- Надеюсь, обсерватория уцелела?
- Она – да. Мы в качестве студентов – нет.
- Понятно. А какая у тебя специальность была?
- Дефектолог.
- Что?
- Логопед, говорю.
- Никогда бы не подумала, - искренне говорит Рей. – Хотя… У тебя такое профессионально поставленное произношение, почти как у актера, я сразу заметила.
Бен промолчал, но по его лицу было заметно, что реплика пришлась ему по душе.
- А… куда мы, собственно, идем? – Рей огляделась вокруг.
- Мы… - Бен, казалось, затруднялся ответить на этот простой вопрос. – Мы просто гуляем… наверное…
- Подожди, ты меня с работы вытащил, и попутно фройляйн Дункельхайт рассекретил, чтобы просто погулять?!
- Дункельхайт – это вчерашний день. Надо смотреть в будущее. Ты не думай, я не такой уж спонтанный дебил, отдел рекламы давно предлагал рассекретиться, типа, будет круто, моя фотка на обложке и новый рекламный слоган – «тот, кто опишет ваши мечты в деталях». Продажи подскочат, опять же. Наверное.
- Бен, это больше похоже на рекламу порнографии.
- Любая творческая работа – это форма порнографии. Вообще, мы можем хоть полчаса не говорить о работе? Если не хочешь просто гулять – давать гулять целенаправленно. Тут недалеко сегодня одна группа выступает, давно хотел тебе их показать. Это как раз к вопросу о романтиках…
- Подожди, так это у нас сейчас свидание, что ли?
- Ну, что-то вроде. – Бен засовывает руки в карманы джинсов и независимо смотрит в сторону. – Я думал, ты поняла…
…Выступление музыкантов Рей запомнила плохо. Неизвестно, что было тому виной – то ли бутылочка «Warsteiner», то ли теплые руки Бена, которые она в какой-то момент обнаружила на своей талии – но все песни слились в сплошную танцевальную мелодию. Все, кроме одной, последней. Слова и мелодия так резко диссонировали с общим легкомысленным настроем, что Рей как-то разом пришла в себя. Бен тоже помрачнел, пробормотав:
- На фига я это слушаю?
- Нет, ты не прав, - заступилась за музыкантов Рей. – Смотри, какие слова красивые: «И в одиночестве тебе не быть одной,
Костром я стану для тебя в ночи зимой.
Разбито сердце пополам, навеки твой.
Не одинока ты, ты навсегда со мной».
- Припев ничего. Зато куплет – мрачняк. «Я здесь на поле брани пал, за лучший мир я воевал…».
- Ну, мрачняк тоже имеет право на существование.
Направляясь к себе домой, Рей продолжает вполголоса напевать эту песню, пока плетущийся рядом Бен возле самой входной двери не затыкает ее на полуслове неожиданным и каким-то отчаянным поцелуем. Целоваться с ним оказывается ужасно неудобно – либо вставай на цыпочки, либо тяни его за шею вниз, без вариантов. И его волосы лезут Рей в лицо, когда он наклоняется. И от него пахнет пивом (и от Рей пахнет пивом, и она это прекрасно помнит, вот в чем ужас-то!). И это все равно самый замечательный поцелуй в ее жизни, такой, что она едва находит в себе силы оторваться и сказать: «До завтра, Бен. Мы поговорим об этом завтра.»
…Но на следующий день Рей так и не пришла. Бен прождал ее до полудня, недоумевая, что могло случиться (не мог же он ее напугать этим поцелуем?). Потом решился позвонить. Телефон был выключен. И в издательстве она тоже не появлялась.
Комментарий к 8. Восходящее действие
Перевод песни Für immer Dein (“Навсегда твой”), которую слушают Бен и Рей:
“Я здесь на поле брани пал.
За лучший мир я воевал.
Мир станет лучше, знаю ль я?
Но знаю, что он будет без меня.
Кровавый дым пороховой,
Рассвет забрезжил над землей.
Терзая грудь, уходит жизнь моя…
Любовь моя, сказать о чем-то должен я.
И в одиночестве тебе
не быть одной,
Костром я стану для тебя
в ночи зимой.
Разбито сердце пополам,
Навеки твой.
Не одинока ты,
ты навсегда со мной.
Не отобрать им, хоть я упаду,
Мою надежду, волю и мечту.
Я в сны твои когда-нибудь опять войду,
И после смерти я к тебе приду.
Теперь я в месте том,
Где я и раньше жил.
Ведь в сердце я живу твоем,
Оставшись тем, кем был.”
Ссылка на оригинал песни: https://www.youtube.com/watch?time_continue=2&v=Q4PmICu0Q1s
========== 9. Перипетия ==========
Темно. Просто темно, и все. Ничего, кроме темноты. Почему, вроде было утро? Или не было? Приснилось? Может, и сейчас снится все это – темнота, холод… Почему так холодно, было же тепло? Когда-то, вот совсем недавно, было тепло…
…В полиции, куда Фарер отправился после двадцати четырех часов бесплодного ожидания, ему, ясное дело, сразу сказали – рано пороть горячку, девчонка молодая, умотала куда-нибудь с кавалером, забила на работу, молодежь сейчас такая безответственная… Вернется – вы ей штрафные санкции какие-нибудь впаяйте, чтоб неповадно было, или вообще увольте, и вся проблема. Когда Бен попытался возразить – мол, ничего такого быть не может, совершенно невозможно, какие еще кавалеры, какие прогулы? – пожилой шуцман, вздохнув, посоветовал расспросить общих знакомых, может, кто-то что-то знает. «И по больницам прозвонить не забудьте!» - как будто это не было сделано в первую очередь. А напоследок напомнил, что заявление о пропаже постороннего, в принципе, человека, у него, Бенедикта Фарера, никто не примет.
Все это было в общем-то ясно с самого начала. Поэтому Бен заставил себя вернуться домой, сесть и подумать спокойно – что могло произойти с того момента, как он поцеловал Рей на пороге ее квартиры, и десятью часами утра, когда она должна была уже варить кофе у него на кухне. И вариант вырисовывался только один – утренняя пробежка в парке. В любую погоду, зимой и летом, два круга по небольшому парку, больше похожему на сквер – это обязательная норма, которой Рей придерживалась с трогательным, по мнению Бена, энтузиазмом. Он и сам подумывал начать бегать вместе с ней. Не то чтобы Фарер ощущал настоятельную потребность в ранних утренних подъемах, но, в конце концов, почему бы и нет… наверное, это действительно бодрит…
«Вот если бы ты бегал вместе с ней, а не валялся, как бегемот, на диване, с ней бы ничего не случилось. Она бы сейчас сидела тут, вспоминала бы какую-нибудь очередную ерунду по поводу работы… или, может, кино какое пересказывала, она их до фига смотрит, и все про любовь, будь она неладна…» - не в силах сидеть на месте, Бенедикт метался по квартире, натыкаясь на мебель и сдавленно ругаясь. Пнул неудачно подвернувшийся под ноги журнальный столик – тот отлетел к стене, посыпались какие-то бумажки, квитанции, что ли… Одна из них привлекла внимание Бена. Нацепив на нос очки, он присмотрелся внимательнее: так и есть, штрафквитанция на имя Рей Джакксон, езда на велосипеде в ночное время без фонарика… стоп, куда это она ездила на велосипеде в ночное время? Да еще и без фонарика? И почему, если уж на то пошло, эта квитанция вообще лежит здесь, а не у Рей дома?
Впрочем, посмотрев остальные бумаги, он вспомнил, что несколько дней назад Рей пришла, необычайно довольная, размахивая удачно купленной на распродаже новой сумкой. Она потом еще долго возилась, перекладывала вещи из старой сумки в новую, время от времени восклицая: «Надо же, эта помада здесь лежит, а я думала, что она потерялась…». Видимо, квитанцию она тогда же и забыла. Поворошив бумажки, Бен пришел к выводу, что это действительно так – тут лежали телефонные счета на имя Рей, чеки из супермаркета, какие-то рекламные буклеты, которых он отродясь нигде не брал, открытка с сердечком… Открытка. С сердечком. Без подписи, но с почтовым штемпелем, значит, пришла по почте… Да кто сейчас будет посылать по почте настоящую бумажную открытку, если дешевле и быстрей отправить виртуальную?
Со времен студенческой молодости Фарер зарекся пить до заката, однако сейчас он рассеянно вытащил из бара первую попавшуюся бутылку (оказался какой-то приторный ликер), налил его в кружку из-под кофе и так же рассеянно выпил. От дальнейших тягостных размышлений Бена отвлек телефонный звонок.