– Ты не такая, как все! – прошептал мне на ушко Витя Козлевич, и его громадные штангистские ладони волнующе сжали мою талию.

Из дискотечных динамиков пронеслось про пьяное солнце, и я сама слегка опьянела от здорового олимпийского жара и блестящих глаз напротив. Пожалуй, я в него влюблюсь… У меня приятно закружилась голова в предвкушении чего-то большего – такого, о чём пишут в книгах с пометкой 18+. Сердце моё учащённо забилось. С очередным поворотом в нашем не слишком замысловатом танце я заметила, что тяжелоатлетка Крохина смотрит на меня так, словно готовится к роли Отелло в смотре художественной самодеятельности. В моих венах игривыми пузырьками заиграл адреналин. Я чуть задрала подбородок, празднуя победу: «Будет знать, как обзываться! Штангистам больше нравятся «чахоточные выдры», а не косая-сажень-с-ядром… Вот так!»

– У тебя даже имя особенное – Тася! Ты такая… такая, – с томным обожанием подыскивал нужное слово Витя.

А мне вдруг стало безразлично, что мой кавалер не красноречив и не остроумен. У него сила – в другом. Однозначно в другом… Он – красивый.

Песня закончилась. Витю окликнули.

– Никуда не уходи, Тася! – сказал он. – Я сейчас.

Я улыбнулась ему, чувствуя, как рдеется что-то внутри. Очень удачный сегодня день! Не зря я утром на пляже нашла «куриного бога», да не обычного, а настоящую жемчужинку с дыркой посередине. Теперь висит у меня на груди – на счастье!

В ночи трещали цикады, дурманяще пахла магнолия, с моря на дискотеку спортивного лагеря налетал свежий бриз. Романтика! Что-то обсуждая с парнями из команды под большим фонарём, Витя помахал мне, и мурашки пробежали по моей коже. Я засмущалась от собственных мыслей и мечтательно прикрыла глаза… Вдруг кто-то дёрнул меня сзади за плечо и втащил в кусты. Я не успела взвизгнуть, как оказалась на дорожке перед Крохиной, На ее широком славянском лице яростно сверкали глаза, в каждом по смертному приговору. Две рослые гребчихи в одинаковых синих костюмах стояли рядом и тоже не выражали дружелюбия. Ой!

– Слышь ты, выдра… – начала Крохина, потирая кулаки. – Ща мы тебя научим, как перед чужими парнями задницей крутить! Навсегда запомнишь.

Я застыла, испуганно моргая. Ноги стали ватными. Надо было что-то сказать, но у меня лишь беспомощно задрожала нижняя губа. Витя! Где он?! Он не спасёт меня?..Вместо него из темноты вынырнула высокая девушка и заслонила меня собой. Длинная чёрная коса взметнулась перед моим носом.

Рита! Риточка! – закричала я от радости, но про себя, так как дар речи в критические моменты пропадает у меня первым. Зато у меня получилось попятиться, очень осторожно.

– Эй, каратистка, вали отсюда! Нам с тощей выдрой надо поговорить, – угрожающим басом произнесла Крохина.

– Сами валяйте. Таська со мной.

– Лучше не нарывайся. А с выдрой мы не очень больно поговорим, – вставила гребчиха Грымова, истинно русская девица, из тех, что коня на скаку, в дом с огнём и медведю палкой в лоб. Вторая, кучерявая рыжая Аня хихикнула:

– Мы за любой кипишь, а за подругу и подавно… – И хищно подмигнула мне, с опаской выглядывающей из-за плеча Риты. – Эй, мелкая, от Козлевича отвянь, иначе вся команда карате тебе не поможет!

Ой, надо что-то делать! Их трое, а Рита одна, пусть и чемпионка – меня-то можно не считать. Дрожа, как осиновый лист и скрещивая пальцы на всякий случай, я пробормотала со всей возможной жалостливостью и раскаянием:

– Он сам пришёл, точнее пригласил… Я больше не буду… Честно-честно!

Не помогло. Ноздри у Крохиной раздувались, словно у буйволицы, узревшей красную тряпку:

– Слышь ты, выдра, еще раз к Козлевичу приблизишься, я тебе! – Её кулак взметнулся в воздух, и в мою сторону что-то полетело. Возле моих кед упал булыжник.

– Не тронь Тасю! – Рита подалась вперёд, сделав выпад ногой.

Тяжелоатлетка бухнулась на мощёную плиткой дорожку. Гребчихи кинулись на помощь, а я зажмурилась, теряя от ужаса мысли. В опустевшей голове осталось только дискотечное –

Куда угодно отсюда, Господи Боже! Хоть на Гавайи, хоть на Дживайи! Мамочки!

Я зажмурилась и, шагнув назад, споткнулась. В момент, когда под моей пятой точкой с треском подмялись ветки, всё стихло. За моими закрытыми веками вспыхнуло что-то яркое, и под дружное «Что за…» я осторожно приоткрыла один глаз. Потом второй. Надо же, какая живая галлюцинация!

Я читала, что после сотрясения мозга возможны глюки. Но мой мозг не там, чем я стукнулась. И всё же…Звёзды исчезли, припекало солнце. Более чистые, более бирюзовые волны плескались о белый песок. Позвольте, а где галька и камни? Изумрудные кудри тропического леса покрывали горы бухты. Солнца было два – красное и оранжевое. Рядом пыхтела в песке Крохина, над ней возвышалась Рита. Из-за перевернутой лодки неподалеку вылезла всклокоченная голова с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью. На кромке невероятно красивого пляжа загорелый мужичок в драной застиранной рубахе и коротких штанах возле утлой лодки замер с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью.

– Бурбулеу бурбеск гуду? – наконец, выдавил мужичок.

– Чиво? – опешила Грымова.

Мужичок спрятался обратно. Мне стало дурно, я облизнула пересохшие губы в надежде, что сейчас меня приведут в чувство, и всё станет обычным: парк, Грымова, море. Наверное, появится дядя Серёжа и будет отчитывать за то, что снова из-за меня переполох… Но тут Крохина вцепилась в мой хвост и пребольно дёрнула:

– Эй, выдра! Чё за фигня?!

Вроде бы больно во сне не бывает? И в галлюцинациях тоже. Так что же это?! Я пробормотала очевидное:

– Кажется, это не Сочи…

– Да блин…

Крохина выпустила мои волосы и оглянулась. С пальмы позади гребчих поднялась в небо большая птица с радужными крыльями, как фламинго, на которого розовой краски не хватило и докрасили всем, что было на палитре. Фламинго каркнул, поджал красные лапы, а затем резко взмыл вверх и направо.

Гребчиха Аня Фуц тряхнула короткими кудряшками и обругала птицу неприлично.

– Однозначно не Сочи, – сказала Рита.

– Что это?! – рыкнула Крохина и, быстро вскочив, ткнула кулачищем в сторону моря.

На выходе из бухты волны угрожающе нарастали. Затем расступились, и громадная акула, подобно летучей рыбе, выскочила из морского чрева. Красно-сине-зелёные, сверкающие плавники распахнулись, как крылья, и мы увидели на загривке чудовища седока в чёрном. Он направлял акулищу прямо на нас. Девчонки взвизгнули и бросились в пальмы, мужичок из-за лодки туда же. Только я застыла на белой песчаной полоске, как кролик перед удавом.

Пара секунд, и гигантские челюсти клацнули, словно ковш экскаватора перед моим носом. Акула хряпнулась пузом о песок, сложила крылья и встряхнулась, окатив меня солёными брызгами и осыпала песком одновременно. Пляж содрогнулся. Несмотря на крики из кустов «Беги, выдра!», «Тася, к нам! Скорее!» «Ё-ё, вот дура…», я не могла пошевелиться от страха.

Нет у меня никакой реакции, я даже на права сдать не смогла – правила ответила на «отлично», но инструктор поседел…

И тут на песок спрыгнул здоровенный молодой мужчина в чёрном.

«Красивый», – пискнуло моё женское «Я»; самая быстрая часть меня, которая мгновенно отметила синие глазищи, прямой нос, широкие плечи, смоляные косы и короткую бороду, скорее отросшую щетину. Незнакомец нехорошо осклабился, глянув на мою грудь, и, внезапно сграбастав, перекинул на плечо.

– Ой! – вскрикнула я, – Помогите!

А мужчина взбежал по жабрам акулы, как по лестнице. Плюхнул меня животом и лицом в скользко-мокрый загривок чудовища так, что я ахнула. Попыталась подняться, отталкиваясь руками от вонючей рыбьей туши. Но незнакомец, оседлавший акулу, вдавил меня обратно ладонью, чтоб не рыпалась, и грозно выкрикнул: