Я выбрал популярные в то время Vibram FiveFingers, которые выглядели так же странно, как и назывались.

Они были похожи на лапу гориллы с отдельным кармашком для каждого пальца ноги. Но я вдруг стал истинно верующим. Я больше не искал кроссовки, я искал духовный путь в мир природы, связь с частью эволюционного прошлого удивительной выносливости и формы. Обувь в виде ступни казалась подходящей. Я отправился в специализированный магазин обуви для бега и рассказал продавцу, что я ищу и как FiveFingers мгновенно избавят меня от боли и позволят мне бегать вечно.

Продавец разрушил чары. Он предупредил, что замена кроссовок Nike на толстой подошве практически тапочками – это путь к боли в суставе, а не избавление от нее. В результате я вышел из магазина с парой кроссовок для бега Brooks PureConnect цвета электрик, ультралегкими, но все же с системой амортизации. И, в отличие от FiveFingers, они выглядели кроссовками.

Новая обувь заставила меня почувствовать себя иначе. И не только из-за того, как были сконструированы кроссовки Brooks (они обхватывали середину ступни так, как этого не делали Nike), но еще и из-за того, что они ничем не напоминали мои черные, серые или белые кроссовки. По какой-то причине в чисто голубых кроссовках мне казалось, что я бегу быстрее. Так ли это было на самом деле или нет, значения не имело.

Нет другой такой разнообразной обуви, как кроссовки. Они могут быть знакомы вам под именем кроссовок, спортивок, тапочек, теннисных туфель, джоггеров или шиповок, но почти у каждого они есть. Кроссовки помогают нам слиться с толпой или выделиться. Они могут быть основой, вокруг которой мы собираем наш наряд, и тем, что мы надеваем в последнюю минуту перед выходом из дома. И каждая пара кроссовок, которую мы носим, говорит о нас очень много.

Я видел разнообразие кроссовок на Бостонском марафоне в 2014 году. Я снова не прошел отбор для забега, но, будучи фанатом марафона, пристально следил за ним по ТВ и онлайн.

Спустя год после того, как бомба террориста унесла жизни троих людей и покалечила сотни других, кроссовки были главной частью самодельного мемориала на Копли-сквер, неподалеку от места атаки. Кроссовки висели на заградительных барьерах или аккуратно стояли рядом с более привычными цветами и написанными от руки записками. На выставке в расположенной рядом Публичной библиотеке Бостона искусно расположили обувь для бега, собранную с мемориала предыдущего года. А на улице высокотехнологичные кроссовки для бега были на ногах у десятков тысяч участников. Зрители, выстроившиеся вдоль трассы марафона, демонстрировали радугу баскетбольных и теннисных кроссовок. Протезы из карбонового волокна, изощренные инженерные приемы и инновационные подошвы позволяли соревноваться спортсменам с ампутированными ногами. Вдоль всей трассы протяженностью 42 км старые кроссовки свисали с телефонных кабелей над головой.

Спортивное снаряжение, многофункциональная мода, мемориал, искусство: за полтора века существования кроссовки стали одним из практически вездесущих культурных объектов. Кроссовки появились в результате промышленной революции, которая дала людям один побочный продукт – свободное время. Они развивались, когда начали организовываться виды спорта. Они помогли американским солдатам подготовиться ко Второй мировой войне. Они эволюционировали вместе с модой и культурой потребления. Они определили облик и подростка из пригорода, и городских банд. Они появились в песнях, когда зародился хип-хоп, и были частью униформы юных панков и стареющих рок-звезд. Они помогли создать знаменитых спортсменов и стали универсальным символом глобализации. Их носили президенты и обычные люди. В последние годы появилось много исследований о них, включая коллекцию интервью «Кроссовки» (Sneakers); документальный фильм «Сникерхеды» (Sneakerheadz) о самых ярых коллекционерах; и «Из коробки: подъем культуры кроссовок» (Out of the Box: the rise of sneaker culture), иллюстрированная история, подкрепленная мощным академическим исследованием, которой моя книга многим обязана. История кроссовок – это в каком-то смысле недавняя история США.

Так как же мы до этого дошли?

Мир стоял на пороге перемен, когда Чарльз Гудиер в 1834 году увидел спасательный жилет в витрине магазина в Нью-Йорке. Гудиер только что вышел из долговой тюрьмы. Его вынудили объявить себя банкротом после того, как рухнул его семейный скобяной бизнес. Отсидев долгие дни в убогой камере, он придумал смелый план, как вернуть процветание своей семье. Вместо того чтобы продавать то, что требовалось для современной жизни, он изобретет что-то новое и лучшее. В конце концов, занимаясь скобяным бизнесом, он же делал собственные модели кос и вил. А его отец открыл свое дело, производя пуговицы для американских солдат во время войны 1812 года. Глядя на выставленный в витрине спасательный жилет каучуковой компании «Roxbury India Rubber Company», тридцатитрехлетний Гудиер решил, что пришло время осуществить его план.

Каучуковые изделия были относительно новыми для Соединенных Штатов, получив широкое распространение в 1820-х годах. Инвесторы слетались на эту любопытную субстанцию из «плачущих деревьев» Центральной и Южной Америки.

Каучуковая обувь была среди первых товаров из этого материала, проданных новой нации. «Верхнюю обувь», прародительницу современных галош, надевали поверх обычной, чтобы уберечь ее от дождя и грязи. Грубые латексные боты считались триумфом дизайна, они обеспечивали защиту, которую не могла дать кожаная или деревянная обувь. В 1826 году 8 тонн «верхней обуви» были импортированы в Новую Англию из Бразилии. Четыре года спустя эта цифра выросла до 161 тонны. Каучуковый бум продолжался и в начале 1830-х годов. Из-за всеобщего восхищения водонепроницаемыми свойствами каучуковые плащи, шляпы, лодки и спасательные жилеты присоединялись к увеличивающейся линейке товаров.

Гудиер купил спасательный жилет, который увидел в Нью-Йорке, и увез к себе домой в Филадельфию. На самом деле улучшать Гудиер собрался не «воздушный мешок», а только его клапан, у которого был пропускающий воду шов. Он решил придумать лучший дизайн. Когда он вернулся в магазин Roxbury несколько недель спустя, продавец был впечатлен дизайном клапана, предложенным Гудиером, но существовала маленькая проблема. Он отвел Гудиера на расположенный неподалеку склад, где на многочисленных полках лежала растекшаяся масса, которая когда-то была спасательными жилетами. Продавец объяснил, что хотя компания Roxbury была одной из наиболее успешных компаний в сфере торговли каучуком, теперь она на грани краха. Каучук противостоял воде, но у него был фатальный недостаток: он плавился в жару и становился хрупким на холоде. Спасательные жилеты не пережили нью-йоркское лето.

«Забудьте о вашем клапане, – сказал продавец. – Единственным изобретением, которое могло бы спасти каучуковую промышленность и принести состояние изобретателю, стал бы метод, защищающий каучук от… этого».

Гудиер заинтересовался. Время было самое неудачное для того, чтобы заняться этим бизнесом. Инвесторы, поначалу привлеченные каучуком, отступили, а интерес покупателей к товарам, не способным сохранять форму в жару, падал.

Тем не менее новоявленный изобретатель принялся за работу, покупая ставший никому не нужным каучук по цене несколько пенни за 0,5 кг. Гудиер воспользовался скалкой жены, чтобы превратить кусочки каучука в податливую массу, а потом подверг каждый образец многочисленным тестам. Он испробовал все, что только смог придумать – растворял кусочки каучука в химических растворах, подвергал воздействию солнца, глазуровал, – уверенный в том, что если бы ему удалось создать устойчивый к температурам каучук, то его потенциал будет большим. Не имея никакой научной подготовки, которая помогла бы ему структурировать эксперименты, прогресс был медленным и трудоемким.

Месяцы экспериментов превратились в годы. И Гудиер заложил семейную мебель, чтобы было на что жить. Снова оказавшись в долговой тюрьме (за свою жизнь он побывал там около полудюжины раз), он продолжил работу там, к огромному удивлению сокамерников, наблюдавших, как он месит и скатывает кусочки каучука. Гудиер каждый раз терял присутствие духа, падая так низко, называя условия жизни в одной из бостонских тюрем «наверное, таким же хорошим местом для отдыха, как и могила», но кредиторы всегда выпускали его на свободу через несколько недель. (Гудиер мог бы утешать себя тем, что за решетку попадали и те, у кого денег было много, кто не оказался на краю бедности. Человек, подписавший Декларацию независимости, оказался в тюрьме, будучи членом Верховного суда.)