– Один за всех и все за одного… куда там! – закричал великан. – Один за всех и все за одного, вместе мы сила, по одному пропадем.

Он пнул коня пятками и начал сначала.

Из мрака с визгом вылетела стрела, отсекла клочок его уха, зацепила лошадь того, кто недавно скакал за ним, и унеслась, точно летучая мышь. Разбойники попрятались за деревья, а Пак Перезвяк гневно завопил:

– Что у тебя зенки повылазили, я ж десять раз пароль повторил! Ну погоди, доберусь я до тебя…

– Пока ты отсутствовал, мы поменяли пароль, – объяснил часовой. – Тот больно трудно запомнить было.

– Ах, вы пароль поменяли, да? – Пак Перезвяк промокнул окровавленное ухо полой Шмендрикова плаща. – А мне про то откудова знать, а, безмозглый, трепливый, трусливый тип?

– Ну не заводись, Пак, – ласково ответил часовой. – Видишь ли, если ты даже не знаешь новый пароль, это мало что значит, потому как он шибко простой. Надо всего только крикнуть жирафом. Капитан это сам придумал.

– «Крикнуть жирафом»? – Великан принялся ругаться и ругался, пока кони не стали ежиться от смущения. – Олух ты этакий, жирафы вообще не кричат. Капитан мог с таким же успехом заставить нас кричать рыбами, а то бабочками.

– Это я понимаю. Зато такого пароля никто не забудет, даже ты. Ну не умен ли наш Капитан?

– Ума у него – палата без стенок, – изумленно ответил Пак Перезвяк. – Но послушай, а что мешает леснику, не то королевскому ратнику крикнуть жирафом, когда ты остановишь его?

– Ага, – усмехнулся часовой. – В том вся и штука. Крикнуть-то надо трижды. Два крика долгих, один короткий.

Долгое время Пак Перезвяк просидел на коне, вытирая ухо.

– Два долгих, один короткий, – наконец вздохнул он. – А ладно, оно не глупее, чем в те времен, когда мы и вовсе без паролей жили, а просто убивали каждого, кто отвечал хоть что-то. Два длинных, один короткий, годится.

Он поехал между деревьями, и люди его потянулись следом.

Где-то впереди рокотали голоса, сердитые, как у обобранных пчел. Когда кавалькада приблизилась, Шмендрику показалось, что он различил среди них и женский. Затем его щеку согрело пламя, и он поднял голову. Отряд остановился на маленькой полянке, где сидели вокруг костра еще человек десять-двенадцать, что-то раздраженно бормочущие. Пахло горелыми бобами.

Веснушчатый рыжий мужчина, одетый в лохмотья побогаче, чем на остальных, приблизился, чтобы поприветствовать их.

– Ну что, Пак! – воскликнул он. – Кого ты привез нам, удальца или узника?

И крикнул кому-то через плечо:

– Долей в супчик воды, любовь моя, у нас гость.

– Да я и сам не знаю, кого, – прогромыхал Пак Перезвяк.

Он начал рассказывать про Мэра и шляпу, но едва добрался до того, как они с ревом вломились в город, его перебила похожая на тощую колючку женщина; она протолкнулась сквозь кольцо мужчин и крикнула: «Этого не будет, Капут, суп и так не гуще жидкого пота!» Лицо ее было бледным, худым, – яростные рыжевато-карие глаза и волосы цвета жухлой травы.

– Кто этот длинный долдон? – спросила она, глядя на Шмендрика так, точно он был гвоздем, вылезшем в ее башмаке. – Он не из городских. Не нравится мне его рожа. Зарежь этого чародея.

Она хотела сказать «чаровника» не то «злодея», однако два эти слова слиплись и получился «чародей» – совпадение, от которого по спине Шмендрика словно мокрой водорослью провели. Он сполз с коня Пака Перезвяка и встал перед Капитаном разбойников.

– Я Шмендрик Волхв, – заявил он и обеими руками крутнул свой плащ, но тот лишь вяло взболтнулся. – А ты и вправду прославленный Капитан Капут из зеленого леса, храбрейший из храбрых и вольнейший из вольных?

Несколько разбойников тихо заржали, женщина застонала.

– Так я и знала, – сказала она. – Рассади его Капут, от сопелки до селезенки, пока он не сделал с тобой то же, что последний из них.

Однако Капитан гордо поклонился, показав лысую маковку, и ответил:

– Да, это я. Тот, кто гоняется за моей головой, обретает небывалого недруга, но ищущий моей дружбы может найти во мне друга навек. Как вы к нам прибыли, сэр?

– На животе, – ответил Шмендрик, – и ненамеренно, но тем не менее с дружбой. Хоть ваша возлюбленная и сомневается в этом, – добавил он, поведя подбородком в сторону худой женщины.

Та плюнула на землю.

Капитан Капут ухмыльнулся и опасливо обнял рукой острые плечи женщины.

– Ах, это всего лишь Молли Грю, – объяснил он. – Она оберегает меня лучше, чем смог бы я сам. Я человек великодушный и легкий до экстравагантности, быть может; щедрость ко всем, кто бежит от деспотии, – вот мой девиз. И только естественно, что Молли пришлось стать подозрительной, прижимистой, пасмурной, преждевременно постаревшей и даже отчасти деспотичной. Красивый воздушный шарик приходится вязать с одного конца узлом, а, Молли? Но сердце у нее доброе, доброе сердце.

Женщина передернула плечами и выбралась из-под его руки, однако Капитан к ней даже не обернулся.

– Будьте нашим гостем, господин кудесник, – сказал он Шмендрику. – Подходите к огню и расскажите нам всю вашу историю. Что говорят обо мне в вашей стране? Что там слышали об отважном Капитане Капуте и его шайке вольных людей? Покушайте тако.

Шмендрик принял место у костра, изысканно отклонил совсем холодную закуску и ответил:

– Я слышал, что вы – друг беспомощных и враг могущественных, что ведете с вашими людьми полную радостей жизнь в лесу, обирая богатых и оделяя бедных. Мне известна история про то, как вы и Пак Перезвяк пробили друг другу темечки квотерстаффами и стали таким манером кровными братьями; и как вы спасли вашу Молли от брака с богатым старцем, коего отец ее выбрал ей в мужья.

На самом деле Шмендрик отродясь и до этой ночи о Капитане Капуте не слышал, но прошел хорошую подготовку по основам англосаксонского фольклора и оттого знал типических его персонажей.

– И разумеется, – тут он пошел на риск, – был один злой король…

– Хаггард, гниль на него и гибель! – вскричал Капут. – Воистину, не с одним из нас старый король Хаггард поступил неправедно – кого согнал с принадлежавшей ему по праву земли, у кого отнял должность и доходы, кого лишил наследственной недвижимости. И все они – заметь, чародей, – живут лишь мыслью о мести, и когда-нибудь Хаггард заплатит по счетам, да так, что…

Два десятка оборванных призраков зашипели в знак согласия, но смех Молли Грю осыпался, точно град, грохоча и язвя их.

– Авось он и заплатит, – издевательски сказала она, – да не таким трепливым трусам. Замок его, что ни день, трухлявеет и разрушается, ратники слишком стары, чтобы носить доспехи, но править он будет вечно, как бы ни пыжился Капитан Капут.

Шмендрик приподнял одну бровь, а Капитан Капут запунцовел, как редиска.

– Ты должна понимать, – промямлил он, – у короля Хаггарда имеется Бык…

– А-а, Красный Бык, Красный Бык! – закричала Молли. – Я тебе вот что скажу, Капут, после стольких лет, проведенных с тобой в лесу, я начала думать, что Бык – это всего лишь ласкательное имя, которое ты дал твоей трусости. Если я услышу эту басню еще раз, я пойду и сама низвергну старого Хаггарда, и назову тебя…

– Довольно! – рявкнул Капут. – Не при посторонних!

Он с немалым усилием вытянул меч из ножен, и Молли, снова захохотав, раскрыла ему навстречу объятья. Вокруг костра сальные руки теребили рукоятки кинжалов и длинные луки натягивались сами собой, но тут заговорил Шмендрик, решивший спасти утопающее тщеславие Капитана Капута. Не любил он семейных сцен.

– В моей земле о вас поют балладу, – начал он. – Вот только забыл, как она начинается…

Капитан Капут крутнулся на месте, точно кот, заманивший в засаду собственный хвост.

– Которую? – спросил он.

– Не знаю, – ответил слегка ошарашенный Шмендрик. – Их что же, больше одной?

– Еще бы! – воскликнул Капут, рдея и разбухая так, словно он забеременел гордостью. – Вилли Кроткий! Вилли Кроткий! Где этот паренек?

Жидковолосый вьюнош с лютней и прыщами приволок от костра ноги.