— Помоги мне, и я не посажу тебя за решетку, — выдыхает Чонгук устало, внезапно находя выход из всего. — Тут такое дело: маньяк промышляет убийством шлюх, поймать бы его, понимаешь?

Чимин не понимает. Не понимает, при чём здесь он. И явной издевки в голосе не понимает, и насмешку почти не слышит, хотя тот её даже скрывать не пытается, потому что ненавидит так, как никогда и никого не ненавидел. Чонгук за сестру готов не только Чимина на тот свет отправить, а каждого, кто на неё посмотрит не так. Но Чимин в этом списке определённо первый.

— Последние две жертвы работали в клубе, где я Юнги нашёл. Он ведь тоже, да? — Чимин сам не понимает, почему кивает. — Нам бы на живца его, с поличным, чтоб не отвертелся. Жалко своих под прикрытием отправлять, — поясняет Чонгук, и тот в ужасе замирает, осознавая и даже боясь дышать. — А вот тебя — ни капли, — без тени сожаления выплёвывает прямо в лицо. — Потому что тебе, мразь, давно пора сдохнуть, надеюсь, ты это понимаешь?

Чимин понимает, но.

Не хочет понимать.

У него перед глазами собственный образ холодного трупа стоит, ему не хочется это понимать. Он знает, что Чонгук не врёт, когда говорит, что своих жалко отправлять, потому что это значит, что полиция может не успеть. А свои… Они на то и свои, чтобы в обиду их не давать. Чимин — другое дело. Он же мразь, его можно. От этого как-то больно, и ком горло начинает царапать, как бы он его дальше протолкнуть не пытался — не проталкивается.

«Что с Юнги?» — пишет Чимин, отвлекаясь.

— Жив, — отвечает Чонгук коротко. — Благодаря мне, не забывай.

«Спасибо».

Чимин не забудет.

— В жопу себе его засунь, — отвечает тот, сплёвывая себе под ноги, и уходит прочь, хотя кулаки так и чешутся снова врезать ему.

Чимин какое-то время стоит, привалившись к стене, и дыхание восстанавливает, осознавая. Когда Юнги ему говорил, что из этого болота выбраться сложно, он не верил. Точнее, надеялся на лучшее. Если он выживет после этого, он хочет начать жить заново, не вспоминая о том, что было. Если он выживет, он хочет стать преподавателем и научить людей к другим относиться если не хорошо, то хотя бы с пониманием. У Чимина внезапно эта мечта в груди расцветает чем-то безумно тёплым и приятным.

Тэхён находит его спустя минут пять и обеспокоенно спрашивает:

— Чимин, о чём вы говорили?

Тот отрицательно качает головой.

— Чимин? — хмурясь, переспрашивает снова. — Что он сказал?

Чимин снова качает головой.

Он устал.

— Вы пятнадцать минут молчали здесь? — задумчиво допрашивает, хотя знает, что тот не ответит.

«Что с Юнги?» — набирает Чимин взволнованно.

— Доктор Ким сказал, что он будет в порядке, но они должны сделать ему пересадку кожи и… — не знает, как закончить, чтобы сильно не волновать.

Юнги жив, и Тэхён этому безмерно рад. Ему этого уже достаточно… а всё остальное они как-нибудь, да переживут, он верит в это.

«Цена вопроса?»

— Ну что ты сразу о деньгах? — хмурится Тэхён, хотя сам об этом думает. Ему в последнее время кажется, что всё упирается в деньги. Хотя, по сути, так оно и есть. Без денег — ты никто, но с деньгами ведь — ты тоже никто. Тэхён считает, что лучше быть бедным, чем конченой мразью, имеющей возможность купить всё и всех.

«У нас таких нет?» — спрашивает Чимин, хотя и сам знает ответ.

У них никогда не было возможности собирать деньги «на чёрный день». Очень жаль. Потому что таких дней у них в последнее время довольно много.

— Ну это пока нет, хён…

Да, Чимин это знает.

Как и то, что согласится помочь Чонгуку.

Сделка с совестью — сделка, которую Чимин готов подписать кровью.

========== Глаза не лгут ==========

Комментарий к Глаза не лгут

Если Вы читаете это, я благодарна ~

Если не читаете － тоже)

Бросайте, если чувствуете, что это слишком для Вас.

И делитесь со мной своими мыслями, я ценю это, спасибо♥

…Он оседает на пол после сильного удара, пошевелиться не находя сил. Он парализован, кажется, разве что дышать получается… и то — с перебоями. По телу мурашки бегут, и что-то холодное касается его шеи и ведёт неровную дорожку вниз, к ключицам. Он щекой в холодный пол врезается, прижимается к нему, вжимается. Скребёт короткими ногтями цемент, ломая их и сдирая подушечки пальцев в кровь..

***

Как объяснить всё это Тэхёну, Чимин не знает. Поэтому не ставит его в известность, хлопая входной дверью и уходя навстречу неизвестности, давящей на сознание болезненным отчаянием. Чонгук обещал ему относительную безопасность, но ему не верится в это от слова «совсем».

Чимин отлично понимает, что Чонгук не прибежит к нему по первому зову спасать, потому что не скрывает даже своей глубокой ненависти. И он это в его глазах видит и верит. Даже сомнений никаких нет по этому поводу. Чимин спрашивает его несколькими часами назад, мол, «Что мне делать, если будет больно?», потому что не хочет этого чувствовать. Никогда не хотел. «Терпи», — отвечает Чонгук безразлично. И Чимин просто кивает, проталкивая это слово внутрь и хороня его там, среди прочей ерунды.

Ему проводят инструктаж, всё, как положено: что можно делать, что нельзя, а что — обязан. Ему в ухо наушник тычут с прослушкой и отслеживающим устройством. Говорят, чтобы утверждал, что это слуховой аппарат. Он же немой, поэтому всё должно быть в порядке.

Чонгук отвозит его до места назначения почти в одиннадцать, и они ждут открытия клуба молча. Чимину тревожно немного от одного только взгляда на тяжёлую железную дверь, но он вида не подаёт, продолжая гипнотизировать яркую вывеску перед собой. Чонгук выпивает третий стаканчик кофе на голодный желудок, от холода трёт ладони друг о друга и на него даже не смотрит. Чимина тишина напрягает очень, он достаёт блокнот с маркером и что-то усердно пишет, потому так просто сидеть сил больше нет. Телефон ему запретили с собой брать, потому что через него можно многое выяснить. Он соглашается мысленно.

«А что будет, если я умру?» — отрывает маркер дрожащей рукой от бумаги и показывает Чонгуку. Он не хочет так рано, он не хочет так бесполезно, он не хочет, чтобы его помнили таким беспринципным.

— Ничего не будет, ты просто умрёшь, а я скажу тебе «спасибо» за это, — отвечает тот, поглядывая на часы и шумно выдыхая. Его немного раздражает вся эта ситуация, инициатором которой стал именно он. Он просто разозлился.

Чимин горько хмыкает и продолжает писать, затаив, казалось, дыхание. До этого неразборчивый почерк стал совсем непонятным сейчас, потому что это всё слишком страшно, чтобы происходить на самом деле.

«У тебя есть Ын Ха, у неё есть ты. У вас есть любящие родители, которые поддерживают. А у меня… у меня только Юнги и Тэхён. Больше у меня никого нет. Мне не ради кого жить, но это не значит, что я хочу умирать».

Чонгука от одного упоминания Ын Ха коробит, и он еле сдерживается, чтобы самому не убить его прямо здесь. Он давно такой ярости не испытывал, как по отношению к этой мрази. «Всем ведь болит одинаково», — собственный голос звучит в голове неправильно и неправдоподобно. Чонгук отгоняет его всё время, хотя понимает, что поступает неправильно, что Чимин тоже всего лишь человек.

И он просто ошибся.

Фатально.

— Предыдущие жертвы тоже не хотели, — цедит он сквозь зубы и взгляд отводит, кулаки разжимает, дыхание восстанавливает, потерять контроль себе не даёт.

«А они знали, что умрут?» — пишет Чимин медленно, закусывая внутреннюю сторону щеки почти до крови.

Чонгук на этот вопрос отвечать не собирается, на провокации не поддаётся. Он не намерен сейчас проникаться к нему сочувствием или чем бы то ни было.

— Сегодня ты не умрёшь, — чеканит чётко каждое слово. И оно в груди Чимина болезненными ударами отдаётся.

Но всё же это немного успокаивает.

Нет.

То, что он не умрёт сегодня, не значит, что он не умрёт завтра. Он вообще только сейчас подумал о том, что ему не один раз придётся возвращаться сюда, чтобы медленно умирать. «Как долго?» — спрашивает он, шумно сглатывая стоящий в горле ком. Хотя знает, что любой ответ не покажется ему приятным. Абсолютно любой.