И если Игорь просит вытащить его, значит, все очень плохо. Гораздо хуже, чем ей казалось. Хуже некуда… Значит, у него вся надежда только на нее.

А она… Что же она может сделать? Что? Уже не осталось чиновничьего кабинета, где бы она не побывала, где бы не умоляла, доказывала, требовала, плакала…

— Мама, ты опять плачешь?

Сын обнял ее за шею.

— Не буду больше, — поспешно вытирая глаза и пряча в кулак записку, сказала Евгения. — А ты что не спишь?

— Мне одному страшно, — признался Лешка. — Почитай мне на ночь.

— Хорошо, беги в кровать, а то замерзнешь. Я сейчас приду.

Когда сын ушел, она снова свернула записку и, поискав глазами надежное место, спрятала маленькую трубочку в одну из жестяных коробок с крупами…

На следующий день Женя отправила сына в Саратов, к бабушке.

Прощаясь с матерью на вокзале, Лешка излучал восторг. Он никогда еще не путешествовал самостоятельно на поезде, и радость от внезапных каникул омрачало только одно обстоятельство — дома у бабушки не будет компьютера.

— Мам, как ты думаешь, в Саратове можно будет у кого-нибудь найти приличный компьютер? — в сотый раз спрашивал мальчик, вертясь на своей полке в купе. — Я на всякий случай взял все свои игры. — Он тяжко вздохнул и добавил: — Те, что остались после обыска…

Евгения попросила проводницу присмотреть за сыном.

— В Саратове его обязательно встретят, я уже договорилась. Ну пока, Лешенька! Дай маме тебя поцеловать.

Мальчик насупился, но вытерпел «слюнявые нежности».

«Мне необходимо с кем-то посоветоваться!» — думала Женя, провожая взглядом удаляющийся состав и медленно возвращаясь по перрону на привокзальную площадь.

«С кем-то из друзей Игоря. Сама я представления не имею, куда мне обращаться в Москве! Да-да, обязательно необходимо посоветоваться».

С вокзала она отправилась в центр города.

Серое казенное здание РУБОПа, расположенное рядом с суворовским училищем и местным отделением ФСБ, почти закрывали густо посаженные голубые ели. Напротив здания, на гранитном постаменте, задрав залитое свинцом дуло, возвышался танк времен Отечественной войны — произведение местных оружейников.

Евгения подошла к дежурному и попросила его позвонить по внутреннему номеру.

— Полковник Заметалин? Это Евгения Трегубова, здравствуйте. Можно с вами сейчас встретиться? Да, я внизу на вахте.

Через полчаса ей выписали пропуск.

Она поднялась по знакомой лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой, вошла в кабинет.

Валеру Заметалина она знала лично. Несколько раз он с женой приходил к ним в гости. Мужчины пили пиво, говорили о работе, женщины обсуждали детей, обменивались рецептами и узорами для вязанья…

Войдя в кабинет, Евгения и не вспомнила о том официальном тоне, которым беседовала с Заметалиным по телефону. Одно дело — при посторонних, другое дело — наедине…

— Привет, Валера, — сказала она, расстегивая верхнюю пуговицу шубы. — Мне необходимо с тобой посоветоваться. Мы можем здесь поговорить?

— Почему нет? Садитесь, — кивнул Заметалин.

Евгения пропустила мимо ушей этот сигнал, это холодное «садитесь» вместо приятельского «садись».

— Игорь передал мне записку, — усевшись на стул напротив заметалинского стола, приглушенным голосом сообщила она.

Лицо Валеры удивленно вытянулось.

— Что?!

— Он просит, чтобы я поехала в Москву, там добивалась правды. Подскажи, к кому мне ехать? Я ничего в ваших делах не понимаю. Куда мне обращаться? В Генеральную прокуратуру? В Администрацию Президента? Или в Военную прокуратуру? Я не знаю…

— Он так и написал, что ты должна поехать в Москву?

— Да. Написал дословно — «дуй в Москву, вытаскивай меня».

Заметалин задумчиво посмотрел в окно, потом спросил:

— Записка с тобой?

— Нет. Я ее сожгла.

Что-то заставило ее соврать…

— Плохо, — нахмурился Заметалин.

— Почему? — испуганно встрепенулась Женя.

Заметалин не ответил.

— Кто ее передал?

— Я не знаю. Принес какой-то молодой человек, поздно вечером позвонил, попросил выйти во двор…

Заметалин выведал у нее подробности, а потом снова уставился в окно.

— А что? Ты думаешь, это провокация?

— Сейчас, одну минуту, — сказал Заметалин, снимая телефонную трубку и той же рукой набирая три цифры внутреннего номера. — Сейчас во всем разберемся.

Евгения кивнула, вздохнула с облегчением.

— Евтюхов, ты? Срочно зайди ко мне, — приказным тоном бросил в трубку Заметалин.

Через мгновение Евтюхов материализовался на пороге его кабинета.

— Бери ребят, отправляйтесь к этой гражданке на дом, — кивком показал на Евгению полковник. — Возьмите ее квартиру под охрану до моего распоряжения. С дамы глаз не спускать.

— Это как?… — привставая со стула, прошептала Женя. — Это как понимать? Я что, арестована?

Заметалин посмотрел сквозь нее и еле заметно кивнул.

— Как? — воскликнула Женя. — За что?

— У нас ни за что не арестовывают, — ухмыльнулся Заметалин.

Евтюхов молча подошел к Евгении, взял под локоть и потащил вон из кабинета.

Он вывел ее на улицу, но не через парадный, а через служебный выход. Во внутреннем дворе Евгению запихнули в черный джип. В машине уже сидели вооруженные люди в камуфляже и черных масках. Ошеломленная женщина не могла поверить, что все это происходит с ней на самом деле.

Ее привезли домой. Войдя в квартиру, омоновцы распределились по комнатам, а Евтюхов стал требовать у Жени записку.

— Я же сказала, я ее сожгла!

Евтюхов посоветовал подумать.

— Я сожгла ее на кухне!

— Ключи от квартиры!

— Что?

— Ключи от квартиры давай, корова! — замахиваясь на нее, рявкнул Евтюхов.

Женя отдала ему ключи.

Евтюхов по-хозяйски прошелся по квартире. Принес два пустых чемодана, бросил на пол перед Трегубовой.

— Снимай сапоги, шубу. Всю теплую одежду из шкафов складывай сюда! Поворачивайся живее, чего уставилась?

На кухне затрещал телефон. Женя хотела подойти, но ее грубо толкнули обратно в комнату.

— К телефону больше не подойдешь.

Один из охранников снял трубку:

— Да! Кто говорит? Она не может подойти. Что передать?

Когда Евгения сложила в чемоданы всю теплую одежду, Евтюхов придирчиво осмотрел остатки гардероба. Отобрал и бросил на кровать халат, спортивный костюм, кофту и юбку.

— Хватит с тебя. Если еще что понадобится, только с моего разрешения.

Чемоданы он вынес в прихожую, намереваясь забрать с собой. Что не поместилось — приказал унести из спальни в соседнюю комнату, где разместились охранники.

— Где твой щенок?

— У нас нет собаки, — удивленно глядя на Евтюхова, ответила Женя.

— Дурочку строишь?

Хлесткий удар по щеке заставил женщину ахнуть от боли. Слезы сами покатились из глаз.

— Я спрашиваю, мальчишка где?

— Уехал. К бабушке.

— Кто еще в квартире живет?

— Больше никто.

— Теперь можешь спокойно сидеть и реветь. Из комнаты ни шагу. В туалет захочешь — свистни охране, они проводят.

…Остаток дня Женя провела, лежа в кровати. Накрывшись с головой толстым ватным одеялом, она делала вид, будто крепко спит. Сначала охранники то и дело проверяли, чем она занята, часто без стука открывали дверь и осматривали комнату. Потом постепенно привыкли и стали заглядывать гораздо реже.

Когда стемнело, Евгения выскользнула из кровати и натолкала под одеяло подушек.

«В темноте не разберешь, лежит кто-то или нет», — думала она.

Затем она оделась, стараясь не шуметь. Поверх теплого спортивного костюма с начесом натянула юбку и шерстяную кофту, сверху накинула черный махровый халат. Из гостиной в спальню доносился шум трибун и заводные крики весельчака Николая Фоменко — это охранники смотрели по телевизору популярную программу «Титаны реслинга». Охранники оживленно комментировали происходящее на экране.

«Взять с собой документы, деньги! — лихорадочно соображала Евгения. — Паспорт, офицерский билет Игоря… Что еще?»