2. Афина – богиня мудрости – рождается из головы Зевса взрослой и в полном военном облачении.
3. Гермес – будущий вестник олимпийских богов – был ещё младенцем, когда он украл коров, принадлежащих Аполлону. Две из них он поджарил на костре и зараз их съел. После такого роскошного пиршества Гермес преспокойно вернулся в свою колыбельку.
4. Молодой охотник Актеон позволил себе посмотреть на голую Артемиду. От богини охоты последовало незамедлительное наказание: она превращает несчастного юношу в оленя.
5. Афродита, богиня любви и красоты, до безумия влюбилась в прекрасного Адониса, сына критского царя. На охоте его задрал свирепый кабан. Горе Афродиты было безутешным. Зевс сжалился и приказал Аиду, владыке подземного царста, отпускать Адониса из царства смерти каждые полгода к Афродите на небо.
Примеры чудес из индийских мифов:
1. Индра – верховный бог ведической религии – так испугался царя Нахушу, что уменьшил себя до такого размера, что сумел спрятаться от этого царя внутри цветка.
2. Шива – великий бог-разрушитель – возглавил войну богов с асурами. Вот как выглядела его чудо-коляска: гора Меру стала её сиденьем, гора Мандара – осью, а солнце и луна – колёсами.
3. Асуры построили себе крепость, в которой находился чудо-водоём: он воскрешал мёртвых. Великий Хранитель мира Вишну взмыл в небо, опустился около этого водоёма, превратил себя в быка, выпил из него чудесную воду и возвратился в стан Индры.
4. Мудрецу Дадхьянчу небесные целители отрубили человеческую голову и приставили на её место конскую. Она прижилась и заговорила по-человечьи. Индра отсёк эту голову мечом. Целители вернули мудрецу его прежнюю человеческую голову.
5. В лесу Висиштхи, сына Варуны, жила чудесная корова. Она исполняла любые желания людей.
Чудеса, описываемые в сказках, составляют основу сказочной картины мира. Чудеса, описываемые в мифах, составляют основу мифической картины мира. Эти картины мира не порывает с реальным миром полностью и целиком. Реальный мир в той или иной степени присутствует в сказках и мифах, но он подвергается в них перекодировке.
Б. Н. Путилов писал: «Фольклорное творчество вбирает богатый мир этнографической действительности, подвергая его перекодировке» (Путилов Б. Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994, С. 117).
Эти слова имеют отношение как к сказкам, так и к мифам. Перекодировка реального мира в них осуществляется главным образом за счёт одного и того же творческого приёма – фееризации. Этот приём их объединяет. Возникает проблема отграничения мифа от сказки.
Наш выдающийся фольклорист Владимир Яковлевич Пропп указал на две главные причины, лежащие в основе разграничения мифа и сказки: во-первых, миф принадлежит религии, а сказка – искусству; во-вторых, мифотворцы верят в реальность описываемых ими чудес, а сказочники – не верят.
В своём главном труде В. Я. Пропп писал: «Под мифом здесь будет пониматься рассказ о божествах или божественных существах, в действительность которых народ верит. Дело здесь в вере не как в психологическом факторе, а историческом. Рассказы о Геракле очень близки к нашей сказке. Но Геракл был божеством, которому воздавался культ. Наш же герой (герой волшебной сказки. – В. Д.), отправляющийся, подобно Гераклу, за золотыми яблоками, есть герой художественного произведения» (Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 2014. С. 13–14).
В мифах отражено вполне серьёзное отношение к самой возможности чудесных событий. На вере в реальность чуда держится любая религия. Совсем другое отношение к чуду мы обнаруживаем в сказке.
Чудо в сказке расценивается как событие вымышленное, нереальное и даже, выражаясь по-бахтински, смеховое. В его реальность ни сказочники, ни их слушатели уже не верят. Оно становится в сказке предметом развлечения.
В восприятии чуда сказка превращается в антипод религии. Религиозная вера в реальность чуда в ней дискредитируется. Как явная насмешка над верой в реальность чуда звучит типичная сказочная концовка: «И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало».
Иногда в сказках появляются мифические персонажи. Но сказочный контекст подвергает их демифизации. По отношению к языческим персонажам русские сказочники заняли откровенно антирелигиозную позицию. В своих сказках они их подвергают явной демифизации. Водяной, леший, домовой и тому подобные мифические персонажи утрачивают в сказках свою религиозную природу и оказываются в одном ряду с другими сказочными героями – Кощеем Бессмертным, бабой-ягой и др. В их реальное существование ни сказочники, ни их слушатели уже не верят.
В сказке «Королевич и его дядька», например, изображён леший. Но он выглядит вовсе не как мифический персонаж, а как сказочный персонаж. Правда, некоторые отголоски из его мифического прошлого мы в нём можем обнаружить. Они связаны с его былым могуществом. Оно выражено, в частности, в том, что его дочери дарят королевичу скатерть-самобранку, волшебное зеркальце и чудесную дудку. Мы видим перед собою типичные сказочные предметы.
Но могущество лешего в сказке явно не так безгранично, как в мифах о нём. С ним очень легко справляется король. Он ловит его и заковывает в железный столб. Только благодаря королевичу он получает свободу.
Как откровенная насмешка над верой в домового звучит сказочка «Иванушка и домовой»:
«Иванушка ходил в лаптях. Заходит он в свою избу. Матери дома не было. Услыхал – кто-то в избе пыхтит. Испугался он, дверями хлопнул и побежал. У него оборка от лаптя на ноге развязалась. Прищемило её в дверях, он и упал. И закричал:
– Батюшки! Спасите! Домовой меня держит!
Прибежали соседи, подняли Иванушку, а он чуть жив. И тут разобрали, в чём дело: испугался он лаптя на своей ноге, оборки и квашни. То-то смеху было!» (РНС. С. 504).
Демифизации подвергается дух гор и рек в уже упомянутой китайской сказке «Всадник на зелёном коне». Отголоски его мифического могущества заявляют о себе в эпизоде, где жена лягушки, которая превратилась в прекрасного всадника, обращается к духу гор и рек за помощью. Она умоляет его спасти мужа от смерти:
«Девушка держала на руках мужа, а он всё слабел и слабел.
– Муж мой, не умирай!
– Если хочешь, чтобы я жил, сядь скорее на моего зелёного коня, скачи на запад и попроси у духа гор и рек счастье для людей.
Девушка села на коня и понеслась как ветер. Зелёный конь остановился перед храмом, излучавшим яркий свет. Она вошла туда и стала просить духа вернуть к жизни мужа и дать людям счастье.
– Девушка, твоя сердечность тронула меня, – сказал дух. – Желания твои будут исполнены» (КНС. С. 34).
Дух гор и морей ведёт здесь себя как будто как мифический герой. Он обещает женщине не только вернуть к жизни её мужа, но даже и дать людям счастье. Между тем, перекочевав из мифа в сказку, дух гор и морей утратил своё мифическое могущество. Он не в силах выполнить желания жены всадника. В конце сказки её муж умирает, а уж о счастье для всего человечества и говорить не приходится.
Дух гор и морей в приведённой сказке ставится в конечном счёте в один ряд с другими её персонажами. Из мифического героя он превращается в сказочного. Это означает, что сказочники, сочинившие эту сказку, уже не верили в его мифическое величие. Они относились к нему не как мифотворцы, а как сказочники. Он для них – такая же выдумка, как и другие персонажи этой сказки. Они подвергли его образ демифизации. В отличие от своего мифического прототипа, он не способен творить чудеса.
Теряет своё мифическое могущество и горный дух в сказке «Чан Фамэй». Он проигрывает в ней старику, который исполняет в ней роль чудесного помощника девушки Чан Фамэй.
Эта девушка жила в деревне, в которой не было воды. Её жители бедствовали. Им приходилось ходить за водой к источнику, который находился от их села за несколько километров. Но однажды Чан Фамэй нашла на горе Доугаошань, которая находилась недалеко от её деревни, источник чистой и прохладной воды. У этого источника был хозяин – злой дух горы. Заметив девушку, он пригрозил ей расправой, если она скажет об источнике односельчанам.
