— На здоровье! — Прозвучало раздраженно, едва ли не с обидой.
— Не обижайся! — попросил Август. — Я же не знал… Думал, все это произошло только накануне, а тут оказывается целых четыре дня прошло. Целая эпоха!
— Да уж, эпоха, — тяжело вздохнула Татьяна и сделала несколько быстрых глотков вина, разом ополовинив содержимое своего бокала.
Помолчала, задумчиво глядя куда-то мимо Августа. Еще раз вздохнула и снова вернулась к рассказу, прерванному репликой Августа:
— Заговорщики атаковали Зимний дом, — сообщила она каким-то больным, "простуженным" голосом, — но им не повезло. Вернее, их удалось упредить…
По-видимому, императрица София чего-то в этом роде и ожидала, хотя, похоже, не знала, где и когда должно полыхнуть. Поэтому в последний момент она отказалась от участия в гуляниях на невском льду и заперлась во дворце, тайно стянув туда всех, кому на тот момент могла доверять, и кого не послала заранее в Петергоф, чтобы защищать царевен. Поэтому мятежникам пришлось изменить планы и вместо боя на открытой местности, к которому они, собственно, и готовились, атаковать императорский дворец. Да к тому же делать это экспромтом, то есть без должной подготовки. При этом заговорщики не подозревали о том, что их планы уже раскрыты, тогда как императрица и ее люди нападения ожидали и были к нему готовы. Во всяком случае, попытались к нему подготовиться.
Тем не менее, даже при таком комплементарном раскладе, в первые минуты боя могло показаться, что для правящей династии, вернее для женской ее линии, все кончено. Однако, если мятежники и почувствовали на губах вкус победы, распробовать его до конца им не удалось. Императрицу достаточно эффективно защищали ее личные телохранительницы-ведуньи и оставшаяся верной присяге дворцовая стража. А вскоре на помощь оборонявшимся в Зимнем доме придворным — тем из них, кто не струсил и не ударился в бега — пришли на помощь зимовавшие в Петербурге экипажи Второй Балтийской эскадры, в которых было несколько весьма сильных ведунов. Так что сражение получилось на славу, а когда Фоминова острова ко дворцу прибыли еще и сестры из обители, посвященной богине Джеване, заговорщики быстро потеряли весь свой наступательный пыл и, в конце концов, обратились в бегство.
Кое-кого из них, впрочем, удалось захватить еще тогда, в тот самый роковой день, а преследование других продолжалось по сию пору. Многих, в особенности, рядовых мятежников пленить при этом даже не пытались, убивая на месте, но вот руководителей заговора старались взять живьем. И дело тут не только в том, чтобы выпытать у них все подробности заговора, но и в том, что кого-то все-таки надо было публично пытать, судить и казнить. В назидание, так сказать, современникам и потомкам. Слишком уж серьезным преступлением являлось то, на что они решились, не говоря уже о количестве жертв, среди которых оказались и люди с весьма громкими именами, и практически полностью разрушенном Зимнем доме — резиденции государыни императрицы.
— А у нас, в Петергофе, кого-нибудь удалось взять? — спросил Август, предполагавший, впрочем, что ответ будет отрицательным. Слишком уж ожесточенный случился там бой. Очень уж страшными заклинаниями бросались друг в друга противоборствующие стороны.
— Взяли, — усмехнулась в ответ Татьяна, поймавшая, как видно, его мысль "на лету". — Не веришь?
— Но там ведь… — попробовал возразить Август, которому казалось, что там и тогда даже уцелеть было непросто, не то, что пленных брать.
— Там, дорогой, на нашу удачу, — довольно ухмыльнулась Таня, — в нужное время и в правильном месте оказались Анечка свет Захарьевна и наш caro amico Василий. Они двух супостатов повязали, а это, согласись, не хухры-мухры! На самом деле, троих, но одного по ходу дела пришлось зарезать. На них наседать как раз начали, а они, я имею ввиду Анечку и Василия, все-таки не колдуны: с пленным на руках фиг бы отбились.
"Чудные дела творятся!" — вынужден был признать Август, выслушав объяснение Татьяны.
"Но с другой стороны…" — задумался он немного погодя, припоминая все, что он знал по этому поводу. — Почему бы и нет?"
Охотники на колдунов существовали всегда. И среди них встречались, порой, и такие, кто сами по себе ни колдунами, ни волшебниками не являлся. Август этим вопросом специально не интересовался, но слышал про таких и знал, что это не пустые слова. Он одного такого охотника даже лично знал, хотя и не близко. На войне во Фландрии в составе корволанта, в котором служил Август, состоял один такой умелец — сержант-наемник из Прусского королевства. Вот он этим самым и промышлял: втихую захватывал испанских колдунов и волшебников. Деньги за это платили немалые, но и риск, — чего уж там, — был большой. В особенности, если действовать не из засады, а вот так, как, судя по всему, сделали это Анечка Брянчанинова и граф Новосильцев — прямо в бою.
— Тебе воду подогреть? — неожиданно спросила Татьяна.
Как ни странно, вопрос прозвучал точно тогда, когда Август почувствовал, что вода в ванне, и в самом деле, начала остывать. Сначала он хотел отказаться, но, прислушавшись к своим ощущениям, понял, что сам подогреть воду никак не сможет. Он был "пуст", едва чувствововал магические потоки, и уж точно не смог бы сейчас ничего путного наколдовать.
— Ну, если тебе не трудно… — нехотя, сказал он, переживая унизительное чувство бессилия. Его физическое состояние все еще было далеко от желаемого. Ментальное, если верить интроспекции — и того хуже.
— Мне не трудно, — фыркнула Таня, разумеется вполне оценив "душевные метания" Августа, и аккуратно, то есть плавно и в разумных пределах, подогрела воду до нужной температуры. — А тебе пора перестать меня стесняться. Я тебе не чужая, Август, и люблю тебя не за то, что ты весь такой из себя мачо! Хотя мачоизм твой мне обычно не мешает. Но не забудь, ты едва не помер от ожогов и отравления "проклятием Гекаты" и четыре дня провел без сознания. Я понятно излагаю свою мысль?
Что ж, она была права, разумеется, но от этого легче не становилось.
— Что такое "мачо"? — поинтересовался он, чтобы прервать повисшее между ними молчание.
— Самец, по-испански, — добродушно улыбнулась в ответ Татьяна. — Физически соблазнительный парниша, брутальный и вообще!
— Вообще-то, это про меня, — улыбнулся, остывая, Август, — разве нет?
— Про тебя, про тебя, дорогой! — кивнула Таня. — Но это не значит, что ты, как и всякий другой человек, не можешь устать или заболеть! Марвел утверждает, что болеют даже супермены.
— Кто такой Марвел? — Одно дело новые, неизвестные Августу слова, и совсем другое — неизвестное имя.
— Марвела читал? — неожиданно и непонятно развеселилась Таня. — Нет? В койку!
Август ее не понял, но предположил, что речь идет о какой-то шутке, оценить которую способны лишь "соплеменники" Татьяны, и счел за лучшее сменить тему разговора.
— А что насчет твоих ран? — Сейчас Август отчетливо вспомнил, что Татьяна тоже была ранена в бою. По крайней мере, один раз. Но не исключено, что ран было гораздо больше, только Август в горячке боя их пропустил или попросту не запомнил. — Тебя ведь тоже ранили!
— Было дело, — поморщилась женщина. — Поймала нежданьчик. Но Веста меня еще тем днем подлатала. Так что не волнуйся, Густо! Ничего серьезного, и, уж точно, что и близко не сопоставимо с твоими ранами.
Странное дело, временами Татьяна, словно бы, спохватывалась и вспоминала немецкие и итальянские уменьшительные производные от имени Август. И тогда в ее речи появлялись все эти Юсс, Густ и Густо, не говоря уже о Тино. Но она никак не могла остановиться на каком-то одном из них и, более того, создавалось впечатление, что ей просто нравится называть его Августом. При этом обращения "дорогой" и "caro amico" она зарезервировала исключительно для публики, "милый" звучало в ее устах иронично, если не сказать, насмешливо, а "дураком" и "дурнем" она звала Августа, любя, и только наедине.