Уличные торговцы раскладывали прямо на земле свои нехитрые товары и дремали, присев на корточки, прислонившись спиной к стене.
А в цитадели рядом с домами стояли войлочные юрты гузов. Кочевники сохраняли свой образ жизни, варили пищу в котлах над кострами, тянули свои заунывные, грустные песни. Только за хорошую плату они соглашались запереться в эти тесные для степняков каменные стены.
Наместником Саркела всегда назначался близкий родственник царя, младший брат или племянник. Хазарские беки говорили с обидой, что не Хазарии принадлежит крепость, а лично царю. В этом была большая доля правды. Царь Иосиф смотрел на Саркел как на последнее убежище в случае смертельной опасности. Здесь он хотел отсидеться под защитой крепких каменных стен и верного гарнизона, пока князь Святослав не покинет Хазарии. Потом можно попытаться сложить из обломков некое величественное здание державы Кагана. Главное — выиграть время…
Царь Иосиф выиграл бешеную гонку по степи. Тяжёлые, окованные железными полосами ворота Саркела захлопнулись за спиной царя раньше, чем погоня успела добежать до внешнего рва.
Князь Идар переломил и с досадой швырнул на землю свою плеть. Плеть, которая не сумела взбодрить коня настолько, чтобы он догнал врага, недостойна висеть на руке воина!
Потом печенежский князь уселся на ковёр, раскинутый слугами на возвышенном месте поодаль от города, и принялся неторопливо отхлёбывать из чаши кобылье молоко, показывая своим безразличием, что дело своё он сделал, безошибочно привёл погоню по следам царя, а остальное его не касается. Печенеги штурмовать каменные стены не привыкли, пусть руссы сами думают, как поступать…
Алк и Вест подъехали к краю верхнего рва. Под ногами лениво покачивалась мутная вода. Через мост перекинут узкий, в три доски, мостик — едва конному проехать. Дальше, за половину перестрела, желтел обмазанный глиной откос внутреннего рва, а за ним крепостная стена с зубцами, с квадратными башнями.
— Неладно вышло, — задумчиво проговорил Вест. — Твердыня эта нам не по зубам. Опоздали.
— Может поговорить с хазарами? — предложил Алк. — Так, мол, и так, царёво войско побито, следом за нами придёт князь Святослав тогда крепости конец. Пусть выдадут царя, если хотят сохранить жизнь…
Вест в сомнении покачал головой. Но Алк уже направил коня к мостику.
Конь осторожно ступал по качавшимся доскам, испуганно косился на стоячую воду. Копыта негромко постукивали по дереву, и этот стук был единственным звуком, нарушавшим тишину. Молчали дружинники, стоявшие за внешним рвом. Безмолвной и зловещей была крепость.
Когда Алк переехал мостик, между зубцами стены поднялись головы в лохматых меховых шапках. Широкие бурые лица гузов почти сливались с мехом, узкие глаза казались издали чёрными чёрточками.
Алк поднял обе руки вверх, показывая, что приехал с мирными намерениями. Закричал по-печенежски, надеясь, что в степях, пограничных с печенежскими кочевьями, люди понимают этот язык:
— Храбрые воины Саркела! Князь Святослав побил хазарское войско. Великий город Итиль пал к его ногам. Каган принял смерть на поле битвы и больше не защитит вас. Выдайте нам царя Иосифа и мы уйдём!
Яростно, негодующе взвыли гузы на стене. В Алка полетели стрелы. Прикрываясь щитом, он пятился к мостику. Стрела вонзилась в шею коня. Алк выдернул ноги из стремян, отпрыгнул в сторону, чтобы падающий конь не придавил его, и на миг опустил свой щит. Тотчас стрелы гузов ударили в грудь, в плечо, в правую руку выше локтя. Железная кольчуга спасла жизнь юноше, лишь одна стрела скользнула по бедру, не прикрытому доспехами. Прихрамывая, Алк перебежал мостик и упал на руки товарищей.
Подошёл князь Идар, посмотрел, как дружинники перевязывают рану чистой тряпицей, проворчал недовольно:
— Почему меня не спросил? Разве не знаешь: гузы, будто хищные звери, на всех кидаются? Разве с ними можно разговаривать? Нехорошо, нехорошо…
Потом Алк лежал в шатре и слушал, как сотник Вест и князь Идар, словно состязаясь в рвении и воинской опытности, распоряжаются началом осады.
Против всех воротных башен Саркела встали сторожевые заставы, были поставлены частоколы из заострённых кольев, чтобы помешать всадникам-гузам делать вылазки.
Гонцы князя Идара поехали на другую сторону Дона и вернулись из печенежских кочевий с большими телегами. Составленные рядом, телеги окружили весь Саркел. За ними притаились печенежские лучники.
Осаждённым некуда было деваться, но осаждающие не могли взойти на крепкие стены города. Осада Саркела оказалась долгой и изнурительной.
Весенняя прохлада давно сменилась летним зноем, а Саркел стоял. У Веста и Алка дружинников было немного, штурмовать с такой горсткой крепость было чистым безумием. А печенеги лезть на стены просто отказывались.
Алк послал гонца за помощью, но гонец привёз лишь строгий наказ князя Святослава: «Сторожить царя крепко и ждать!..»
Потянулись дни и недели томительного осадного сидения.
…Потом, когда закончится, наконец, осада Саркела, это время останется в памяти Алка беспросветной тоской, сплошным чёрным провалом.
Войлочные стены юрты — единственное место, где можно спрятаться от жгучего солнца…
Пыльные вихри в степи…
Смрадный чад печенежских костров — дерева в степи не было и в костры бросали сухой навоз.
Непереносимый трупный смрад — умерших жителей Саркела гузы сбрасывали со стены в городской ров….
Щемящие сердце, грустные песни дружинников…
И бездействие, томительное и иссушающее душу. Лениво лежать в юрте и жевать даровое мясо, как это делал князь Идар, юноше было невмоготу.
Алк не понимал ещё, что ни удачный полёт стрелы, ни азартная погоня и даже не яростное самозабвение битвы превращает юношу в настоящего мужчину, а вот такое длительное испытание стойкости, терпения и силы духа…
Наступила осень — самое невесёлое время в степях.
Пожелтевшая трава звенела, как выкованная из меди.
Обмелевший Дон обнажил песчаные отмели, и, когда задувал ветер, мелкий белый песок струился, как речная вода.
Над Саркелом кружились коршуны, их было так много, что казалось, стервятники слетелись в это страшное место со всего Дикого Поля.
Князь Идар жаловался, что коней нечем кормить, что пора кочевать дальше на север, где в низинах ещё сохранилась трава. Алк уговаривал его подождать, пугал гневом князя Святослава. Идар уходил недовольный и каждый раз повторял, что эта отсрочка — последняя: он не может рисковать табунами, слабеют кони и помирают…
Худо было осаждающим, но защитникам Саркела — ещё хуже. Наёмники-гузы давно съели своих коней и теперь варили в котлах сырые кожи, благо в амбарах кожевников оказались большие запасы. Колодцы в крепости почти пересохли, а добывать воду из близкого Дона удавалось редко: тропинки к реке сторожили лучники князя Идара. Люди в осаждённом Саркеле тоскливо смотрели на безоблачное небо, молили богов о благодатном дожде. Тщетно! Однажды небо нахмурилось тучами, но дождь пролился за Доном, будто в насмешку обронив на пыльной городской площади несколько крупных капель.
Царь Иосиф запёрся в высокой башне, которая стояла посередине цитадели. Возле узких, всегда запертых дверей, прорезанных в кирпичной толще, стояли свирепого вида арсии. Остальные горожане давно иссохли от голода и жажды, а усатые лица арсиев лоснились, могучие плечи распирали кольца доспехов. Это казалось удивительным: иссыта-сытые, здоровые!
Немногие в Саркеле знали, что в глубоких подвалах башни ещё сохранились запасы пищи и вино в больших глиняных кувшинах. Тяготы осады не коснулись царя Иосифа и его верных телохранителей.
Царская башня была крепостью в крепости, со своим гарнизоном и со своими запасами. Иосиф надеялся, что она выдержит приступ, если даже руссы ворвутся за крепостные стены Саркела. Стены башни были толстыми и крепкими, бойницы так узки, что сквозь них не сумел бы протиснуться даже ребёнок, а крутые лестницы, которые вели наверх, к жилищу царя, легко защищать даже немногим воинам. Руссы захлебнуться в крови, если попробуют штурмовать башню. А до неё ведь ещё две мощные стены — внутренняя и наружная — да два рва. Только бы продержаться до морозов. Зимовать под крепостью руссы не будут, уйдут.
