«Или кто-то, о ком мы пока не знаем … », — подумала она. «Когда лев и волк вцепятся друг в друга…» — в очередной раз всплыли подслушанные слова.

— Почему моя мать решила, что Вы приказали убить Брана? — по прежнему резко спросила Арья.

— Этот вопрос лучше задать ей! — развел руками карлик.

— Но я спрашиваю Вас!

От пристального взгляда Арьи Тириону стало не по себе. «Действительно, почему?». Ему предъявили нож. Он его узнал. Кто-то тоже узнал в нём нож Ланнистеров и сказал, что принадлежит он младшему из сыновей Тайвина. Возможно, потому, что всё ещё находящегося в тот момент на севере Беса легче было связать с покушением. Неважно имя, важна его фамилия — фамильное имя убийцы, которое услышала Кейтилин Старк в Королевской Гавани…

«Мама узнала о вине Тириона в Королевской Гавани…»

«Но Кейтилин Старк никого не знала в столице, кроме собственного мужа…»

«Но мама никого здесь не знала, кроме отца… »

«И Мизинца…»

«И Мизинца…»...

...Петир Бейлиш, более известный как Мизинец, согнулся пополам в тесной каюте. Очередной приступ тошноты готов был вывернуть его внутренности наизнанку. Он не мог сказать точно, сколько прошло времени после выхода из Королевской Гавани. Шторм, настигший их почти сразу, превратил путешествие, обещавшее стать легкой прогулкой в весьма утомительное предприятие. Ни он, ни Санса Старк практически не покидали своих кают. Да и в этом не было смысла — находиться на палубе было просто опасно. Огромные волны то и дело переваливались через борт, сметая всё на своем пути. Постоянно хлеставший дождь и свинцовые тучи, затянувшие небо, сливались с разбушевавшимся морем, превращая окружающий мир в сплошное царство мрака, в котором невозможно было отличить день от ночи.

Мучения Сансы были, отнюдь, не легче. Потянувшись, она села на кровати. От морской болезни, подкосившей путешественников, мало что помогало. Выданная капитаном микстура лишь немного сглаживала ужасные приступы тошноты и головокружения. От неё сильно клонило в сон. Против последнего она нисколько не возражала. Проведённые в полудреме дни или… недели?.. позволяли ей не думать о том, что произошло. И том, что ещё произойдет. Туманное будущее пугало её не меньше, чем воспоминания прошлого.

Наконец море стало успокаиваться. Уже можно было выходить на палубу, не боясь быть смытым за борт очередной волной. Тяжело передвигаясь, как после длительной болезни, Санса приблизилась к Петиру Бейлишу. Тёмные круги под глазами и желтоватый цвет его лица свидетельствовали о том, что и ему это путешествие далось нелегко.

По серому, сливавшемуся с морским горизонтом небу, ползли рваные тучи. Разбушевавшаяся стихия медленно, но верно сдавала свои позиции. Порывы ветра становились тише. Волны уже не столь свирепо бились о борт.

Тоскливо озираясь, Санса искала глазами солнце и не находило его. Всё вокруг было серым и унылым.

— Да, не припомню я такого шторма! — подошедший капитан со знанием дела всматривался в морскую даль.

— Он нас задержал? Мы отклонились от курса? — устало поинтересовалась Санса. Если их путешествие затянется, она просто этого не выдержит!

— Боюсь, что так, — кивнул моряк. Проводив взглядом направившуюся к себе девушку, он повернулся к Мизинцу и с предельно вежливой улыбкой предложил ему спуститься в каюту, чтобы «волной не смыло за борт». От нехорошего предчувствия у Петира похолодело внутри. Один вид вставших по обе стороны от него матросов отбил всякое желание спорить.

— А леди Стоун? — единственное, что спросил он.

— О миледи не беспокойтесь. Ей передадут, что Вам не здоровится.

Болезнь лорда Бейлиша не вызвала у Сансы больших вопросов. Она и сама себя чувствовала не лучшим образом. К счастью, судя по всему, шторм окончательно стих и ночью впервые появились звезды. Днём же по-прежнему всё было затянуто серой мглой. Стараясь лишний раз не выходить из каюты и не привлекать внимания мужчин, Санса коротала время за чтением книг, которые ей любезно дал капитан. На её вопросы, сколько ещё продлится их бесконечное путешествие, всякий раз она слышала весьма уклончивое объяснение — «мы отклонились от курса». Однажды утром её разбудил топот ног по палубе и крики: «Земля! Земля!». Быстро одевшись, она вышла из каюты.

Кристально прозрачный воздух, казалось, звенел, играя белоснежным парусом. На ярком голубом небе сияло солнце. Синее море убегало вдаль до самого горизонта, где встречалось с узкой сероватой полоской, стремительно приближавшейся с каждой минутой. Уже стали видны высокие горы, зелень лесов, белая кромка прибоя у прибрежных скал. И на одной из них — замок, взметнувшийся, казалось, до самых облаков. Санса ещё никогда не видела ничего подобного. Неприступный и сказочно-прекрасный, он, словно мираж, парил над окружающим миром. Оглянувшись на наконец-то появившегося Петира Бейлиша, девушка увидела в его глазах непонимание, удивление, злость и… страх.

— Что-то не так?

«Не так?! Всё — не так!!!». Петир в бешенстве смотрел на солнце, светившее не с той стороны, берег, приближающийся не от туда, от куда нужно, следуй они намеченным курсом. Вот только, судя по всему, намеченным курсом они не следовали. И дело было вовсе не в шторме. И их странная затяжная морская болезнь выглядела уже не столь странной. И всё, что последовало за его «выздоровлением». Иначе как объяснить, что они оказались… на западе? Ощущение захлопнувшейся мышеловки неотвратимо надвигалось по мере того как в бескрайней небесной синеве рос и приближался величественный замок — Утёс Кастерли, твердыня Ланнистеров...

====== Глава 1.24. ======

— Седьмое пекло! — платье в очередной раз зацепилось за куст. Если так пойдёт и дальше, то на ужин к Тиреллам явится не воспитанница Десницы, а оборванка в лохмотьях! Когда Арья говорила портнихам, что этот наряд следует сделать по длиннее, она не имела в виду, что они должны смастерить ей хвост, который будет жить собственной жизнью!

Разозлившись, она резко дёрнула раздражавший её шлейф, поддев при этом локтём вазу с цветами. Громоздкое произведение флористов, покачнулось на своём постаменте и с глухим стоном упало ей прямо на ногу.

— Да, что б ... ! — вырвалось у неё уже совсем неподобающее ругательство. Ещё немного, и воспитанница Тайвина Ланнистера превратится в калеку-оборванку! Ха! Вот уж все повеселятся!

Подхватив вазу рукой, она со злостью послала её прямо в стену. Со скорбным звуком осколки керамики разлетелись по ступеням террасы и соседним кустам. Судя по вскрику, изданному жасмином, ему так же не понравилась ваза, как и Арье. Или тому, кто за ним прятался. Отступив на шаг, Арья пожалела, что её охрана осталась у подножья лестницы. До апартаментов, отведённых Тиреллам, оставалось совсем чуть-чуть. А она тут совсем одна, в этом дурацком платье!

Кусты зашевелились, выпуская на волю вскинутые вверх загорелые мужские руки. Жасмин заговорил приятным низковатым голосом:

— Прекрасная незнакомка, простите мне мою дерзость! Я вовсе не хотел Вас оскорбить или обидеть!

— Кто там? Выйдите немедленно!

— Слушаю и повинуюсь! — из-за куста появилась курчавая голова, а затем и крепкий торс, обтянутый жёлтым, странного кроя камзолом. Мужчина был молод, строен и … красив.

— Прекрасная леди! Восхищение вашей красотой и отвагой, проявленной в неравной схватке с коварным кустом, заставили меня остолбенеть! Поверьте, если бы моё тело могло мне повиноваться, я тут же поспешил бы на помощь в Вашей неравной борьбе! Молю, будьте милосердны! Впрочем, из Ваших прекрасных рук, я готов принять любое наказание, даже более грозное, чем ваза, пущенная в мою несчастную повинную голову!

В чёрных, как ночь, глазах плясали черти, на губах блуждала дразнящая улыбка. Да он просто смеётся над ней!

— Я вовсе не целилась в Вас! — презрительно бросила Арья, злясь на нелепость ситуации.

— Ах вот как? Так это тоже была схватка с врагом? Вазой, посмевшей встать на Вашем пути?

— Да как Вы смеете?!

— Тоже становиться на Вашем пути? — прищурившись, поинтересовался незнакомец, приближаясь к ней. — Ну что Вы. Ведь это так опасно! Я видел, как Вы поступаете с теми, кто преграждает Вам дорогу: топчете ногами, разбиваете на куски! Но я люблю опасность! Люблю риск! И я готов многое отдать, чтобы оказаться тем кустом, за который зацепится Ваше одеяние! И пусть за это Вы безжалостно растопчете меня своей хорошенькой ножкой, а сердце моё будет разбито подобно этой вазе — я готов рискнуть!