— Чего?
— Из тебя хороший попугай выйдет, а не слон. Думай!
— Я — кот, мне думать не положено!
— Ну, я тебе еще припомню эти слова. Ваша задача — достичь гармонии, получая удовольствие от жизни в процессе. А когда гармония будет достигнута, что произойдет?
— Боюсь предположить.
— Правильно боишься! Гармоничный мир, которому некуда развиваться существовать не сможет и исчезнет, распадется на мельчайшие частицы.
— Хорошенькую перспективу ты мне обрисовало!
— Да ты не бойся, вряд ли это вообще произойдет, в ближайшие пару веков уж точно не будет. Вы, обитатели Вселенной — знатные раздолбаи и двоечники, вот как твоя хозяйка! Все норовила впихнуть своим кавалерам все, что у нее есть — любовь, заботу, внимание, доброту, а в ответ не просила ничего.
— «Никогда ничего не просите, умная женщина!» ©
— Ишь ты, образованный, зачем дураком прикидываешься? Просить и не надо, надо брать, когда дают.
— А ей разве пытались что–то дать взамен?
— Конечно, пытались, все записано и запротоколировано.
— Бюрократы!
— А ты как думал? Так вот. Времена мягких уроков прошли, сейчас, после этой встряски, если до нее не дойдет, то…
— То? Одиночество?
— Да, или даже хуже. И не спрашивай, все равно не скажу что. У нее еще хорошие шансы, тьфу три раза, чтобы не сглазить. Помогать будешь?
— Ха, конечно! Что делать надо?
— Выйти из дома и навестить одного художника.
— Так она меня не выпустит теперь!
— Ты слоном еще хочешь быть?
— Спрашиваешь!
— Тогда думай!
* * *
Люба слегка подвинулась рассудком. Совсем чуть–чуть. Сначала пропажа Васеньки, нет, не правильно. Сначала были те мерзавцы, которые ее бросили, потом кот убежал, потом нашелся, а потом, как в кино, она почувствовала, как ее жизнь и судьба переплетается с судьбой Василия Ивановича, видела, что он тоже это понял, осознала, что вот оно — настоящее чувство. И в голове сразу же завертелись картинки свиданий, помолвки, свадьбы… А потом — пустота. И ладно бы было ей лет восемнадцать, нафантазировала дуреха, порыдала неделю в подушку, да и успокоилась. Нет, она чувствовала, что либо Васенька, либо никто. «Значит никто," сказала самой себе и погрузилась в зябкое серое небытие. Она выключила телефон, насыпала коту побольше корма, налила ведерко воды и легла на кровать. Она спала, просыпалась, опять засыпала и внутри было пусто и уныло. Сколько дней, недель, месяцев, лет она так пролежала? Ей казалось, что она разом постарела, обессилила и встать с кровати ей будет невмоготу. Она бы и не встала, если бы не кот. Он орал, бегал по ней, царапался, кусал за пальцы ног и чего–то требовал.
— Чего ты хочешь? — она еле–еле произнесла эти слова, не узнавая собственный голос и с трудом вспоминая, как вообще можно говорить.
Васька пулей промчался к входной двери, сел перед ней и замяукал. Еще месяц назад она бы и мысли не допустила, что может его выпустить погулять, а сегодня в ее голове медленно, как сонная муха, зашевелилась мысль: «Я душу его своей любовью. Я люблю его только для себя, не для него, он живет в клетке моей любви.» Она медленно подошла к двери и отворила ее, кот, задрав хвост, побежал по дорожке и быстро скрылся из вида.
— Ну вот и все, — сказала сама себе Люба. — Теперь либо в петлю, либо… А что это я так завелась, собственно говоря? Что это было? Посмотрели в глаза, промелькнула искра, возникло напряжение и притяжение и все! Что я нафантазировала? Сколько можно наступать на эти грабли?
Она сама не заметила, как закрыла дверь и орет изо все мочи в коридоре. Кричит и плачет и задает вопросы не пойми кому.
«А слезы действительно помогают," обессиленная Люба добрела до кухни, решив попить чаю. «Заваривать лень, но есть коньяк». Она взяла бутылку, рюмку и пошла в спальню, где и напилась до бессознательного состояния.
* * *
— Ты, урод, ты понимаешь, что ты мне жизнь сломал?
— Вась, ты что? Ты о чем?
— О том! Пьянючее убожество, которое надо было из ментовки вытаскивать именно в тот день, когда..
— Когда что?
— Заткнись, видеть тебя не могу.
Василий Иванович хлопнул дверью и понесся в кабинет писать заявление по собственному желанию.
В тот самый день и час, когда он увидел в ее прекрасных глазах понимание, узнавание, нежность и безграничную любовь, когда он отправил мать домой на такси, чтобы она не мешала сказать хотя бы что–нибудь связное, когда он решился на Поступок, позвонил лучший друг Витя и пьяно лепетал в трубку, что у него отобрали права и ему срочно нужна помощь и он единственный, кто ему может помочь. И Василий помчался, думая, что вполне возможно он успеет забрать Любу, в крайнем случае объяснит ей все на работе на следующий день. Он не успел и не объяснил, потому что она не пришла не работу, телефон был выключен, а когда он приехал к ней домой, там было темно и, судя по всему, пусто. Она пропала, как в воду канула. Прагматичный и ушлый Василий Иванович умудрился добыть номера Любиных подруг и поднял всех. Все волновались и все ее искали до тех пора, пока…
— Васька, быстро в машину и бегом к дяде Леше.
— Мама, что случилось? Кому плохо?
— Всем хорошо. Забеги в цветочный, купи самый шикарный букет и пулей сюда.
— Ничего не понимаю.
— Сынок, не обижайся, но ты вообще балбес. Приезжай, объясню.
Серый Васька стерег коробочку с серьгами, теми самыми, эльфийскими, которые волею судеб столько времени хранились в двух шагах от своей настоящей хозяйки. Он точно следовал указаниям свыше и был невероятно горд собой, а еще он до отвала наелся курицы и напился молока (это была уже его собственная инициатива — скорчить голодную и жалостливую морду). Оставалось надеяться, что люди поймут, как надо действовать. Они поняли. «Наверняка им тоже что–то нашептали," — Васька был низкого мнения о людской сообразительности.
К экспедиции готовились быстро и суетно. Любовь Павловна вызвала сына, молодец, догадалась цветы заказать. Алексей Александрович нашел бутылку хорошего вина, а Ивана Петровича отправили за конфетами. Люба волновалась, ей казалось, что если они прямо сейчас не пойдут к Васиной хозяйке, может случиться непоправимое. Когда примчался Василий Иванович и ему сбивчиво рассказали обо всем: сны, намеки, кот, серьги, как Любовь Павловна вспомнила и Ваську и кольцо на руке Любы, он потянулся к коробочке, которую охранял серый разбойник.
— Он царапучий, осторожно! — мать схватила его за руку.
— А я взвинченный и расстроенный, — Василий Иванович выдернул руку и спокойно взял у Васьки коробочку. Кот только моргнул, подтверждая его право на это.
— Те самые, — Василий Иванович любовался украшением, как будто видя перед собой Любино кольцо. — Я пошел!
— Нет, дорогой, ты неправ. Мы идем все, иначе ты опять сбежишь!
— Мама, я же объяснял!
— Мы все идем, мы имеем на это право. Особенно Лешка, это Леночкины серьги, все–таки.
— Были, — добавил Алексей, надевая туфли.
Они прошли всего несколько десятков метров и очутились перед Любиным домом. Пустым и темным. Они долго звонили в дверь, потом долго стучали, потом Василий позвонил Татьяне и Светлане и они сказали, что надо вскрывать дверь и уже совсем было собрались звонить участковому, как Васька заорал. Громко, жалостливо и тоскливо.
* * *
Как Муми мама проснулась от чихания Муми тролля, так и Люба, спавшая беспробудным сном под звонки, стуки и людские крики, сразу же проснулась от кошачьего вопля.
— Ранен! Умирает! — она в ужасе побежала к двери, распахнула ее, а там… там был Василий Иванович с вопящим котом и букетом цветов в руках.
* * *
— Ну те-с, коллеги, думаю, мы хорошо поработали!
— Согласен! Этому толстокожему и противному коту даем шанс побыть в слоновьей шкуре?
— Как вы ловко скаламбурили, коллега!
— Научился у людей, они это любят!