Мария тяжело вста?т, держась рукой за простреленный живот и просто стоит у стенки, пока Юля собирает оружие и выбивает м?ртвым ручкой пистолета зубы. Потом они вдво?м затаскивают автоматы наверх. Там Марии становится плохо, е? рв?т кровью, она садится у стены и приказывает привести ей одного первоклассника. Гена Пестов возвращается с пугливым мальчишкой, который вс? время закрывается руками, боясь, что его будут бить. Увидев мальчишку, Мария устало смыкает веки. Первоклассник успевает только пискнуть, когда Гена хватает его за волосы, поднимая подбородок вверх, а Ол?на Корц, привалившись к мальчишке животом, точно втыкает шило в детское горло. Мария прижимает рот к т?плой шее мальчика и сос?т его ещ? живую кровь, не открывая глаз. Она сос?т и проглатывает, с тихим, неразборчивым чавканьем, стоящий на коленях мальчик молча смотрит в паркет, медленно стукает рама открытого окна, раскачиваясь под ветром, бесконечно трансформируются в небе разорванные ватные облака. Солнце, как концентрирующая лучи хрустальная ваза на столе, слепит глаза идущим редкой цепью на штурм школы карателям.
Это Лида Попугаева, щуплая, белобрысая двоечница, замечает их из окна, только одного, едва мелькнувшую тень, но Лида вскрикивает, поднимая тревогу. Свора выползает в залитый солнцем школьный коридор, где проведено было когда-то столько вес?лых больших перемен, из спортивного зала выводят детей и гонят по лестнице наверх. На последнем, четв?ртом этаже школы в потолке есть синяя квадратная дверь на чердак, к которой вед?т по стене крашенная таким же цветом железная лестница.
- Туда, - показывает Мария рукой в синий квадрат. - Наверх.
Дверь оказывается заперта, и, уперев приклады автоматов в подоконник, мальчики разбивают грохочущими очередями синее дерево, преграждающее путь, сверху разда?тся истошный визг ужаса, куски двери падают со щепками на пол, огромные дыры разъедают ломающийся квадрат, как кислота, и, лишь только наступает оглушительная тишина, как свора, осатанело вцепляясь в железные прутья, с рычанием рв?тся к небу.
- Рви до крови! - вопит лезущий впереди, Петя Переп?лкин, кривя сво? страшное разбитое лицо.
- Рви до крови! - гавкающе воет Наташа Боровая, неистово колотя напильником о железо, как взбесившаяся обезьяна.
Один за другим они выбираются на чердак, какая-то девушка из скрывавшихся там учеников ещ? пытается выбраться через узкое окно на крышу, несколько детей сбились в кучку у стены, прячась друг за друга, и Володя Попов, привалившись спиной к пыльной штукатурке, садит по ним из автомата, страшные удары пуль распарывают детские тела, словно сделанные из бумаги, ломают кости, отбрасывают струи крови. Девушка, застрявшая в окне, протискивается наконец наружу, но тут же валится, одна е? нога так и оста?тся торчать на чердак, пухлая школьница, наверное, ещ? одна ученица 6Б, затыкает руками уши, зажмуривается и визжит, суча ногами по полу, пули некоторое время щадят е?, но потом визг рв?тся, подавившись на полутоне и девочка медленно открывает глаза, отнимает руки от ушей, понимая, что вс?, что она сейчас видит и слышит для не? очень важно, потому что она ничего не увидит, ничего не услышит больше никогда. Пуля уже попала ей в грудь, но смерть не спешит, и даже Мария, одной из последних забравшаяся на чердак, ещ? видит е? тихую агонию, е? бледное, покрывшееся росой, лицо, серые глаза, сжатые бескровные губы, стиснутые кулачки. Мария видит, что девочка скоро умр?т и садится возле не? на колени, на крыше слышны короткие автоматные очереди и визг, а на чердаке уже тихо, вь?тся пыль в лучах света, журчит вытекающая из трупов кровь.
- Скажи мне, - шепчет Мария и всматривается в страшные серые глаза умирающей девочки, - тебе больно?
Девочке больно, кроме боли ничего в ней больше нет, она мучается, и мучение е? беспредельнее разверзшегося за потолком неба, мучение е? давно превысило возможность терпеть и возможность кричать от боли, и в глазах е? Мария видит незнакомый свет, огромную силу, пронизывающую вс?, как сияющий ледяной вихрь, бездну того, перед чем она ощущает себя крошечной песчинкой, прилипшей к стенке пустого стакана, бездну, полную смертельного для не? света, убивающего непонятно как, одним своим присутствием, одним существованием своим, и Мария знает: она неизбежно окажется там, в свете, поедающем плоть, в убийственной этой чистоте, и умр?т, навсегда, навсегда, а вот эта, к которой никак не приходит смерть, с ней уже ничего не поделать, она будет жить там, не здесь, а там, непонятно как, но будет жить, потому что она вроде как ангел, вот ведь какое странное имя.
- Ты уже далеко, а я - здесь, - шепчет она в лицо девочке. - Я ещ? жива, ты не убь?шь меня просто так. Я ещ? жива, и ты не убь?шь меня просто так.
С этими словами она вста?т и выходит на ч?рную гладь крыши, вынимает из кармана кусок мела и начинает чертить по своей новой земле огромный круг. В круге она рисует пентаграмму, линии, выходящие из-под е? руки, ровны и точны, в них отсутствует бесконечность, они смыкаются сами с собой именно в тех местах, где нужно. Земля под ней дрожит, каратели разбивают пулями чердак, срывая свою смертную злость, падают соратники Марии, Витя Горький проваливается в чердачный про?м на мягкую кучу расстрелянных детей, ведь на крышу успели затащить только восьмерых, остальных пришлось расстрелять под дверью чердака, чтобы они не вернулись домой, не выросли, чтобы их чистая кровь стала чистым небесным огн?м, Лида Голубкина оста?тся тихо лежать на бетонном полу, пуля попала ей в л?гкие, она пытается дышать, но захл?бывается внутри себя кровью, словно что-то рв?тся там, в груди, как вар?ная куриная кожа, ей больно, но она не плачет, она просто лежит и жд?т, когда же прид?т смерть. Миша Брусаткин остался внизу, он так и не успел подняться по лестнице к небу, пули разбили ему спину, как обрушившиеся с яблони тяж?лые летние плоды, они выбили ему позвонки, но он ещ? жив?т, когда тело его уже умерло, видит лица своих убийц, медленно ползущие со стороны каменных ступеней, он слышит, как дико кричит Наташа Боровая, исполосованная очередями, но вс? ещ? пытающаяся подняться на чердак, она уже держалась рукой за последний прут лестницы, когда е? окончательно убило, и она сваливается, как сбитый камнем из самострела грач, с размаху стукнувшись длинноволосой головой в пол.
