Сир Джейме, всё это время сидевший с отрешённым видом, скривился и переставил бокал по левую сторону от тарелки. От Сансы не укрылся его раздражённый взгляд, с которым он воспринял порыв Бриенны. Та, в свою очередь, смутившись, потупила взор. С удивлением Санса отметила, как заалели её щёки. «А ведь, поговаривали, что леди Бриенна неравнодушна к сиру Джейме!» — припомнилось ей. Каким же всё это сейчас казалось ей далёким и глупым — все эти вздохи и страдания при луне! А ведь когда-то она только в этом и видела смысл жизни.

Глядя на пунцовое лицо Бриенны, до нелепости маленькие нож и вилку в её больших руках, на дублет, который мог быть впору мужчине, а был одет на женщину, в голову Сансе пришла странная мысль: «А ведь все мы тут — … уроды!» Верный Пёс, служащий своим хозяевам, и вынужденный всегда оставаться в тени, пряча изъеденное огнём лицо. Женщина-рыцарь, которая и не женщина, и не рыцарь, а лишь нечто странное и нелепое. Первый меч королевства, рука которого отныне не способна справиться даже с бокалом. И одна из первых красавиц королевства, хотевшая расстаться с жизнью, а вместо этого окривевшая на всю оставшуюся жизнь…

Чувствуя, как на неё накатывает истерика, и ей нечем дышать, Санса упёрлась локтями в стол и сжала ладонями виски.

— Леди Санса? Миледи?.. — донёсся до неё голос сира Джейме. Словно очнувшись, она подняла глаза:

— Голова разболелась, — сказала она первое, что ей пришло на ум.

— Уже поздний час, — сочувственно кивнула Бриенна. — Вы устали.

— Должно быть…

— Может, Вам стоит вернуться к себе?

— Нет, нет! — поспешно прервала она Бриенну. Желание остаться одной, мгновенно сменилось паникой, стоило ей представить, что она окажется наедине с собственными страхами и воспоминаниями. Уж лучше так, среди ... уродов: — Я.., ещё голодна.., — и потянулась за пирожком. Отломив кусочек, она обратилась к сиру Джейме — вновь воцарившаяся за столом тишина, отчего-то вдруг показалась ей невыносимой: — Это правда, что у Дейенерис Таргариен появились союзники в Семи Королевствах?

— Правда.

— Почему?

— Ну, а кому понравится, когда к ним в гости наведываются дотракийцы?

— Они испугались! — губы Сансы, помимо её воли, сложились в презрительную усмешку. Её отец никого не боялся. И Робб тоже. Они бы бились с врагом, а не искали бы дружбы с ним!

— Испугались, — кивнул сир Джейме. — И не только. В любой войне есть предатели. Каждый сам выбирает, какая сторона ему больше нравится.

— И многие выбрали другую сторону?

— Многие.

— Вы сказали, что отправили гонца в Риверран?

— Да.

Сансе очень хотелось увидеть родных. Мать, дядю Эдмура, дядю Бриндена, братьев, Арью, если она всё-таки жива. И, одновременно, ей никого не хотелось видеть. О, боги! Почему, за что они так жестоки к ней?!

— Леди Санса, Вы так и не рассказали, что случилось в Утёсе Кастерли и как оказались в Королевской Гавани, — сир Джейме, похоже, решил продолжить светскую беседу, затронув наиболее важные для него темы. Осуждать его за это она не могла.

— … Приехал сир Киван, и мы с Робином отправились в гости… А вернуться не успели. Нас схватил один из капитанов Эурона Грейджоя и привёз в Королевскую Гавань… , — слова давались ей с трудом. Всё это было так давно и, казалось, уже не с ней. Какая-то другая Санса жила в Утёсе Кастерли, навещала знакомых в Ланниспорте, писала письма в Винтерфелл, звалась Огненной Львицей Запада, носила самые красивые наряды и украшения.

— Привёз, значит, — повторил за ней сир Джейме, явно думая о чём-то своём.

«Серсея и Томмен», — догадалась Санса, глядя на морщины, пробороздившие вмиг помрачневшее лицо.

— А как Вы от туда сбежали? — резко спросил сир Джейме. Его голос внезапно утратил мягкость, присущую светской беседе —  вопрос, и взгляд резали словно сталь.

«Тирион… — поняла она. — Он думает о брате, а не о сестре». Набрав в грудь воздуха, Санса ответила, не отводя глаз:

— Тирион помог нам.

— Почему?

— Почему? — растерялась она. Да потому, что всё изменилось! Мир — изменился! Королевская Гавань — изменилась! Потому что там вновь жгли людей в пламени дракона, а по улицам ходили воины с кривыми мечами!

— Почему он не представил Вас и Вашего кузена Дейенерис Таргариен? — голос сира Джейме обрёл незнакомую ей жёсткость, а в прищуренных глазах ей почудился дикий зелёный огонь. — Почему Десница новой Королевы спрятал Вас от неё?

— Потому что она не доверяет ему! Потому что, она — дочь своего отца!

— Это он так сказал?

— Да!

«Сжечь всех — говорил Эйерис. И делал это», — Сансе явственно вспомнились слова Тириона. И его погрустневшие глаза. Он тоже ошибся, как и она, выбрав не тот путь. И теперь оба они расплачиваются за это. Перед ней вдруг предстала маленькая одинокая фигурка её лорда-супруга, такая тёмная на ещё более тёмном фоне дверного проёма… К горлу подкатил ком. Ей так хотелось, чтобы хоть у него было всё хорошо! Но разве могло быть хорошо у тех, кто остался в Королевской Гавани?..

… Сумерки, окутавшие Королевскую Гавань, были расцвечены пламенем пожаров, тушить которые никто не спешил. Вспыхнувшие после очередного погрома, устроенного взбунтовавшейся чернью, они могли уничтожить весь город. Но, хвала Богам, поваливший мокрый снег, то и дело переходящий в дождь, спас ветхие домишки, примыкавшие к Рыбному рынку. Чуть подальше, ближе к холму Рейнис, пламя ещё полыхало — там было чему гореть. Лавки суконщиков, заполненные товаром, занимались как стога сена, а потом подолгу чадили, наполняя всё вокруг едким, удушливым дымом. Опутавшая столицу серая пелена скрыла улицы, дома, таверны. Один лишь Красный Замок подпирал своими башнями небо, которое по утру становилось розоватым, днём — серым, а ближе к ночи — чёрным. Никто в этом городе давно уже не видел ни солнца, ни звёзд, ни луны. Только серость, мрак и огонь. Словно и вправду боги прокляли его за грехи, которые были не в силах больше терпеть.

Оторвавшись от окна, Теон перевёл взгляд на Яру. Сестра была недовольна. Впрочем, как и все в столице. Если горожане жаждали видеть солнце и ясное небо, то она — королеву Дейенерис или её Десницу. Но Её Милость улетела воевать в Речные Земли, а Десница отбыл по делам государства в Браавос, и столицей управляли Варис и Джорах Мормонт, который давно уже должен был оправиться от ран, но отчего-то всё ещё имел крайне бледный и болезненный вид.

— Ты задержался! — голос сестры был усталым. Сидя за полупустым столом, она вертела в руках кружку. Рядом стоял штоф с элем.

Когда Яра узнала, про этот дом, снятый кузеном Джехари для развлечений, она была в ярости. И от того, что он посмел самовольно явиться в Королевскую Гавань, по какой-то надобности, и от того, что устроил себе это гнёздышко. Потом Джехари куда-то исчез, а Яра продлила аренду дома и иногда наведывалась сюда, чтобы обсудить кое-что без лишних ушей. Или поразвлечься.

Теону домик тоже пришёлся по душе — в два этажа, на тихой Цветочной улице, он был уютен и укромен. И с него прекрасно был виден весь город, лежавший перед ним, как на ладони.

Ещё раз взглянув в окно, он сказал то, что всем было известно и так:

— В столице неспокойно.

— Знаю. Городская стража — сопливые юнцы! Все, кто чего-то стоили, ушли с Ланнистерами и теперь воюют против нас! Чернь ставить на место некому.

— Что от тебя хотел Варис?

— Чтобы мы продолжили патрулирование.

— Что ты ответила?

— Что мы не его цепные псы! И у нас попросту нет стольких людей, чтобы подавить бунт! — раздражённо бросила Яра, вновь потянувшись к элю.

Глядя на усталое лицо сестры, Теон испытывал сожаление, что ничем не мог ей помочь. Они должны удержать этот город от падения в пропасть, пока не вернутся Дейенерис и Тирион. Но с каждым днём это становилось всё сложнее и сложнее. Яра права — море — их дом, а парус — крыша над головой. Их люди не умеют долго быть на земле и, как стражники они бесполезны. Но, как оказалось, что кроме них, охранять порядок в городе почти некому. Безупречных осталось не так и много, и почти все они в Красном Замке. Городская стража слишком малочисленна, а от дотракийцев больше проблем, чем пользы. Кабы не они, никаких бунтов вовсе бы не было! И если раньше недовольство шло только из бедных кварталов, то теперь всё чаще и чаще раздавались гневные голоса со стороны состоятельных горожан, уставших жить в страхе.