Ждали и наслаждались грохотом артиллерии мы практически до середины дня. При чем я наслаждался - очень может быть, что это последние радости в этой жизни. Радость от того, что можно полежать, поглядеть в летнее небо Центральной Европы, на облачка, пощуриться от солнечных лучей, послушать, как каждые несколько минут тонны взрывчатки перелетают над моей головой и взрываются где-то там, среди врагов. Вот как-то раньше мне этот кайф мне был недоступен.
К полудню русская артиллерия подавила немецкую, после прошлась по траншеям, выбивая пулеметные гнезда и вообще всех, кто не спрятался. После подняли нас и отправили в атаку. Здесь не было тотального обстрела, который я видел парой дней ранее, в траншеях было немало вполне боеспособных солдат, но они не были бойцами постоянной армии, и их наша атака привела в полное расстройство. Немногие из них решили стрелять, большинство смотрели на нас глазами кролика перед удавом. Особенно, на гранатометчиков. Как мне показалось. Все-таки у гренадеров - весьма серьезная репутация. Уступает разве что казакам.
Вражеские окопы мы заняли практически без потерь. Сдавшимися немцами занялись ангарцы, а мы рванули вперед и быстро заняли предместья польского городка, дома, из которых стреляли, забрасывали гранатами, вообще гренадеры работали осторожно, не рисковали. В этот раз мне тоже пришлось пострелять - я снова взял ручной пулемет и уже подходя к центральной площади городка очередью заставил несколько врагов не высовываться, из-за телег, что стояли у штаба, размещенного в мэрии, единственном каменном здании. После пришлось дать несколько очередей по окнам, нечего им высовываться, пусть спокойно ждут, когда прилетит граната или придут солдаты их пленить.
Городок мы взяли бодро, потерь почти не было, от шальных пуль погибло только двое гренадеров, 36 ранено. Потери терпимые, я ожидал много большего. Что меня удивило, кроме германцев с нами сражались и поляки, одетые в обычную гражданскую одежду, но с красно-белой повязкой на рукаве. Предположения моего поручика реализовывались, местное население считает нас врагами, а не немцев, которые пришли сюда воевать. Перспектива нехорошая, если нам здесь устроят партизанскую войну, потери возрастут на порядок. Увидев у здания мэрии полковника Сальве, я высказал ему свои предположения, однако он отмахнулся от них.
∙ Поляки - плохие войны. Они перегорели лет так триста назад, с тех пор их воинственность ограничивается молодежными бандами или бурчением в пивной. Это раньше их крылатые гусары были визитной карточкой Польши, наводили страх на соседей и турок. Сейчас они ни на что не способны. Трусливы. Трусливы до безобразия. Не смогли оказать никакого сопротивления ни имперцам, не немцам. Так что, не волнуйся. И еще, Оструда - ото уже не Царство Польское, это уже Пруссия. Так называемая польская Пруссия. И здесь не немцы оккупанты, а как раз русские. То есть мы. Если раньше поляки были условными союзниками, то теперь они - враги. Правда тоже - условные. Зарубите это себе на носу.
∙ Хорошо, господин полковник, разрешите идти?
∙ Идите, капитан. Теперь капитан. Без приставок. Решено повысить вас в звании, хорошо воюете, черт возьми! И Владимира с Анной решили вам дать, наградить то есть. А то без наград, командуете сразу батальоном. Вопросы возникают.
∙ Благодарю. Стоит проставиться?
∙ Получите - проставитесь. Здесь не принято заранее. Плохая примета. А вот погоны можно уже поменять.
Хотел сделать своим сюрприз, но "торговое общество" пока не прибыло сюда. Вместо этого сюрприз сделали мне придя в расположение, я встретил своих офицеров в строю, с поднятыми клинками, прапорщик фон Бак держал на бархатной подушечке два капитанских погона. Ведь я сам узнал об этом пару минут назад! А эти, уже.
В общем, пришлось пройти сквозь строй, принять погоны и рюмку водки. После чего, принял поздравления и пригласил всех в мою палатку, где я обещал проставиться. Хотя, говоря откровенно, не чувствовал за собой особых достижений, подвигов ради которых стоило меня повышать в звании. Но люди радовались, я встретив одного из своих гренадеров, строго приказал, найти мне вина и шампанского, и фельдфебель Овсянко торжественно принес нам два ящика. Вот воспользовался своими привилегиями, а теперь стыдно. Пришлось презентовать фельдфебелю пять рублей, что здесь было очень немало. А после принять участие в пьянке, обмывании моих погон.
Утром меня снова накрыла военное делопроизводство. Ротные и командиры специальных взводов мне предоставили данные о расходе боеприпасов и прочих средств. Убыли личного состава, заявки на пополнение как того, так и другого. Не менее геморройное дело, хотя и, пожалуй, более приятное - наградные листы. Бойцов нужно поощрить, тем более, было за что. К примеру, рядовой Мелентьев спас товарищей - рискнул, схватил немецкую гранату и откинул ее в сторону, за сарай. Чем спас и себя и других бойцов. Знак отличия Военного ордена, а попросту - Георгиевский крест, при чем уже второй степени. Ну и так далее. Наградные листы я подписывал, но утверждение их - это уже не моя епархия, этим занимаются чины повыше меня.
Закончил с писаниной я только уже после обеда. "А что ты думал?- сказал сам себе. - Управлять батальоном, тем более ведущим активные боевые действия, это тебе не ромашки на лугу нюхать (услышал у кого-то из наших офицеров, и привязалось). Это труд, и не меньший в небоевой ситуации. А может и больший. Перекусив, на этот раз не из солдатского котла, дошел до офицерской "столовой" - навеса, под котором находился стол и две скамейки. Все-таки не даром я сдавал деньги на офицерское питание, нужно мне хоть иногда его вкушать? Правда большого отличия от солдатского котла я не ощутил: все готовили из трофейных немецких консервов. После чего меня вызвали к полковнику, за чем-то я понадобился Сальве. Тот распросил, как мы действовали в последнее время, как помогли уфимцам, кто из моих офицеров как себя вел, кого могу выделить. Я честно все рассказал и особенно выделил Тагамадзе. Ну и фон Бака. Сальве задумался.
∙ Видишь ли, Виктор. Левон твой - неблагонадежный. Социалист. - я навострил уши, кто такие социалисты здесь, я совсем не знаю. - Так вот. Приходило предписание, его передать военной полиции и отправить в штаб. Но твой доклад говорит, что он либо не враг, либо очень хорошо прикидывается. Неприятная история. Пока я пошлю твою докладную на присвоение ему внеочередного звания штабс-капитана и наградной лист наверх. Посмотрим, как среагируют. Ну а потом будем посмотреть. Не хочу я терять перспективного офицера, особенно сейчас, когда перед нами стоит непосильная задача. Штурм Кенигсберга. Все же мои самые плохие предчувствия сбываются.
После этого он отослал меня, а я, придя в расположение описал ситуацию своим офицерам. Будем штурмовать. Плюсом было то, что значительную часть немцев, которые могли оборонять столицу Восточной Пруссии мы смогли уничтожить или пленить. Из полутора миллионов в городе и окрестностях осталось около шестисот тысяч. Плюсом было то, что в основном это был ландвер. Армейцев было немного, но это были артиллеристы, а орудий в Кенигсберге... даже больше, чем у нас. А ведь Империя традиционно придавала этому роду войск очень большое значение. Второй минус - город представлял из себя чудо фортификации. Его начали укреплять еще в Средние века и укрепляли, укрепляли, укрепляли. Вплоть до последних дней.
По уму, его стоило бы блокировать. Честно говоря, я и сам бы не смог принять правильное решение, как можно его штурмовать. Без ядерного оружия, по меньшей мере. А лучше кинетическими зарядами, с орбиты, чтобы все там в щебень мелкий. Однако, одной стороны, можно осадить его и ждать, когда германцы сдадутся. Но для этого нужны значительные силы, которые придется отвлечь от иных операций армии. С другой стороны, штурм - это огромные потери.
Ну нет, осада - и только! Пусть сидят блокированными в своем городе-крепости ко самой капитуляции Германии. Или до ее победы - на штурме можно потерять и десять к одному, даже с самым криворуким противником.
