Распрощавшись с Арьей, Тайвин вернулся на своё место. Стол тонул в ворохе бумаг, а он не мог сосредоточиться ни на одной из них. Раздражённо плеснув себе вина, он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза: «Тирион…»

Появившийся, как всегда, бесшумно, Скопио сообщил о приходе Бронна.

Сир Черноводный был явно доволен собой и всем происходящим. И, если честно признаться, Тайвин им тоже. Наёмник успешно справился со всеми данными ему поручениями, а сейчас сидел и отчитывался обо всём лично. Выслушав его, Тайвин уточнил:

— Мормонт должен быть найден и опознан, как можно раньше.

— Уже сделано милорд. Он сражался, выкрикивая имя Дейенерис Таргариен и погиб почти сразу. Свидетелей более чем достаточно. Слухи уже должны дойти до Красного Замка.

— Ну что ж, хорошо, — удовлетворённо кивнул Тайвин. — Что в городе?

— А вот в городе ничего хорошего, милорд, — помрачнел Бронн. — Еды — нет. Многие лишились крова. Сейчас люди радуются, а завтра…

— А завтра радость пройдёт, и они вновь вспомнят про свои беды, — закончил за него Тайвин. «И они узнали способ, как получать то, что им нужно», — продолжил он уже мысленно.

Бунты и погромы стали чем-то новым для Королевской Гавани, и Тайвину вовсе не хотелось, чтобы в головах бедноты укоренилась мысль, что и лорды, и простолюдины одинаково смертны. Не стоит обманываться по поводу всеобщей любви, которая сегодня владеет толпой. Если она не получит желаемое, то все забудут про Сумеречного Льва и Звезду Севера, чьи имена сейчас выкрикивают на каждом углу. Сейчас, пока в памяти горожан свежи деяния дотракийцев, они — герои-освободители, но пройдёт время, и они запросто могут превратиться во врагов. Люди любят красивые истории, но ими сыт не будешь, и любая сказка лучше усваивается в тепле и на сытый желудок. И про неё сразу забывают, стоит голоду и холоду дать о себе знать.

— И так, — наполнив вновь свой бокал и предложив вино Бронну, Тайвин перешёл к делу: — Помнится, несколько лет назад, в похожей ситуации, Вы оказались полезны. Ни за что не поверю, что и сейчас никто не воспользовался случившимся, и не поживился за чужой счёт.

— Думаю, такие есть, — покивал Бронн, явно польщённый оказываемым ему доверием: — Осады, голод и войны — пора раздолья для воров. И если кое-кого поприжать, с едой проблем станет меньше. Да и со многим другим.

— Как насчёт того, чтобы этим заняться? Должность начальника городской стражи как раз освободилась.

— Когда приступать? — отодвинув бокал, Бронн, казалось, уже сейчас готов был пойти вытряхать из воров награбленное ими добро.

— Вино можно допить, — усмехнулся Тайвин. Такой подход к делу ему нравился. — А пока, что расскажи ещё про настроения в городе.

— Ну, что тут добавить, — протянул новый глава золотых плащей. — Народ празднует освобождение и рад Вашему возвращению. Называет Королём Львом. Рассказывает истории про Вашу жизнь на Севере. Вспоминают короля Томмена — Святого Томмена Милосердного. Каким он был. И как погиб. И говорят, что это лорд Тирион отомстил за него, убив Про́клятую Королеву.

— Вот как? — Тайвину захотелось отшвырнуть бокал с вином, которое отчего-то вдруг стало отдавать горечью.

— Да, милорд, — сдержанно кивнул Бронн. — Всё так и есть. Говорят, что «Томмен вознёсся на небеса и указал путь всем истинным сынам Вестероса — всем, кто родился на западе, востоке, юге и севере. Путь, которым их повёл его дед, чтобы спасти королевство от злодеяний при́шлых». И что «Полумуж отомстил за Святого Томмена» — так говорят на рынках и площадях. И что он помог Вам, устранив Матерь Драконов.

— Значит, моего младшего сына почитают, как героя-мстителя?— констатировал Тайвин. Пекло! Много, слишком много на сегодня было для него Тириона.

— Именно так, милорд…

— Ладно! — бросил Тайвин, поднимаясь и, вынуждая, тем самым, встать, сира Черноводного. — В городе должен быть порядок. И Вы за это отвечаете. Для начала сир Арно поможет с людьми. Дальше — ориентируйтесь по обстановке.

— Я могу идти?

— Идите!

Глядя в след удаляющемуся Бронну, Тайвин вновь опустился в кресло. Рука сама собой потянулась к ящику стола, в котором он ещё пару часов назад обнаружил ключ и письмо. Он мог бы не брать его в руки, не разворачивать, поскольку содержимое запомнил наизусть, прочтя всего лишь пару раз. Тонкий, желтоватый лист бумаги под его пальцами шуршал, раскручиваясь и постепенно являя его взору строки, написанные мелким, убористым, хорошо знакомым ему почерком. «Дорогой дедушка! Как я рада, что с Вами всё в порядке и, что слухи о Вашей гибели были преувеличены! Спешу сообщить Вам лично о том, о чём Вы, должно быть, уже слышали — о рождении принца Оберина Мартелла, Вашего первого правнука. Он здоров, красив и радует всех вокруг! Безмерно скорблю, как и Вы по Томмену и матушке. Не проходит и дня, чтобы я не возносила за них молитвы. Хоть и малым, но всё же утешением, служит то, что они отомщены — захватчица мертва. Надеюсь, что ты отыщешь дядю Тириона, покаравшего её за все свершённые ею злодеяния, и когда Оберин будет готов к путешествию, я увижу всех вас в Королевской Гавани — тебя, дядю Джейме и дядю Тириона. Любящая тебя, Мирцелла Мартелл.»

«Любящая тебя, Мирцелла», — повторил про себя Тайвин, прикрыв глаза. Из всех внуков она была ему ближе всех. Он и сам не знал, от чего. Может, потому, что так напоминала тех людей, кто был ему дорог? Томмен был слишком мягок и застенчив, Джоффри — излишне несдержан и капризен — они были просто его внуками. А Мирцелла была словно отражением Джоанны, какой он помнил её совсем ещё маленькой. И Дженны. Она была, как они — искренняя, открытая, чей голос и смех погружали его в давно забытое прошлое, наполненное теплом и светом…

Возвращая письмо обратно в стол, он вынул от туда ключ. Тяжёлый, грубый, с рисками у кольца. Это был ключ от одной из камер подземелий Красного Замка, а расположение рисок говорило о том, под какой из башен и на каком уровне находился замо́к, запертый этим ключом.

Тяжело поднявшись, Тайвин вновь встал из-за стола.

В коридорах за́мка было шумно и суетливо, но чем ниже он спускался, тем меньше народу попадалось ему на пути. В подземельях царили холод, сырость и темнота, разгоняемая факелами, закреплёнными на стенах и тем, что он нёс в своей руке. Оставив охрану у входа, он продолжил свой путь в одиночестве. Последний раз Тайвин был здесь два года назад. Нет, наверное, больше — три, если не четыре. Почти ничего не изменилось — все те же зловещие тени на стенах, то появляющиеся, то исчезающие в блесках огня, да ощущение боли и скорби, сочащихся из каждого камня. Только стало намного холоднее — зима добралась и сюда.

Дойдя до нужной ему камеры, Тайвин остановился. Ключ, зажатый в руке, жёг ему ладонь. Никто, ни одна живая душа не знала о том, куда он сейчас пошёл. И о его находке в собственном столе. Даже тот, кто это туда положил, не мог быть уверенным, что всё будет в целости и сохранности дожидаться Тайвина. Если он сейчас уйдёт, ничего не изменится. Ничего…

Ключ легко вошёл в замок, подтверждая догадку Тайвина, что не так давно его регулярно смазывали. Жалобно скрипнув, тяжёлая дверь поддалась и впустила его в камеру. В ту самую, в которой он три года назад один раз навещал собственного сына. И к которому пришёл сейчас.

В нос ударил едкий запах человеческих испражнений, пота и немытого тела. Постояв пару мгновений, пока в камеру не проник более свежий воздух, Тайвин шагнул вперёд. Неровный свет факела вырвал из темноты скорчившееся на низком ложе тельце карлика. Сквозь спутанные, давно немытые волосы на него смотрели глаза его младшего сына. Смотрели сначала с радостью и надеждой, потом — с узнаванием и изумлением, сменившимися отчаянием и решимостью…

Неказистая фигура на кровати зашевелилась и села. До Тайвина донеслось:

— Отец…

В хриплом, изменившемся от долгого молчания голосе, ему послышался скрип якорной цепи, что удерживала Тайвина в прошлом и никак не хотела отпускать.