Дарнаэл остановился у трапа, словно задумался над вопросом — обернулся и, прищурившись, улыбнулся вдруг так весело и открыто, что стало не по себе.
— Элвьента не глупа, друг мой. Элвьента — это клок эгоизма. Знаешь, как легко, когда тебя любят за то, что ты побеждаешь? — улыбка стала ещё шире, ещё ярче. — Знаешь, как тяжело победить, когда нет войны?
***
Стражник вышел вперёд, вскидывая оружие — и тут же опустил его. На губах появилась странная, до того радостная улыбка, что Галатье, сжавшийся за его спиной, не просивший больше убить, удивлённо распахнул глаза. Он видел, как Дарнаэл прибывал с кучкой верных ему людей, но никогда не замечал того, как на него смотрела вся страна.
— Ваше Величество! — отсалютовал ему мужчина.
— Почему не эрроканские солдаты на дверях? — голос Дарнаэла звучал так мягко, вкрадчиво, по-кошачьи, что хотелось отступить и спрятаться. Словно вдруг он способен обратиться в что-то дикое и страшное, а потом прыгнуть, выцарапать глаза и вытащить сердце из груди.
— Королева Лиара, — он так и не считал её своей собственной королевой, — решила, что у нас подготовка на более высоком уровне, Ваше Величество.
— Пусть так, — кивнул он. — Она в тронном зале?
Стражник только молча отступил. Его взгляд был таким предельно преисполненным преданностью, что Галатье хотелось скрыться куда-то, только бы не быть на линии огня — не видеть, как Тьеррон, его соперник, солнце на его небесах, толкает эту проклятую дверь, как предстаёт пред очи сумасшедшей королевы Лиары.
А ещё не сталкиваться с полным презрения взглядом — как бы Дара ни любили в его стране, как бы ни боготворили, Галатье был уверен в том, что никто не говорил ему того, что он сам, король соседнего государства, успел наболтать за долгое путешествие по морю.
Он прошёл в зал, резким, уверенным шагом — переступил порог так скоро и самоуверенно, что Галатье едва-едва поспел за ним. Может быть, не следовало, может быть, и обожания во взгляде было слишком много — но он просто хотел замереть за его спиной и ждать, пока Дарнаэл позволит говорить.
Безумец. Король соседнего государства, враг! Что ж ты делаешь, Галатье?!
Но Лиара будто бы и не замечала. Её взгляд, привычно злой и холодный — Дарнаэлу он был почему-то слишком знаком, — был прикован к высокому светловолосому мужчине и к знакомой по силуэту, по жестам, по движениям девушке.
Дар был готов увидеть здесь кого угодно, только не свою дочь.
— Милая Лиара, — он сложил руки на груди, останавливаясь в дверном проёме, — я очень рад, что ты так внимательна к приходу своего заклятого врага, но, будь добра, отвлекись. Я начинаю ревновать — слишком много людей мешают мне доводить тебя до белого каления.
Она вскинула голову — во взгляде на миг мелькнуло что-то вроде облегчения, мигом сменившегося гордыней. Королева больше походила нынче на какую-то пантеру, леопарда, готовящегося к прыжку — тихие шаги, сосредоточенный взгляд и опасность, сквозящая в каждом движении. Что может быть страшнее этого?
— Дарнаэл, — она поднялась со своего трона, будто та кошка, плавная, гибкая, самоуверенная, но первый шаг навстречу мужчине сделала сама, словно забывая об извечной гордости женщины — о самом первом правиле матриархата. — А я уж полагала, что ты сбежал, как последний трус, оставив меня наедине со всеми неприятностями…
— Да неужели? — он прищурился, так довольно и зло в тот же миг, словно в одном теле уживалось два существа — король и влюблённый в эту сумасшедшую мужчина.
Галатье, сколько ни старался, не мог отыскать в ней ни единой привлекательной черты. Несомненно, Лиара была красива, но всю её внешность так уверенно и спокойно затмевала самоуверенность и резкие мазки чар, что рассмотреть за этой маской любимую, мать… Нет, он был не в силах.
Но он вряд ли смотрел на неё своими глазами. Нет, у короля Торрессы не оставалось ничего, кроме сияния чужого выбора, чужой личности — он, наверное, и сам признавал, что с ума сошёл в той проклятой темниц, но и на свободу выбраться не мог, пытался утонуть в своих мыслях окончательно и бесповоротно.
— Эрла, моя дорогая, — Дарнаэл словно забыл о Лиаре — он миновал её быстрым, уверенным шагом, словно не заметил ни порыва, ни жеста со стороны женщины. — Вы давно здесь?
Дочь, казалось, только сейчас его и узнала — содрогнулась, опасливо покосилась на мать, ожидая от неё рывка, попытки остановить отца своих детей, — а после обессиленно, так и не позволив ни единой слезинке скатиться по щеке, повисла у короля Элвьенты на шее, затихла в родных, умиротворяющих объятиях.
Она что-то едва слышно бормотала, пересказывая короткую летопись последних дней, месяцев, что они не виделись — и Лиара за спиной превратилась в статую. Дарнаэлу не надо было оборачиваться, не надо было прислушиваться к её слишком громкому, надсадному дыханию, чтобы понимать это.
Значит, матери она не сказала ни слова. Промолчала — и о том, что боги — такие же, как они, бессильные, бесполезные, что победы не видеть, что у Рэя ничего не получается, только эта проклятая зелень.
У их живого — или ожившего, — сына.
— Эрла, — голос Лиары как-то слишком резко, по оттенкам и тону, отличался от бормотания её дочери, — мы не закончили наш разговор.
Дарнаэл обернулся, наконец-то выпуская дочь из объятий. Та не смотрела больше на мать с той привычной покорностью, что от неё ожидалось — воистину, королевское дитя, — но Лиара никогда не отказывалась от собственной цели только по той причине, что её самым наглым образом отказывались слушать. Слишком уж хорошо Дарнаэл знал привычки своей возлюбленной, чтобы в такое поверить.
— Мама, — в её голосе звучал почти что укор. — Ведь я сказала уже, что думаю относительно твоего предложения.
Лиара не нахмурилась. Она и виду не подала, что что-то в ответе дочери ей не понравилось — разве что только едва слышно вздохнула, но и раздражение успела подавить по-королевски быстро и самоуверенно. Правительницы не демонстрируют собственной слабости, только не тогда, когда за углом стоит богиня, что готовится узнать о том, насколько верными последовательницами её они были.
Она тряхнула головой — рыжие волосы привычной волной легли на плечи, сияя на фоне белизны платья особенно ярко, — и повернулась к Галатье.
— Так значит, — проронила она, — это было всё-таки не побегом? И в этом путешествии должна быть какая-нибудь польза?
— Милая моя, — усмехнулся Дар, — тебе не кажется, что немного некультурно так приветствовать короля соседней державы?
Было неизвестно, говорил ли он о себе, или, может быть, о Галатье — и тот тоже не знал. Лиара только гордо вскинула голову — разве она способна принимать критику на свой счёт? — и вновь торжественно посмотрела на дочь.
— Очень приятно, что ты всё-таки заботишься о судьбе наших государств, — протянула она. — Что ж, Галатье, — до “Вашего Величества”, разумеется, она не снизошла, — пойдёмте. Эрла?
Дочь неуверенно, но без лишних споров шагнула следом за матерью, подчиняясь её воле. Рано или поздно королева найдёт время, чтобы рассказать ей всё, что думает — так почему бы не сделать это сегодня?
Дарнаэл хмыкнул. Он так и остался посреди тронного зала, как раз у пересечения ветвей мраморных прожилок — но не один. Тот мужчина, что стоял рядом с Эрлой, незнакомый ему, разве что отдалённо и смутно, — тоже не ушёл. Разумеется, это не слуга Лиары — у неё они все как на подбор, безликие, не запоминающиеся и безмерно глупые. И, разумеется, этот человек пытался когда-то сопротивляться проявлениям её верховной власти.
Как всегда, в немилости.
— Ваше Величество, — он быстро кивнул Дарнаэлу, словно времени на достаточное уважение не было.
— Герцог Ламадийский? — Дар усмехнулся.
— Мы разве знакомы?
— Я бывал в Ламаде давным-давно — жителей ваших городов трудно забыть, — пожал плечами король. — Как и дарнийцев трудно спутать с любыми другими жителями южных берегов, так и вы не теряетесь среди горцев. Но всё же, я был уверен в том, что моя дочь станет однажды королевой, а не герцогиней. Впрочем, может быть, так оно и лучше.
