели – я не плачу, просто очень жарко. Я совсем ничего не вижу и не понимаю, что происходит, но готовлюсь защищать ворота. На секунду я вижу силуэт бегущего Филиппо, который наносит удар. Мяч попадает мне в левое плечо, отскакивает и продолжает прыгать рядом со мной. Стараясь не думать о боли, я пытаюсь схватить мяч, но вижу лишь белое пятно между собой и воротами. Я касаюсь его и слышу радостные крики: «Автогол!» Соперники празднуют, как и мы недавно, натянув футболку на голову. Наши кричат на меня, но я не увидела мяча. Наверное, мне лучше больше не играть.

Я подбираю куртку, брошенную у ворот, и пытаюсь вспомнить, где наша машина. Никто меня не останавливает. Я даже с Кьярой не прощаюсь. Голос Филиппо за моей спиной предлагает кому-то встать на ворота и продолжить игру.

Козимо, почему ты мне не помогаешь? Ты же играл с другими детьми, пусть они и были воришками. Ты смотрел с дерева, не надо ли кому помочь.