© Измайлова К.А., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Утреннее солнце светило ярко – не спасали даже ставни. На покрывале, на стенах, на потолке весело плясали золотые пятна. День обещал быть жарким.

Я хотел отодвинуть сладко спавшую Лайшу и встать, чтобы освежиться, как вдруг распахнутая дверь с треском ударилась о стену, а в покои ворвался настоящий ураган.

Ураган этот с разбегу запрыгнул на ложе, пихнул Лайшу в бок и приказал:

– Лайша! Кыш!

– Уже ухожу, шодэ…[1] – зевнула та, потянулась, подобрала с пола покрывало и вышла, по-моему, даже не открывая глаз.

– С добрым утром, – сказал я, когда Аю, свалившись на меня всей тяжестью (хотя что там той тяжести!), потерлась носом о мой нос. – Хорошо, что я уже проснулся, а то ведь так и заикой оставить недолго!

Я много раз просил так не делать, но кто слушал меня в этом доме? Разве что новые наложницы, да и те ровно до тех пор, покуда их не посвящали в негласные правила.

– Аю соскучилась, – серьезно ответила она и вытянулась у меня под боком. – Эйша долго не было.

Меня зовут Вейриш, но Аю, когда еще не могла толком говорить, произносила мое имя вот так, и я привык. Мне даже нравилось это – до такого сокращения не додумался никто из моих многочисленных родственников.

– Дела, – ответил я.

– Аю помнит, – кивнула она. – Дурные дела.

– Невеселые, – согласился я и припомнил семейную встречу, на которой меня, мягко говоря, озадачили.

И кто! Дядя Гарреш, от которого я не ждал подвоха… И который, я был уверен, давно убедился в полнейшей моей несостоятельности в том, что касалось хоть сколько-нибудь серьезных дел. Не так давно он выручил меня из неприятностей, в которые я угодил по собственной неосторожности (и, скажем прямо, глупости), а потому мной владела счастливая уверенность, что дядя считает меня бескрылым юнцом. Но нет, чем-то ему приглянулся именно я…

– Эйш, не спи! – потормошила меня Аю, и я очнулся.

– Я не сплю, просто задумался.

– Все те же дела? – произнесла она со странной интонацией, и мне показалось, будто в глубине ее темных глаз затрепетал огонек, словно свеча вспыхивала и гасла на ветру.

Аю – урожденная степнячка, а еще она ашшу. Не колдунья, нет, она ничего не может сделать, но зато способна предсказывать грядущее. У нас тоже бывают предвидения, но они всегда неопределенны, и истолковать их правильно очень сложно. Так, если бы дядя Гарреш вовремя понял, что сулит ему предчувствие, он, возможно, успел бы спасти если не Араша, своего младшего сына, так хоть невестку и будущего внука! Но увы, он не смог…

Аю видит грядущее – каким оно станет, если смотреть именно с этой точки, из этого единственного момента. Оно все равно не предопределено, его можно изменить, но Аю способна сказать, что случится, если ты ничего не станешь менять. Слишком далеко она заглянуть не в состоянии, но и о ближайшем будущем позаботиться стоит.

Аю увезли из родных краев совсем ребенком. Ашшу там на вес золота, и убить ее степняки побоятся, чтобы не навлечь несчастья на свой род, но вот лишить другое семейство такой ценности и забрать себе могут. Ведь предсказательница может предупредить об опасности, подсказать, куда лучше перегонять стада в этом году… Да мало ли! Просто украсть ее – уже означает лишить другой род преимущества. И даже если она не пожелает предсказывать для нового семейства, ее принудят рожать детей: кто-нибудь из потомков тоже может оказаться ашшу.

А иногда складывается так, что украсть-то ашшу можно, а вот оставить ее у себя – слишком опасно. Если обворованный род намного сильнее, он может отомстить и забрать свою собственность назад, вырезав обидчиков под корень. Тогда такие дела поручают людям со стороны, чтобы никто не смог связать похищение с кем-то определенным… А подозрения без доказательств у степняков мало чего стоят.

Впервые я встретил Аю худенькой девочкой-подростком, которая не могла толком говорить: тот, кто выкрал ее из родного становища и продал в рабство, лишил ее языка. Больше она не могла ни произнести пророчество, ни даже сказать, откуда она, из какого рода… Ее родные непременно выкупили бы ее, даже если ради этого пришлось продать в рабство нескольких здоровых мужчин! Те, уверен, с радостью приняли бы такой выбор старейшин, надеясь, что вскоре мудрость ашшу вернет их домой…

Изувечили Аю именно работорговцы – сами степняки навредить ашшу не решатся. Вдобавок они режут языки под корень, Аю же сохранила способность кое-как лепетать, и понять ее при желании было возможно. Другое дело, что она почти не знала общего наречия, но это уж дело наживное.

Хорошо владеть магией, частенько думал я, глядя, как разглаживаются шрамы на ее лице, а язык понемногу делается прежним. С выбитыми зубами было сложнее, но и с этим я справился.

С тех пор как я взял Аю в жены, она заметно изменилась. Я не говорю – похорошела, поскольку по местным меркам она вовсе не красива, но мы, драконы, смотрим не только и не столько на внешнюю оболочку, сколько на тот огонь, что горит в человеке…

У Аю оказались густые и жесткие, как гривы обожаемых ею лошадей, черные волосы; отросшие, они падали на плечи непокорной копной. Это только до замужества степнячки коротко стригут волосы, оставляя несколько прядей, а потом отращивают косы. У других народов, я знаю, делают наоборот.

Вот эта самая грива теперь щекотала мне шею, и я повернулся, чтобы нос к носу столкнуться с Аю.

– Дурные дела? – в очередной раз повторила она.

Супруга моя уже очень хорошо понимала и общее наречие, и местные языки, но говорила мало. Скорее всего, просто не желала. Так-то я часто заставал ее с другими женщинами – те знай трещали каждая на свой лад, Аю внимательно слушала и вроде бы советовала… Во всяком случае, та же Лайша говорила – «шодэ велела сделать то или это», а как Аю могла это сделать, если не словами? Жестом можно послать за водой или угощением, не более того.

А еще я не мог отучить ее говорить о себе в третьем лице – так принято у нее на родине, и она не собиралась отказываться от этой привычки. Упрямством Аю можно было крушить стены, и понял я это далеко не на первом году семейной жизни, а намного раньше.

– Они самые, – ответил я. – Что видишь?

– Плохо, – подумав, ответила она.

Это тоже было проблемой: видеть грядущее Аю видела, но объяснить, что именно должно произойти, могла не всегда. В тот памятный раз я просто чудом понял ее лепет, иначе… Иначе не простил бы себе. А она не простила бы меня за то, что не пришел на выручку ее хозяйке, и не отправилась со мной сюда, на юг…

И если она имеет в виду поручение дяди, то лучше послушать ее. Его история… то ли он прав, то ли нет, концов уже не найдешь, как говаривала бывшая хозяйка Аю, и соваться в это мне совсем не хотелось. Только крылья зря истреплешь.

– Мне стоит ввязываться или лучше подождать и посмотреть, что будет дальше? – уточнил я на всякий случай. В случае с ашшу следует формулировать вопрос как можно более точно.

– Подождать, – после паузы ответила она. – Пока… неясно. Рябь на воде. Туман. Не надо Эйшу лезть, вдруг буря? Надо думать. Искать.

– Что искать? – безнадежно спросил я.

– Аю не знает, – покачала она головой. – Просто – искать, что ищется. И найдется. Или нет. Как Эйш будет искать, так и выйдет.

– Ладно… – Я сел. – Ты уже завтракала?

– Аю просыпается рано, – с достоинством ответила она. – Эйш хочет есть? Аю прикажет подать!

– Пока не нужно, – прислушавшись к себе, ответил я. – Я сперва пролечусь до побережья и… Ты что?

Аю схватила меня за руку с недетской силой (а я не мог считать ее взрослой, ей вряд ли сравнялось четырнадцать!) и замотала головой.

– Эйшу нельзя лететь, – твердо сказала она. – Нельзя. Опасно.