— Правда? На нашего Паульсена? — удивился Зайдельбах. — И что же в нем интересного?

— Он является обладателем самой большой коллекции спичечных этикеток во всей Европе!

Коринна удивленно спросила:

— Спичечных этикеток?

Горица кивнул:

— А разве не вызывает любопытства его переписка со знаменитостями со всего мира?

Зайдельбах угостил своих гостей хорошим французским вином.

— Паульсен не подозревал, что я довольно хорошо понимаю по-испански и разгадаю его трюк. С того момента он оказался у меня в руках и ответил на все мои вопросы.

Коринна не понимала намеков Фреда, Зайдельбах тоже.

— Вы говорите, что Паульсен сделал какой-то трюк? — спросил он.

— Подумайте только! С какой бы это стати пятидесятилетнему мужчине заниматься в забытой богом пустоши коллекционированием этикеток от японских спичек? — Горица усмехнулся. — Он воспользовался фотографией парализованного двенадцатилетнего юноши, передвигающегося на инвалидной коляске, и своей способностью подделывать подписи, написал императору Японии Хирохито письмо, в котором уверял, что коллекционирование спичечных этикеток придало новый смысл его жизни.

Коринна и Зайдельбах переглянулись: они ничего не понимали.

— Секретарь императора послал ему дюжину этикеток, и теперь они занимают самое почетное место в его коллекции! Вы спросите, зачем я вам об этом рассказываю? Да для того, чтобы вы поняли, что я кое-что узнал о внутренних делах фирмы, о которых Паульсен никогда и словом не обмолвился.

— О делах фирмы? — спросил Зайдельбах.

— Да. Например, о том, господин профессор, что ваша часть в сумме общего капитала составляет символически всего лишь пять процентов!

В камине потрескивали горящие дрова, от которых в комнате пахло смолой. Зайдельбах подложил в огонь еще несколько поленьев и задумчиво проговорил:

— Да, я не отрицаю того, что за прошедшие двадцать лет Лорхер выплатил мне большую часть моего компаньонского вклада.

— Вы изобрели стекло такого состава, которое можно обрабатывать холодным способом!

Коринна с недоверием посмотрела на Зайдельбаха:

— Мы беседовали об этом, но вы никогда не говорили о том, что…

— Этой проблемой я больше не занимаюсь.

— Это точно, — пояснил Горица, — ваш опыт прибрала к рукам фирма «Лайсинг-оптик», и, по словам Паульсена, за мизерную сумму! — Фред вызывающе смотрел на ученого. — А она охотно заплатила бы за это сто тысяч, поскольку это открытие сулит ей миллионы!

— Вполне возможно, — как-то бегло заметил Зайдельбах.

Коринна никак не могла понять, как доктор может быть таким спокойным.

— Паульсен мог бы и не называть мне этой суммы, — продолжал Горица, — я узнал бы это и без него: Лорхер положил себе в карман тройную прибыль!

— Это мне известно, — невозмутимо подтвердил Зайдельбах.

— У вас, дорогой доктор, действительно овечье смирение, и терпение тоже!

— Я терпелив и глуп, как овечка, — с ехидной усмешкой проговорил Зайдельбах, но тут же стал серьезным и процитировал: — «Терпенье и долгое мужество стоят больше, чем насилие и злость!»

— Цитата остается цитатой, — возразила Коринна, — часто вы противоречите сами себе.

— Вы совершенно правы, Коринна, — согласился доктор. — Пословицы и поговорки не всегда хороши. Я, как старый почитатель Шиллера, мог бы процитировать и из него…

— Ты что-нибудь понимаешь? — обратилась Коринна к Фреду.

— Нет, — покачал тот головой, — но догадываюсь.

— Не думаю, — возразил Зайдельбах. — Чтобы быть корректным, признаюсь: до сих пор моя месть носила всего лишь пассивный характер!

— Но только до сегодняшнего дня, не так ли? — поинтересовался Горица.

— Нет!

И вдруг Коринну охватило такое чувство, что сейчас что-то произойдет: доктор Зайдельбах никогда еще не казался ей таким целеустремленным. Она поняла, что доктора вовсе не нужно восстанавливать против Лорхера — он уже давно был его врагом.

А Зайдельбах повел себя совсем необычно: вместо минеральной воды он выпил вина. Глаза его заблестели.

— Чтобы быть кратким, скажу: ослепляющая граната является, так сказать, яйцом без зародыша!

Горица поставил бокал на стол.

— Что вы сказали?..

— Что слышали! Не существует никакого ослепляющего оружия а-ля Лорхер, с помощью которого солдат противника можно превратить в беспомощных слепцов! И я очень рад этому!

Горица залпом осушил свой бокал и с такой злостью бросил бутылку в камин, что она разлетелась на мелкие кусочки. Коринна испуганно вскрикнула. Зайдельбах, бледный как полотно, вскочил со своего места, мгновенно опять превратившись в старого, беспомощного ученого.

Коринна прекрасно поняла реакцию Фреда: разрушилась их мечта о будущем, которая зиждилась на открытии Зайдельбахом нового вида оружия. Неужели же смерть Дитера была напрасной?.. Фред уже видел в мечтах миллион на своем счету в Швейцарском банке, а теперь вдруг Зайдельбах утверждает, что новое оружие- это яйцо без зародыша?..

— Я не могу в это поверить, — проговорила Коринна, побледнев, — от чего же тогда ослеп мой брат?

Услышав упрек Коринны, Зайдельбах поспешно объяснил:

— Вся беда была в том, что взрыв произошел в закрытом помещении, и потому действие заряда оказалось более сильным, чем на открытой местности… — Доктор посмотрел на Коринну и Фреда. — А Лорхер был настолько ослеплен своей идеей, что не в состоянии был понять: такое оружие, если бы оно существовало на самом деле, никогда не удалось бы применить на практике!.. Мой компаньон всегда старался отстранить меня от получения экономической выгоды от моих изобретений!.. Вот тогда-то я и решил не разочаровывать его и не выводить из заблуждения относительно «нового вида оружия». Он вложил все свое состояние в создание ослепляющего оружия! — со злорадством закончил Зайдельбах свое признание.

Только теперь до Коринны дошел смысл слов доктора о «пассивной мести».

Вытерев вспотевший лоб, Зайдельбах продолжал:

— Страдания, которые я вам причинил, Коринна, сам того не желая, я никогда не смогу искупить. Но я очень хочу хоть в какой-то степени утешить вас… Я намерен завещать вам все, что у меня есть! Родных и близких у меня все равно нет, разве что фрау Кутчера, моя экономка, которая кое-что получит по завещанию.

Коринна покраснела.

— Лорхер и Крампен знали, что сейф будет вскрыт, — убежденно сказал профессор, прислонившись к камину. — Меня же они подложной, телеграммой вызвали во Франкфурт, да вы об этом и сами знаете…

— А кто сообщил Лорхеру о готовящейся операции по ограблению сейфа? — спросил Горица.

Зайдельбах пожал плечами:

— Тогда я узнал только то, что осведомителю заплатят приличную сумму, а позже Лорхер назвал мне ее: десять тысяч марок было выплачено агенту «МАД»!

Горица от удивления тихо свистнул и спросил фамилию агента.

— Этого я не знаю, — ответил ему доктор, — но Крампен знает.

— Факт остается фактом: мой брат действовал по приказу, — сказала Коринна. — И по этому приказу он должен был похитить из сейфа документацию на ваше изобретение! Какой же вы добрый, если не перенесли на меня свой гнев, более того…

— Прошу вас, перестаньте! — нервно перебил ее Зайдельбах. — Ваш брат никоим образом не мог похитить моего изобретения!

— Как это — не мог?! — воскликнул Горица, который все еще не понимал, что открытие доктора ничего не стоит.

— Бумаги, лежавшие в сейфе, самая простая макулатура! — пояснил Зайдельбах с таким видом, будто был виноват в том, что обманул вора.

— Макулатура?.. — недоверчиво переспросила Коринна.

— Сейчас вы все поймете, — заверил Зайдельбах. — Получив горький, но наглядный урок после изобретения мною нового вида стекла, я уже не верил больше Лорхеру. Оригинальные материалы я заснял на микропленку, которая была не больше батарейки, какие обычно вставляют в наручные кварцевые часы.

— Выходит, что бумаги, лежавшие в сейфе, не имели никакой ценности? — спросил Горица.