Рекордсмен по количеству золотых медалей в хайфпайпе или… нет? Все сводится к этому.

Иногда я могу на него злиться, но понимаю. Все зависит от этого шага. В отличие от других соревнований, где у них было бы два забега в финале и они могли бы получить свой лучший результат, на соревнованиях «Gold Medal» есть только один финальный забег. Все зависит от этого. Несмотря на то, что он великолепно прошел квалификацию и смог пропустить полуфинал. Реми мог потерять все прямо сейчас. Он что-то испортит, и все кончено.

Пересдач нет.

Реми останавливается на краю трубы, доска свисает с края. Даже с нашего специального места, он находится слишком далеко, чтобы я могла видеть и наблюдать его полный пробег, поэтому, пытаясь удерживать его фигуру в поле своего зрения, я пытаюсь сесть так, чтобы видеть большой телевизионный экран слева от меня. Не срабатывает.

Он делает глубокий вдох, и я вместе с ним, выдыхает, но задерживаю дыхание. Этот воздух должен оставаться во мне, пока он сделает все до конца. Его доска переваливается через край, и я автоматически закрываю глаза. Когда я их открываю, он уже по другую сторону трапа, и завершает свой первый трюк Crippler (прим.пер.: Смещённое вращение, когда райдер делает 180 флип. То есть, райдер вращается в воздухе на 90 градусов, делает флип и докручивает 90 градусов, выезжая в своей стойке (в пайпе). Такое трогательное название. Это определенно не заставит девушку волноваться.

Я знаю, что Реми предпочитает участвовать в этом соревновании. Пять трюков, The Crippler, фронтсайд с двойным смещением, бэксайд, метод эйр и заканчивается Yolo Flip (сальто). Трюк, прославленный двумя предыдущими сноубордами.

Таков план. Если все пойдет хорошо.

Пока все хорошо. Доска Реми в воздухе, его тело правильно выровнено, а руки в нужном направлении, когда он приземляется после прыжка на второй трюк.

— Боже мой! – я крепче сжимаю колено, меня переполняют эмоции, а из глаз текут слезы. Почему девушки плачут в самые неожиданные моменты? Когда мы злимся. Грустим. И, очевидно, когда мой парень в стрессовой ситуации.

Реми приземляется на свой четвертый трюк, метод эйр, и скользит своей доской по дну трубы к вершине, готовясь к последнему трюку. Его доска взлетает в воздух, и Рейган сжимает мою руку. Она наклоняется вперед, ее тело напрягается, а тело Реми извивается в воздухе. Доска скользит над его головой, когда он завершает необходимые повороты к одному из самых сложных трюков.

Он справился! Реми достигает конца трубы, и я выдыхаю, наконец, задерживаемый мной воздух. Рейган поднимает меня с трибуны, не отпуская моей руки, но нашими соединенными руками хлопает и кричит своему брату.

Мы быстро обнимаемся, прежде чем она поворачивается к родителям, втягивая меня в толпу. Мы все еще должны ждать, пока судьи оценят его пробег, и есть еще шесть человек, который выступают следом за ним – включая одного американца – но Реми не собирается набирать основные очки за выполнение всех этих трюков за один проход.

Мой парень крутой.

Проходит еще одно мгновение, прежде чем толпа начинает успокаиваться, люди один за другим занимают свои места, чтобы посмотреть следующего спортсмена. Он следует по тому же стартовому движению, но мои нервы не выдерживают. Я все еще беззвучно повторяю, чтобы он упал, но теперь, когда Реми закончил свой пробег, больше никто ничего не может сделать.

— Извините. Извините. – Первый ряд зрителей поднимается, и многозначительно смотрит на симпатичную, маленькую брюнетку, которая беспардонно отталкивает их с дороги.

МакКена останавливается передо мной, и наклоняется, чтобы не мешать обозрению.

– Реми хочет тебя видеть.

Я смотрю на нее.

– Что ты имеешь в виду? Реми хочет меня видеть?

Это Зимние Игры. Самая большая конкуренция. Я не увижу его до церемонии награждения.

У нас есть распорядок.

Ему нельзя отклоняться на рутину.

Она качает годовой и поднимает руки.

– Понятия не имею. Он заставил меня пообещать, что я приведу тебя в зал ожидания. Я бы очень хотела это сделать до того, как меня уволят.

Рейган встает.

– Мы все пойдем.

МакКена качает головой.

– Нет, только Марли.

— Ты уже уходишь? – кричит кто-то на трибуне позади нас.

Рейган поворачивается и бросает на толпу неприязненный взгляд. МакКена смотрит на меня выпученными глазами, молча советуя поторопиться.

– Пожалуй, я пойду. – Я следую за ней вдоль ряда кресел и вниз по широкой лестнице.

— Все в порядке? – спрашиваю я, когда она протискивается в большую металлическую дверь.

Девушка останавливается в огромной просторной комнате, где нет ничего, кроме плиточного пола и бетонных стен. МакКена поворачивает обратно.

– Я уверена, что все в порядке, — говорит она, перекрывая шум переполненной комнаты. – Ты же знаешь этих спортсменов. Они такие привередливые. Понятия не имею, как ты терпишь их так долго.

Глаза девушки становятся шире, когда я смеюсь над ее оценкой спортсменов.

— Я… я не хотела, — заикается она. – Я имею в виду работу на них…

— Может быть настоящей сукой, — заканчиваю я за нее. – Не беспокойся. Я поняла.

Видя, что я не собираюсь отчитывать ее или втягивать в неприятности с боссом, МакКена нервно смеется.

– Во всяком случае, Реми велел мне, чтобы ты ждала здесь. Он поднимется на гору, но это займет всего несколько минут.

— Хорошо, спасибо. – Сбитая с толку тем, почему я здесь, я стараюсь не беспокоиться о том, что заставило Реми нарушить протокол.

Я пытаюсь, но не получается. Образы того, как он повредил колено в конце трубы, заполняют мой разум. Каждый сценарий того, как это могло произойти. У него была многолетняя практика маскировки боли. Он точно мог закончить свой пробег так, чтобы никто не узнал.

Две минуты я смотрю в окно. За каждую минуту в реальном времени, клянусь, я прохожу через десять в ментальном времени. Когда Реми не появляется, я представляю, как его вносят на носилках. Может, он случайно упал и раскроил себе голову, и теперь у него рана на голове, и нам придется ехать в больницу.

Есть не так много вещей, которые заставили бы Реми пропустить результаты за его собственный пробег и всех конкурентов после него. На кону золотая медаль.

Может, из снега вылез детеныш акулы – Эй, это возможно, снег – это вода, — и откусил ему ногу.

Или руку.

Неужели они занесут его так далеко, чтобы он не путался под ногами? Нет. Они бы унесли его в больницу. Вероятно, укусы снежных акул очень серьезны.

Я теряю свой чертов разум.

Я отбрасываю все тревоги, когда вижу Реми через большое стеклянное окно этой комнаты. Он поднимается на холм с широкой улыбкой на лице. Я быстро осматриваю его тело и считаю— две руки, две ноги. Его голова все еще на месте. Под мышкой он держит Диану. Поскольку из его тела не хлещет кровь, и у него на месте все конечности, и есть сноуборд, я не представляю, что сделало эту встречу такой необходимой.

Реми с грохотом распахивает две металлические двери на противоположном конце комнаты и входит в помещение походкой самоуверенного человека. Все взгляды поворачиваются в его сторону, когда дверь с металлическим щелчком захлопывается. Крики, поздравления и похлопывания раздаются со всех сторон. От этого движения смешиваются запахи и попадают в мой нос.

Несколько человек подходят к нему и пожимают руку, но Реми никогда не отпускает Диану, пожимая руки вместе с ней. Это умение, которому он научился за годы, и которое было бы полезно, если бы он был политиком. Толпа расступается, но я не двигаюсь.

Он подходит ко мне и останавливается в нескольких дюймах.

– Детка?

— Реми?

— Ты видела мой пробег? – он все еще не дотрагивается до меня. Может, он – мираж.

Я медленно закрываю глаза, потом открываю их, но он все еще стоит передо мной. Значит, не мираж.

– Конечно, я видела.

Он улыбается.

– Я хорошо поработал, да?

Я понятия не имею, о чем идет речь, но мой парень только что выполнил пять трюков на хайфпайпе на Зимних Играх. Это волнует.